ххх

Я отчаянно пытаюсь заснуть в комнате на протяжении целого часа, но, в конце концов, я не выдерживаю непрекращающийся скрип кровати, который доносится из соседней комнаты. Покинув спальню, я сперва спускаюсь на первый этаж, дабы чем-нибудь перекусить, а затем иду на пляж, ведь интернет по какой-то причине не работает, а в доме находиться отнюдь нелегко по вине небезызвестной пары.

Несмотря на то что моё тело покрывается мурашками из-за прохладного морского порыва ветра, я продолжаю сидеть на берегу океана, сложа ноги в позе лотоса. За своими мыслями я не замечаю, как сзади ко мне кто-то подходит. Поэтому я вздрагиваю, стоит мне почувствовать, как чья-та кофта оказывается у меня на плечах. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на подошедшего человека, и вижу как Кинг присаживается подле меня, держа в руках небольшое ведерко мороженого. Всё же у нас с ним есть одна очень большая общая черта — мы оба являемся любителями поесть по ночам. Мы с ним не раз сталкивались под покровом ночи на кухне и вместе что-то ели, а затем со спокойной душой шли спать. Но я до сих пор не понимаю, почему на его фигуре никак не отображаются подобные набеги на холодильник, ибо у меня всё съеденное уходит в задницу. Гвинет не раз делала мне замечания, говоря, что из-за подобного питания к двадцати годам мои бёдра будут размером с Эверест.

— Не спится? — я у него спрашиваю и посматриваю краем глаза на то, как он открывает ведерко с мороженым и начинает его есть.

— Уснешь тут… — он вздыхает.

— Это что, последнее мороженое? — я с прищуром у него спрашиваю, потому что, если да, то ему не жить. Он и так больше всех его съел этим вечером.

— Держи, — он протягивает мне ложку, чтобы я тоже немного поела, но помимо протянутого столового прибора, я также беру и саму баночку с голубым мороженым в руки. Брюнет ухмыляется, но не забирает сладость, тем самым позволяя мне её есть самой. Он лишь изредка отбирает у меня ложку, ведь также является большим любителем мороженого и не может позволить мне съесть всё в одиночку. Какое-то время мы молча сидим и смотрим на спокойный океан, но парень неоднократно косится в мою сторону, о чём-то непростом думая. Александр, судя по всему, хочет что-то у меня разузнать, но по какой-то невиданной причине не решается, что на него очень не похоже. Обычно он озвучивает всё, что ему приходит в голову, но сейчас почему-то молчит. И это странно… Я ещё какое-то время молчаливо терплю его взгляды исподтишка, а затем, вздохнув, первая прерываю молчание.

— Что? — после стоявшей до этого тишины, мой вопрос кажется немного грубоватым, потому парень с небольшим удивлением на меня смотрит.

— Что? — он вторит мне, при этом вопросительно на меня смотря.

— Я по лицу твоему вижу, что ты хочешь что-то спросить, — я сильнее кутаюсь в его кофту, а затем перевожу взгляд на молчащего парня, на лице которого на мгновение показывается тень улыбки.

— Не удивлюсь, если за это ты снова разобьёшь мне голову, но да ладно, — он взъерошивает волосы, а затем садится вполоборота ко мне, дабы задать интересующий его вопрос. — Почему Брайан назвал тебя лесбиянкой? И не надо на меня так смотреть. Я о тебе практически ничего не знаю, в то время как ты много личного обо мне выяснила за последний месяц.

Я даже не удивляюсь, стоит мне услышать заданный им вопрос. Я знала, что стоило Брайану заикнуться о случае с Хлоей Бёркс, который произошёл в одиннадцатом классе в одной из школ города Вашингтона, как они потребуют ответ. Но о произошедшем я стараюсь не думать, поскольку меня сразу накрывают с головой неприятные воспоминания, из-за которых я крайне паршиво себя чувствую. Поэтому я собираюсь отказать Александру, сказав, что это не его ума дело. Однако осознание, что он в самом деле многое о себе мне рассказал, заставляет меня поставить под сомнение своё первоначальное решение. Он ведь рассказал мне даже об измене его бывшей девушки, несмотря на то что это воспоминание до сих пор являются болезненным для него. Вновь взглянув на него, я всё же решаю рассказать ему эту историю, но малость подправить финал, ибо даже думать о том, чем всё обернулось на самом деле, ужасно стыдно и болезненно.

— Скажу прямо — я не лесбиянка и не гомофобка. Меня не волнует кому кто нравится, — я опуская глаза на ведёрко и ковыряюсь ложкой в слегка подтаявшем мороженом. От темы разговора у меня напрочь пропадает аппетит. — В прошлом году мы жили в Вашингтоне, и в школе, в которой мы учились, была одна девушка. Её звали Хлоя Бёркс, и она была из неблагополучной семьи. Все знали, что её родители много пили и совсем не думали о ней и её старшем брате. Не знаю, имеешь ли ты хоть малейшее представление о том, как обычно ведут себя такие дети, но она была просто омерзительна. Она постоянно издевалась надо мной, иногда даже била. Она портила мои вещи, толкала и всеми способами унижала… Я долго игнорировала и терпела её, но… — на мгновение я замолкаю, поскольку стала слишком много оправдываться. Я провожу рукой по волосам и думаю над следующими словами, дабы не звучать, как грешница на исповеди. — В один день, после очередной её выходки, моё терпение иссякло окончательно, и я решила раз и навсегда поставить её на место. Мы тогда были одни в кабинете и наверное поэтому… она попыталась меня поцеловать. Я не гомофобка, но мне было просто противно, потому я её толкнула. Я была на неё очень зла, но не только из-за поцелуя, а из-за всего. Она сильно меня доставала. А потом я сказала много плохих вещей о её семье, в частности об отце, чтобы задеть её. Но на тот момент я не знала, что он месяцем ранее умер от алкогольного отравления.

— Нила… — Александр как-то разочаровано протягивает моё имя, понимая, что я ужасно поступила.

— После этого она ударила меня и выбежала в слезах из кабинета. После пошёл слух, что мы якобы с ней какое-то время встречались, но я её бросила, так как у неё неблагополучная семья. Поэтому Брайан думал, что я по девочкам, — я не лгу Александру, я всего лишь не дохожу до конца этой истории.

— А я-то думал, что твой первый поцелуй принадлежит мне, — он с лёгкой улыбкой говорит мне, чтобы разрядить напряжённую обстановку вокруг нас.

— Я с ней не целовалась. Она пыталась это сделать, но я ударила её за это.

— Так толкнула или ударила?

— Ударила, но не сильно, — изначально я не хотела говорить, что помимо душевной боли, я причинила ей и физическую, но Кинг всё же подловил меня на небольшой лжи. — Теперь моя очередь задавать вопрос, — я говорю в попытке отвлечься от этой истории. — Мне давно хотелось спросить у тебя о том, как мисс Смит додумалась начать встречаться со своим учеником.

— А тебе всё неймётся, — он со смешком хмыкает, поскольку это уже не первый раз, когда я говорю о нашей с ним «горячо любимой» учительнице. — Она просто не знала, что я ученик школы. Мы познакомились летом в Лондоне.

— Но ты ведь выглядишь моложе её. Неужели она даже твой возраст не спросила? — я искренне изумляюсь в ответ на его слова, ибо Александр может и выглядит взросло, но не настолько, чтобы его можно было принять за двадцатиоднолетнего парня.

— Она спрашивала, но подумала, что я учусь в университете. Мне уже тогда было девятнадцать, — он пожимает плечами, а затем забирает у меня из рук мороженое, которое почти наполовину растаяло.

— Тебе девятнадцать? — я удивлённо у него переспрашиваю, поскольку он должен был выпуститься ещё в прошлом году.

— Я дважды проходил пятый класс. Один в Лондоне, другой в Нью-Йорке, — он объясняет, продолжая есть, а я вслух озвучиваю вполне логичное умозаключение.

— Так и знала, что ты был тупым ребёнком.

— Нет, не был, — он смеётся, опуская взгляд. — Просто я почти не появлялся в школе, когда учился в пятом классе. Родители тогда готовились к разводу и решали кому что достанется. И в самом конце вспомнили обо мне. Сомневаюсь, что из-за большой любви они не могли решить с кем я буду жить. Я в основном жил в Лондоне, но моя мать часто увозила меня в Нью-Йорк к своему уже бывшему любовнику, чтобы насолить отцу. Но, когда я начал мешать её личной жизни, она скорчила из себя великомученицу и со словами, что время от времени будет забирать меня к себе, отправила в Лондон насовсем. Да вот только к тому времени отец тоже устал строить из себя прилежного семьянина, потому он был, мягко говоря, не в восторге от того, что я должен был жить с ним. Первое время он сбагривал меня на гувернанток, но потом… стоило мне только прилететь, как он тут же сажал меня на самолёт и отправлял обратно к матери. В конце концов ей пришлось смириться с тем, что я жил только с ней.

— Бонни говорила, что этим летом ты провёл несколько месяцев в Лондоне с отцом.

— Да, когда я перестал быть бесполезным ребёнком, он резко мною заинтересовался. Он хочет, чтобы я унаследовал его компанию. Только и всего… Никакой отцовской привязанности или любви, — он с печальной улыбкой говорит, на секунду умолкнув.

— Он после развода стал таким? — я аккуратно любопытствую у него, поскольку осознаю, что тема разговора стала крайне деликатной и личной.

— Нет, — он со смешком отвечает на мои слова, которые почему-то показались ему забавными. — Он всегда был ещё тем мудилой. И до и после развода. Отец всегда считал, что путём постоянных избиений и запугиваний он делает меня настоящим мужчиной. Но как результат, я его с детства ненавидел и боялся. Конечно, хотелось бы мне сказать прямо в его чопорное лицо, что я не хочу иметь с ним ничего общего, но должен признать, что привычка жить на широкую ногу сделала меня зависимым от его денег, — после этих слов Александр умолкает, не приходя в восторг от того, что речь зашла о его родителях и непростых отношениях с ними. Я тоже не решаюсь больше у него ничего расспрашивать, но через несколько минут я всё же решаю перевести тему разговора, чтобы избавиться от давящей тишины между нами.