— Он предоставил доказательства? — он продолжает мою фразу, а я положительно киваю. — Поэтому ты так…

— Психанула? Отчасти. Я просто не хотела в это верить, поэтому и приехала сюда. Надеялась, что Ричард так и останется лгуном, но в итоге я узнала больше чем нужно было, — я делаю небольшую паузу, чтобы перевести дыхание. — Я всю жизнь думала, что мои родители были хорошими людьми, которые не заслуживали того, что с ними случилось. И я всегда безоговорочно и слепо любила бабушку. Но вот чем всё обернулось. Родители полное разочарование, а бабушка, как оказалось, меня ненавидела всем сердцем. Да, я была отвратительным ребёнком, была грубой и невыносимой, но морить меня голодом, избивать за мелкие проступки… Не знала, что я была настолько ужасна, что иначе со мной нельзя было…

— То, что она обращалась с тобой, как с куском дерьма, не значит, что проблема была в тебе, Нила. Ты, может и не идеальная, но ты хороший человек. Она не должна была тебя даже пальцем трогать. Ты была всего лишь ребёнком, — я поднимаю глаза на Кинга и не могу не заметить в его взгляде осуждение и даже ярость. Да, из моих слов может сложиться впечатление, будто бабушка была бессердечным тираном, но на самом деле это не совсем так. Я была несносной, а бабушка, человек который никогда не был снисходительным и не славился терпением, не могла себя повести иначе. Такой уж она была.

— Я нехороший человек. Поверь, есть вещи, за которые я саму себя ненавижу, — я качаю головой, поджав губы, ведь понимаю, что в каком-то смысле я даже хуже моей бабушки. Всего на долю секунды на моих губах появляется ироничная улыбка. Никогда не верила в существование кармы. Мне казалось, что она существует лишь в фильмах, книгах и сказках в исключительно поучительных целях, но уж точно не в жизни. Но, по всей видимости, она имеет место в реальности, и сегодняшний разговор с соседкой стал моей расплатой за всё, что я натворила за всю свою совсем недолгую жизнь.

— Не неси чушь, ты… — Александр не хочет верить в мои слова, продолжая настаивать на том, что я никогда не была такой ужасной, какой пытаюсь саму себя выставить. Но он ошибается.

— Я соврала тебе, — я перебиваю его. Он, умолкнув, непонимающе на меня смотрит, пытаясь понять о каком конкретном моменте я говорю. — На пляже во время каникул… я говорила о девушке, которая пыталась меня поцеловать. Я не просто довела её до слёз. Я довела её до самоубийства, — после сказанных мною слов в комнате повисает напряжённое молчание. Глаза Александра расширяются, а я опускаю свой взгляд в пол. Ненавижу эту историю, и то, что за ней последовало. — Я говорила ей ужасные вещи о её семье, о её будущем. Я преднамеренно задевала её за живое, чтобы причинить ей как можно больше боли своими словами. Когда она расплакалась передо мной, я обрадовалась, что мне, наконец, удалось поставить её на место. В тот же день она сбросилась с крыши школы на глазах у всех, оставив предсмертную записку. Она написала, что мои слова были правдой, потому у неё не было и шанса на будущее.

— Твои слова уж точно не были причиной, по которой она покончила с собой. Нельзя сброситься с крыши только потому, что кто-то послал тебя. Чтобы решиться на такое, нужно время. А если до этого она была одержима подобными мыслями, то спасти её уже нельзя было. Как ужасно это бы не звучало, но твои слова были для неё не причиной, а лишь последней каплей. На твоём месте мог оказаться любой другой человек.

— Но если бы я держала в тот день свой рот на замке, то для неё могло сложиться всё иначе, — я шепчу себе под нос, вновь вспоминая те дни, когда её старший брат клялся убить меня за то, что я сделала. После того, как была обнародована её предсмертная записка, меня тут же обвинили в её смерти. Мой адвокат с лёгкостью оправдал меня, после чего все обвинения с меня были сняты, но люди были другого мнения. Все считали, что лишь благодаря деньгам я избежала своё наказание. И я по сей день не знаю, были ли они правы, когда называли меня убийцей.

— Ну и к чему все эти «Если бы я»? Зачем изводить себя тем, чего уже не вернёшь? Думаешь, тебе от этого станет легче? — он спрашивает твёрдым настойчивым голосом, а на его лице вновь появляется то самое выражение, которое само за себя говорит «Я сам всё знаю, и не смей со мной даже спорить». — Обвиняя себя в подобном, ты лишь доведёшь себя до того, что кто-то также бросит тебе одну неприятную фразу, а ты уже будешь готова себе вены вскрыть.

Хотела бы я верить в его слова и убеждения, но чувство вины перед Хлоей вряд ли когда-нибудь меня покинет. Мне нечего ему сказать в ответ, поэтому некоторое время мы молчим. Кинг, потупив взгляд, смотрит в пол, а я продолжаю крутить в руках всевозможные шоколадные батончики, время от времени разрывая их яркие обёртки на мелкие кусочки. Конечно, я могла бы сразу после окончания небольшого спора вернуться к себе в комнату, но так как мне не хочется оставаться со своими мыслями наедине в удушающей тишине, я решаю какое-то время побыть вместе с парнем. И проходит около десяти минут, прежде чем я замечаю как Александру написывает какая-то девушка. Парень не отвечает на её сообщения, лишь читает их на заблокированном экране. И вдруг я чувствую себя крайне неловко. Никогда не любила, когда люди грузят кого-то своими проблемами и заботами. Меня это всегда раздражало. Но сейчас я именно так поступаю с Александром. Вместо того, чтобы заниматься своими делами в Нью-Йорке, он сейчас сидит со мной в обшарпанном номере отеля, в котором он вынужден выслушивать и терпеть моё нытьё, которое его никак не касается. Именно поэтому я поспешно встаю с дивана, захватив с собой пару шоколадок, и иду к себе в комнату, чтобы прокрутиться в постели до самого утра.

Оказавшись в спальне, я первым делом съедаю все сладости, сидя на кровати, а следом предпринимаю очередную попытку заснуть. Я залезаю под холодное одеяло, покрываясь из-за этого мурашками, и прикрываю глаза. И в этот раз меня не донимают ужасы и кошмары. На сей раз я просто мучаюсь от бессонницы. Не знаю чем конкретно она вызвана, но до самого утра я так и не засыпаю. Так как часов в моей комнате нет, я не знаю сколько времени, и именно по этой причине я продолжаю валяться в постели. Когда придёт время вставать, я уверена, Кинг сделает всё возможное, чтобы я за максимально короткое время приняла вертикальное положение. И стоит мне услышать лёгкий стук, я с нескрываемым удивлением таращусь на дверь. Александр только что постучал? Я скорее поверю в существование снежного человека, нежели в это. И стоит двери открыться, как моё удивление утраивается, ведь в проёме двери стоит не Кинг, а Ричард. Его я точно не ожидала здесь увидеть. Он делает первый шаг в мою сторону, а я, продолжая на него таращиться, приподнимаюсь в постели. Ещё несколько дней назад я бы молча встала и покинула комнату, не желая с ним разговаривать, но сейчас мне становится в каком-то смысле совестно. Не знаю, была ли ему известна порочная правда о моих родителях, но, в любом случае, он был прав, когда говорил те гадости о них.

— Алекс мне обо всём рассказал, и мне очень жаль, — я ошеломлённо замираю, ведь первым делом услышать нечто подобное от Ричарда крайне неожиданно. Вместо того чтобы накричать на меня за то, что я сбежала из дома, и под строгим надзором вернуть обратно в Нью-Йорк, он виновато на меня смотрит и зачем-то извиняется, что обескураживает меня. — Я должен был присматривать за тобой, чтобы избежать этого. Я думал, что моих денег будет достаточно, чтобы обеспечить тебе счастливое детство. Думал, что тебе будет лучше жить с родным человеком, нежели с нами… Но я даже вообразить себе не мог, что с тобой так обращались. И мои слова о твоих родителях… Какими бы они не были людьми, я не должен был так о них говорить при тебе.

— Мне стыдно, что они моя семья, — опустив глаза и выдержав небольшую паузу, я тихо отвечаю. — Я действительно думала, что была бы куда счастливее с ними… Мне противно от того, кем они были.

— Хотел бы я сказать, что они были хорошими людьми, которые тебя любили, но… Я не могу, — он присаживается на край постели, продолжая мягко поглядывать на меня. — Я не могу иначе отзываться о людях, которые усадили годовалую тебя в машину, а затем, обдолбавшись всем чем только могли, сели за руль и нажали на газ. Просто не могу, Нила.

— Почему ты не рассказывал мне о них, раз обо всём знал? Каждый раз, когда я спрашивала тебя, ты просто уходил от ответа, — это не очередная попытка поругаться с ним, я просто хочу понять причину, по которой он держал это в секрете все эти годы. Возможно, узнай я правду от него, мне было бы не так больно, ведь Ричард умеет подбирать нужные слова.

— Потому что незнание лучше правды. Я понимал, что, узнав правду, ты не почувствуешь никакое облегчение, лишь разочарование и боль. Поэтому я решил, что тебе будет лучше жить с мыслью, что они были хорошими людьми.

Это, наверное, первый раз, когда между мной и Ричардом происходит подобный разговор. Мы всегда старались избегать неудобные для нас темы, поэтому мне так непривычно говорить с ним о таком. Будучи очень занятым человеком, Ричард не всегда находит время на такого рода беседы, поэтому преимущественно таким занимается Гвинет. Да вот только у неё совершенно не получается справляться с подобным. Она, конечно, не настолько невежественна, как может показаться, но и не настолько умна, как хотелось бы. Она очень хороший человек, но играть роль матери ей совершенно не удаётся. Гвинет долгие годы была любовницей Ричарда, поэтому, когда она официально стала его женой, она нередко пыталась наладить контакт как с Брайаном, так и со мной. Но выходило это у неё откровенно неважно. Брайан долгое время не мог её принять, так как считал, что по её вине распалась его семья, но, в конце концов, всё наладилось. Он привык к ней, а затем и вовсе стал считать её своей матерью. Думаю, со мной было также. Не было знаменательного события или дня, после которого я поняла, что теперь я являюсь частью их семьи. С годами я просто привыкла к тому, что я не чужой для них человек. Конечно, первый год мне было невыносимо находиться вместе с ними в одной комнате. Чувствовалась ужасная неловкость и натянутость во время разговоров, причиной которых была именно я. А также нельзя было не заметить и не почувствовать колоссальную разницу между тем, как обращались с Брайаном и со мной. К тому же мне было трудно свыкнутся с новой жизнью, в которой я могла просить обо всём, о чём только желало моё сердце, ибо живя с бабушкой и в приюте, я не могла о таком даже мечтать. Но по прошествии стольких лет многое изменилось.