— Хреново, — он честно, но коротко отвечает, когда тянется за своей порцией, а после молча жуёт, при этом устремив свой взгляд в никуда.

Я тяжело вздыхаю. Всё же глупо было с моей стороны надеяться, что, сразу же после нашего примирения, он забудет о своей обиде, и всё станет прежним. Разумеется, я понимаю, что утомительная работа его изматывает, но это осознание, к моему стыду, не освобождает меня от параноидальных мыслей, которые напрямую связанны с тем, что за целую неделю я так и не почувствовала себя прощённой. За всё проведённое вместе время я так и не отважилась к нему даже прикоснуться, поскольку страшусь, что хватит одного лишь объятия, дабы истощить его до конца. Потому, чтобы быть ему хотя бы самую малость полезной и не докучающей, я собственными руками превратила себя в его безропотную прислугу, которая следит за его графиком сна и питания. И на этом наше общение, к моему беспокойству, заканчивается. Оттого-то я и нахожусь в подвешенном состоянии уже который день. Украдкой взглянув в его сторону, я вдруг ловлю его тяжёлый и бессильный взгляд на себе. И я поджимаю губы от осознания.

— Ты меня так и не простил? — я рушу тишину вопросом, который уже долгое время режет меня изнутри, ибо я знаю на него ответ. И я на секунду перестаю дышать, поскольку сейчас он, не щадя моих чувств, ответит.

— Нет, я просто устал от того, что те, кого я люблю, никогда не любят меня в ответ, — он тихо, едва шевеля губами произносит, после чего откидывается на спинку дивана и, будто не желая слышать ответ на свою реплику, устало прикрывает глаза. Я же замираю от услышанного из-за сильнейшего изумления.

Я тебя люблю… До чего же эта фраза стала затасканной и ничего не значащей из-за повсеместного и неуместного использования. Я не единожды становилась свидетельницей того, как эту фразу, которая на самом деле имеет чудовищную силу, употребляли, когда описывали свои чувства к тому, кого едва ли знали. Меня всегда поражало и даже злило то, с какой легкостью это слово срывалось с их губ. Столь сильное чувство, как любовь, не может возникнуть после одного взгляда, одного прикосновения, одного разговора… Увлечение, влюблённость, одержимость — да. Настоящая любовь? Ни в коем случае. Потому-то мы с Александром никогда и не говорили друг другу подобные громкие фразы, ибо мы не путали сильную влюблённость с этим чувством. Но только что он…

— Ты меня любишь? — я с примесью удивления и неверия у него едва слышно переспрашиваю, в то время как моё сердце с невиданной скоростью колотится у меня в груди. Пару минут назад мне душу леденила мысль, что он в любую секунду может сказать, что сожалеет о нашем примирении, на которое повлияли мои рыдания и мольбы, а сейчас… За всю жизнь я никогда не слышала адресованного в мою сторону слово «люблю». Никогда и ни от кого. Но сейчас он…

— Я даже не удивлён тому, что тебя это так поражает, — он с грустной ухмылкой произносит, так и не взглянув на меня, а я поджимаю губы, ибо в его словах я нахожу столько горечи. Я собственной кожей чувствую какую боль ему приносит заблуждение, будто бы он всегда будет тем, кто не испытывает взаимность своих чувств. Но его мысли, к моему сожалению, имеют свои обоснования. Сначала Лиззи, так и не полюбив его как парня, изменила ему, а после я, в страхе показаться навязчивой и надоедающей, предпочла держать свои чувства под контролем, а также вести себя с ним сдержанно и порой даже холодно.

— Подожди, — я останавливаю его, поскольку, после затяжного молчания, он приподнялся с дивана, намереваясь уйти. Крепко держа его за руку, я обратно усаживаю его на диван.

Он не может покинуть эту комнату, потому как я должна сказать ему кое-что очень важное. То, что, возможно, я должна была сказать ему давным-давно. Но когда он так пристально на меня смотрит, я не могу вымолвить ни единого слова, поскольку они застряют у меня где-то в глотке. Я хочу ему это сказать, но каждый раз, как я решаюсь ему во всём признаться, меня останавливает парализующий страх. Страх, будто меня непременно осмеют, либо же в грубой форме отвергнут, сказав, что мои чувства не важны. Но я должна это ему сказать, иначе момент будет безвозвратно упущен, и я себе этого в будущем ни за что не прощу.

— Что? — он мягко, но непонимающе спрашивает у меня.

— Я люблю тебя, — несмотря на окутавший меня с головы до пят страх, а также чувство смущения, я произношу это тихим и размеренным голосом. А после, припомнив его ранее озвученные опасения, продолжаю. — Даже если бы ты был ужасен в постели, или до безобразия уродливым и бедным. Это бы ничего не изменило… И если ты сейчас не скажешь, что тоже любишь меня, то, клянусь, ты будешь спать на улице, потому что мне сейчас до невозможности неловко, — едва не краснея, я испытующе смотрю на Александра, который от услышанного будто бы окаменел.

— И я люблю тебя, Нила, — он, после секундного осмысление, которое для меня длится целую вечность, ласково и мягко произносит.

— Слава богу, — я с облегчением выдыхаю, ибо он ответил мне взаимностью.

Не дожидаясь его дальнейших действий или же слов, я всего через секунду тянусь к его губам и впервые с момента нашей ссоры аккуратно целую. И он отвечает. И далеко не сухо и равнодушно, а с той же лаской и истомой, что и я. Он нежно поглаживает мою левую скулу и талию, а я зарываюсь рукой в его всё ещё влажные от воды волосы и позволяю себе на него сесть. Углубляя поцелуй, я всё сильнее к нему прижимаюсь, при этом отмечая нарастающий поначалу восторг, а после возбуждение, которое я не могу игнорировать. С каждой минутой наша долгая разлука становится всё ощутимей, потому я усиливаю напор поцелуя и плавно начинаю скользить ладонью по его торсу вниз. Любой, кто говорит, что секса хотят одни лишь парни, в моих глазах бесчестный лгун, ибо сейчас я готова разорвать на Кинге всю его одежду разом и исцеловать каждый дюйм его прекрасного тела. Но когда я тяну резинку его спортивных штанов и запускаю в них свою руку, я сталкиваюсь с неожиданным сопротивлением Александра.

— В чём дело?.. — я растерянно протягиваю, убрав руку.

— Нила, я сейчас такой уставший, что у меня даже не встанет, — он мне сознаётся, отчего я чувствую очередной укор совести, ведь я, зная о его утомлённости, всё равно попыталась увлечь его сексом.

— Прости, — я виновато шепчу, при этом надеясь, что он не станет на меня из-за этого злиться.

— Зачем извиняешься? Я ж не импотент, — он по-доброму мне улыбается, после чего ближе меня к себе прижимает и, на секунду прижавшись своим лбом к моему, целует. И отвечая на его поцелуй, я думаю лишь об одном — наши отношения, наконец, стали стремительно налаживаться. Больше никаких недомолвок, стеснений или страхов, будто бы лишь один из нас по-настоящему заботится о другом.


xxx

Когда злосчастный четверг, от которого слишком многое зависит, наконец наступает, я тревожно просыпаюсь в пустой постели. Взглянув на часы, которые указывают на час дня, я хмурюсь в недовольстве. Александр меня так и не разбудил, несмотря на то что я его об этом заранее и неоднократно просила. Но не успеваю я из-за этого обидеться на парня, как вдруг я замечаю на прикроватной тумбочке оставленную им для меня записку. Потянувшись за ней и удивлённым взглядом бегло ознакомившись с оставленным посланием, я про себя усмехаюсь, потому как Кинг на самом деле не единожды пытался выполнить данное мне обещание, но я, вместо того чтобы раскрыть глаза, далеко не цензурно стала сопротивляться своему пробуждению этим утром. Всё же за это лето я отвыкла от раннего пробуждения по утрам. Тяжело вздохнув, я оставляю записку на своей подушке и встаю с кровати, желая привести себя в порядок.

Поскольку мы с Александром негласно решили, что до конца этой недели я буду жить вместе с ним, ибо я хотела быть рядом, чтобы ему помогать и поддерживать, я ещё на прошлой неделе временно вернулась домой за некоторыми вещами. Но по прошествии стольких дней чистой одежды у меня уже не остаётся, потому я раздеваюсь до гола и, найдя в шкафу последнюю пару нижнего белья, а также позаимствовав одну из футболок Кинга, иду в душ. Встав под горячие струи воды, я невольно вспоминаю о недавнем разговоре с Брайаном. Судя по настрою моего братца он вот-вот решится поведать Ричарду и Гвинет о том, что через каких-то восемь месяцев они станут бабушкой и дедушкой. Даже представить себе не могу сколько храбрости и мужества понадобится моему братцу, дабы сознаться своим родителям в этом ошеломляющем известии. Но как бы Брайан и Бонни не старались, уверена, им придётся через многое пройти, чтобы заслужить благосклонность и доверие Ричарда, который уже имел неосторожность поверить не в ту избранницу своего сына. Но я всё же надеюсь, что на сей раз он не будет так резок, ведь во время знакомства он пришёл в самый настоящий восторг от Бонни, которая является полной противоположностью злосчастной Элисон.

— О боже! — я вздрагиваю, стоит мне почувствовать, как бесшумно подкравшийся ко мне Александр кладёт мне на низ живота ладонь и аккуратно притягивает к своему обнажённому телу.

— Он самый, — он самодовольно шепчет мне, нарочно при этом задевая губами мочку уха, когда одной рукой ненавязчиво сжимает мою грудь, а другой поглаживает низ живота, отчего по всему телу проходит волна дрожи.

— Сделка прошла хорошо? — я спрашиваю изрядно дрожащим голосом, при этом спиной прижимаясь к нему.

— Да, — он коротко отвечает, после чего плавно разворачивает меня к себе и обнимает. Я же только сильнее к нему прижимаюсь, при этом сомкнув руки у него за спиной. Слишком много времени было упущено этим непростым летом. Поэтому, стоит мне осознать силу своей тоски по нему, как я приподнимаясь на носки и увлекаю его в лёгкий, но чувственный поцелуй. Нежась в его сильных объятиях под струями горячей воды, я теряю счёт времени. Но стоит ему через какого-то время сменить сердечность этого момента на пылкость, как я и вовсе забываю о существовании времени. Кинг жадно целует меня в губы, изредка спускаясь к моей шее, отчего я время от времени срываюсь на приглушённые стоны. — Помнится у нас ещё ни разу не было в душе, — он шепчет мне в губы, после чего, подхватив меня на руки, прижимает к стене. Обвив руками его шею, я впиваясь в его губы несдержанным и грязным поцелуем, ибо с последнего раза, когда наши обнажённые тела соприкасались, прошло почти три месяца. Три долгих месяца воздержания, которые дают о себе сейчас знать, ибо возбуждение всего за пару минут опьяняет мой разум. Кинг едва сдерживает себя, чтобы не причинить мне боль, когда плавно входит в моё напряжённое от предвкушения тело, отчего я в блаженстве прикрываю глаза.