Но случилось совсем иное. Без десяти восемь их разбудил дикий грохот в дверь. Это была Кэрол Эбернати, она ругалась и проклинала их во весь голос, чтоб они поднимались к такой-то матери.

Почти автоматически Грант встал и побрел в трусах со слипшимися глазами к двери (голова гудела, как пустая бочка), чтоб хоть как-то прекратить этот сумасшедший возмутительный вопль.

С покрытой простыней массы Бонхэма послышалось приглушенное:

— Какого черта? — Он тоже встал. Ради бога, открой! — заявил он, соглашаясь с действиями Гранта. — Открой дверь, пусть она войдет и скажи ей, чтобы она шла…

Он так и не закончил, потому что Грант уже щелкнул замком и распахнул дверь. Там была Кэрол в купальном костюме и махровом халате, а в правой руке она довольно неуклюже держала восьмидюймовый, острый, как бритва, подводный нож Гранта, купленный у Бонхэма в Ганадо-Бей, и размахивала им. Как раз рукояткой этого ножа она и колотила с невероятной силой по двери. Она двинулась вперед, дилетантски размахивая ножом перед собой и во все стороны, и Грант отошел. Взгляд на стол, где он оставил его прошлым вечером, выделил оставшиеся там пластмассовые ножны. Вечером, пока их не было, она прокралась внутрь и взяла нож. Бонхэм с постели вылупил на нее глаза от удивления.

— Вы, ленивые паршивые сучьи дети! — визжала Кэрол Эбернати, размахивая ножом. Лицо у нее было цвета помидора. — Пьяные жопы! Блядуны! Вы будете нырять, как хотели, или нет! Надеюсь, подохнете! Ты думаешь, я дам ему это сделать с тобой? — визжала она Гранту. — Вывезти тебя, напоить и трахать черномазых девок! И тем самым он не дает тебе нырять! Откуда ты знаешь, что можешь подхватить! Ты оплачиваешь эту дерьмовую поездку, и я присмотрю, чтоб деньги шли на дело! Ты! — взвизгнула она на Бонхэма, — выметайся из этой вонючей постели! Давай! — она двинулась к нему, размахивая ножом Гранта.

Теперь Бонхэм начал просыпаться.

— Ну, ну, сейчас, — сказал он, привалившись спиной к голове кровати и не зная, смеяться ему или нет. Кэрол Эбернати двинулась ближе.

— Ты думаешь, я не применю его! Разрежу на куски!

Бонхэм глазел. Потом он неожиданно отбросил простыню и с невероятной для такой массы легкостью вылетел из кровати в другую сторону от Кэрол. Где-то внутри у него возник странный звук, который удивленный Грант мог классифицировать только как смешок, басовый смешок.

Кэрол Эбернати, как будто его побег доказал ее моральную правоту, ухмыльнулась — странное отверстие рта томатно-красного цвета — и пошла вокруг кровати. Оказавшись всего в шести футах от них, она остановилась, все еще размахивая сверкающим ножом в сторону Гранта, стоявшего в трусах, и Бонхэма в пижаме.

— Кэрол! Кэрол! Ты в своем уме? Что за чертовщина? — повторял Грант.

Оба они были достаточно тренированы, достаточно опытны в схватках без оружия, чтобы разоружить ее, разве что с маленьким порезом, но ни один не двинулся. У Гранта было впечатление, что это театр, сцена, может быть, из его же пьесы, так завершался бы второй акт. Он запомнил это.

— Ну и парочка! — визжала Кэрол Эбернати. — Мужчины! Мужчины! Ты, ты пхатель черномазых! — верещала она Гранту. — И ты, ты, куча дегенеративного барахла! — верещала она Бонхэму. Она махала взад и вперед большим ножом, даже не целясь в них. — Я вам говорю, что вы отправитесь нырять! И вы сделаете это! Если вы всю ночь пьете и мацаете черномазую шлюху, то именно так вы должны расплатиться за это! А ты! — завизжала она на Гранта, — ты должен оправдать деньги на эту дерьмовую поездку, иначе зарежу! — Дальше она не пошла, как будто понимала — так во всяком случае подумал Грант, — что двинуться дальше — значит утратить позицию победителя.

Бонхэм отвернулся от нее и глянул на Гранта.

— Вот, дерьмо. Поспали. Можем идти, а? — сказал он. Грант кивнул.

— Идите, идите к такой-то матери! — взвизгнула Кэрол Эбернати и махнула ножом.

— Миссис Эбернати, — басом сказал Бонхэм, — если я должен нырять, мне нужно одеться. Не так ли? — Он ухмыльнулся грозными глазами, сбросил уже расстегнутую пижаму и потянул поясной шнур штанов. Улыбаясь, он дал им упасть.

Кэрол Эбернати была уже почти за дверью. Выбегала она быстрее, чем входила, и вопила при этом: «Я буду за дверью!» — голосом, в котором звучала пронзительная нота особенного ужаса. Дверь за собой она закрыла.

Первое, что подумал Грант, — он и хотел чего-то подобного. Но потом: раз он ее любовник, был ее любовник, все равно ему или нет?

— Потаскухи, проклятые потаскухи! Ненавижу их всех! — бормотал себе под нос Бонхэм, натягивая выцветшие плавки размером с палатку. Впервые Грант услышал от него это очень плохое слово. Лицо его напоминало тяжелую грозовую тучу, которая давно хочет разразиться молниями и крупным градом, но никак не может.

Когда они вышли, Кэрол Эбернати у двери все еще держала нож в руке.

— О'кей! Шагайте! — скомандовала она. Она уже не вопила. Но презрительный тон голоса заставил их обоих остолбенеть, и вид у нее неожиданно стал испуганным, как будто она поняла, что зашла слишком далеко.

— Кэрол, отдай нож! — сказал Грант, вкладывая в голос всю свою силу.

— Ни за что в жизни! — сказала Кэрол Эбернати. — Ты думаешь, я с ума сошла? Ни за что в жизни!

— Я могу и забрать, если хочешь, — тихо сказал Грант. — Он тоже. — И кивнул на Бонхэма.

— Но вы бы сильно порезались, не так ли? — сказала Кэрол Эбернати. — Он острый. — Она потрогала лезвие ногтем, делая это крайне неумело. — Двигайтесь, я сказала! — Но тон ее значительно смягчился.

— Миссис Эбернати, — сказал Бонхэм снова самым низким голосом. — Только после вас.

— Ха! — ответила Кэрол Эбернати. — Я к вам спиной не повернусь. Ни к одному.

Бонхэм бросил на нее долгий презрительный взгляд, повернулся и пошел по коридору. Он молчал.

Грант чуть постоял и пошел за ним. Кэрол чуть сзади.

— Что за чертовщина? — тихо спросил он. — Ты меня в дерьмо превращаешь. Перед всеми. Они подумают, что ты сумасшедшая.

— Они могут думать, что захотят, — разумно ответила Кэрол Эбернати, — но я не настолько сошла с ума, чтобы позволить тебе веселиться во время этой поездки, а потом не нырять.

— Мы идем нырять, — сказал Грант. — Теперь отдай нож. И иди подремли, вообще займись чем-нибудь.

— Нет, сэр! Ни за что в жизни, — улыбнулась Кэрол Эбернати. — Я еду с вами и буду с вами весь этот проклятый день. Шлюхи черномазые! Шлюхи черномазые! — добавила она тихим напряженным голосом. — Откуда ты знаешь, что получил? Ты мог подцепить сифон.

— Никого я не трахал, — разумно ответил Грант и сообразил, насколько все это вообще неразумно.

— НЕ ЛГИ! — рявкнула Кэрол Эбернати.

Идя в полушаге вперед нее, Грант бросил на нее долгий взгляд и отвернулся. Но эта обдуманная акция не возымела должного эффекта. Она шла за ними с ножом в руках.

Когда их маленькая процессия пришагала к доку, у поджидавших их Файнеров и Орлоффски возникло то же состояние оцепенения, что раньше и у Бонхэма. Кэрол Эбернати прошагала сквозь них, сквозь Бонхэма и Гранта, залезла в большую шестнадцатифутовую лодку для ныряния и устроилась на самом носу с ножом в руке.

— Ну, давайте! — хрипло крикнула она. — Выкатим эту телегу на дорогу!

Но именно в этот самый момент выбранная ею роль начала распадаться. То ли из-за присутствия Кэти Файнер, которая ей так нравилась, то ли еще из-за чего-то, Грант не понял. Как бы там ни было, эмоциональный накал начал явно убывать. А вместе с ним, кажется, увядала и она сама, как будто обняла себя руками и свилась в эмбрион, эмбрион жалости к себе.

— Давайте, влезайте! — яростно и коротко сказал Бонхэм.

— Ну, скажи, какого черта? — спросил Орлоффски.

— Заткнись! — ответил Бонхэм. — Просто заткнись и лезь, а?

Женщины сели на ближнюю к Кэрол скамейку, Орлоффски и Файнер на среднюю, а Грант и Бонхэм на корму.

— Как вы сегодня, Кэрол? — ласково спросила Кэти Файнер. Ванда Лу на этот раз промолчала.

— О, я в порядке, — сказала Кэрол Эбернати. — Просто мало спала ночью, ввалились эти пьяницы и несколько часов орали и вопили.

— Славный сегодня день, правда? — сказала Кэти Файнер.

Кэрол Эбернати огляделась.

— Да, — сказала она и, кажется, собралась зарыдать. Дрожащими губами она улыбнулась Кэти.

Они отошли от берега примерно на милю, когда она сказала, что смертельно больна.

12

Бонхэм, которого все молчаливо назначили Капитаном, плыл к знаменитой лагуне Гранд-Бэнк. Файнер и Орлоффски специально не охотились там вчера, чтобы сберечь ее на сегодня. На самом деле это была вовсе не лагуна, а длинный заливчик, защищенный со стороны моря маленькими островками, поросшими соснами и кустарником. До точки, где он должен завернуть в лагуну мимо этих островков, было еще полмили, a на милю у них ушел почти час. Из-за Кэрол Эбернати поездка стала неуютной для всех.

— Ну, не знаю, как я могу доставить вас обратно, миссис Эбернати, — сказал Бонхэм. — Нам это будет стоить еще пару часов. — Он вопросительно посмотрел на пожавшего плечами Гранта.

— Как ты думаешь, что с тобой? — спросил Грант и понял, что беспокойно размышляет, вправду ли она больна. Как говорить с придурошной? Он не хотел ее смерти или чего-то такого. И — Бонхэм это тоже почувствовал — он ощущал, что травма или болезнь, особенно на море, автоматически отменяет все планы и замыслы. И, конечно, знала об этом и Кэрол Эбернати. — Что с тобой?

— Не знаю, — тупо ответила она смертельно больным голосом. Она скрючилась на носу все еще с ножом в руке.

— Морская болезнь? — спросил Бонхэм.

— Нет, у меня ее не бывает, — придушенным голосом сказала Кэрол Эбернати. — Я не знаю, что со мной. Но чувствую я себя ужасно.