— Она доверяет ему больше, чем родному сыну?

— Он дает ей гарантии, я — нет, — устало сказал Дмитрий. — Впрочем, все это не удивительно, — на секунду он замолчал, задумчиво всматриваясь сквозь стекло на вечерний город, — Мать всегда была увлечена больше своими собственными делами, строила свою личную жизнь, искала супруга побогаче. Сын, ошибка бурной молодости, стал обузой в достижении цели, поэтому мной занимался дед — бывший военный. А в старших классах, после его смерти, меня отправили в лицей с круглосуточным пребыванием. Чтобы под ногами не путался со своей учебой.

Перед глазами мгновенно нарисовалась яркая картинка детства маленького Димы. У молодой красивой женщины рождается нежеланный ребенок. Ее ошибка. Безотцовщина. Малыш появился на свет, и он уже нелюбим. Вызывает у матери разочарование и раздражение. В конечном итоге, оказывается под контролем строгого родственника. Растет без любви и нежности, не знает, что такое материнская ласка. Его отношение к миру становится враждебным. Он замыкается в себе черствеет и попросту не знает, что может быть иначе. Все, что маленький Дима видит, что переживает изо дня в день — напрочь отвергает любое проявление теплых чувств.

— Могло бы быть хуже, — я мотнула головой, отгоняя навязчивую картинку, — Ты рос ни в чем не нуждаясь, тебе дали отличное образование в лучшем лицее Москвы…

Я прекрасно знала про лицей из рассказов Руса. Моя несостоявшаяся свекровь, желающая для единственного обожаемого сыночка самого лучшего, вложила все деньги в его образование, которое ему совершенно не пригодилось для работы фитнес-инструктора.

— Ошибаешься. Туда берут всех, кто готов выложить немалую сумму за год обучения. Некогда элитный лицей, о котором так восторженно рассказывал мой дед, превратился в сборище мажоров, понимающих исключительно язык силы. Но… откуда мне было об этом знать в свои шестнадцать лет? Именно поэтому старшие классы — не самое радужное время в моей жизни. И предпочитаю их не вспоминать.

Если так разобраться, то радужного в жизни Дмитрия вообще не было…

Поток откровений был так не вовремя прерван очередным телефонным звонком. Дмитрий, кинув беглый взгляд на экран смартфона, ответил на звонок. Собеседник на другом конце провода оказался немногословен.

— Планы на вечер немного изменились, — Дмитрий заговорил, как только завершил скупую беседу, — Мы едем в ресторан. Надеюсь, ты не против.

Глава 25

— Какое вино предпочитаешь? Красное? Белое? — Дмитрий оторвал взгляд от тяжелой кожаной папки с надписью витиеватыми золотыми буквами.

В завершение этого сумасшедшего дня хотелось бы чего-нибудь покрепче. Но дамам в подобного уровня заведениях, полагалось медленно и вальяжно цедить именно вино, а не заливать тяжелый день виски или ромом.

— Красное, — коротко бросила я без раздумий, и, последовав его примеру, уткнулась в меню, стараясь как можно отрешеннее изучать перечень блюд, цены на которые вызывали изжогу и несварения еще до дегустации сих шедевров кулинарного искуства.

— Будьте так любезны. — Мой спутник обратился к девушке-официантке в белоснежном фартуке, на губах которой играла обыкновенная «перманентная» улыбочка наемного работника. — Шато Дуар-Милон две тысячи девятого, — И два бокала.

Я чуть не поперхнулась. И по какому, интересно, поводу дегустация вина, стоимостью в половину моей зарплаты? Свидание? Нет. Свиданием наш ужин точно не назовешь. Некто очень настойчиво и неспроста выдернул Дмитрия именно сюда, в самый эпицентр светской Москвы. И теперь он ждал появления кого-то вполне определенного, невозмутимо разглядывая местную публику.

Мы расположились за небольшим столиком накрытом идеально белой скатертью, в самом центре просторного зала, утопающего в приглушенном теплом свете, льющемся из хрустальных колокольчиков на позолоченной витой лозе искусных люстр. В помещении витали ароматы изысканных блюд, дорогого алкоголя и не менее дорогих духов. За такими же небольшими столиками, располагались “сливки” общества Москва. Я бы не сильно удивилась, увидев здесь парочку звезд, мелькающих на экранах телевизоров из года в год. В каждом жесте, в каждом взгляде здешних посетителей можно было разглядеть беспечность, пресыщенность и расслабленность, присущие в наше время людям с неограниченными возможностями. И Дмитрий, с его надменным поведением, вполне вписывался в общую картину.

А я… Я и сейчас смотрелась, как девушка весьма фривольного поведения на содержании этого состоятельного и весьма привлекательного мужчины. Да и ощущала примерно так же.

«Он использовал тебя: сначала как подстилку, теперь для алиби…» — в мыслях надрывалась Гарпия Эдуардовна. «Мать моя женщина, что ты делаешь, Маша?!» — вторил ей пронзительный отрезвляющий голос разума, подозрительно похожий на крик обалдевшей от развития ситуации Ленки. И правда, что же я делаю? Подчиняюсь, безропотно доверяю человеку, о чьих намерениях не имею и малейшего представления. Человеку, который, возможно, даже чувствовать не умеет. Использует и выкинет, как ненужную вещь… И что потом? Снова разбитое сердце? Осуждающе-насмешливые взгляды теток и страдальческое — матери? Но страшнее всего то, что кажется…

— Маша. — Теплая ладонь Дмитрия легла на мою руку, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности, и оставить в покое ни в чем не повинную салфетку, которую я чуть не разорвала на мелкие кусочки. — Сегодня был тяжелый день… но совсем скоро все закончится.

— А что потом?

По инерции я задала вопрос, который прокручивала в голове раз за разом. И, устыдившись собственной смелости, осторожно подняла на него глаза, мгновенно утонув в манящем омуте глаз мужчины, который плотно засел в моих мыслях.

— Потом мы вернемся в мою квартиру… — наши пальцы переплелись. Тепло его рук обманчиво согревало, заставляло на мгновение забыть о том, что хотелось сказать…

— Нет, — я коротко мотнула головой и освободила руку. — Что будет после того, как все закончится?

По телу прошла мелкая противная дрожь от повисшей паузы в ожидания ответа. Дмитрий устало откинулся на спинку стула, задумчиво поджав губы, но заговорить — не успел. Все та же улыбчивая девушка грациозно выставила перед нами бокалы, и медленно, под звуки классической музыки, разлила гранатово-красный напиток. Воздух наполнился насыщенным ароматом винограда, алкоголем и… легкомыслием.

— Я уйду из твоей жизни, — он заговорил резко, жестко, будто расстреливая каждым словом.

Я судорожно втянула живительный кислород. К подобному ответу я была готова. Думала, что… готова. Проклятое сердце имело иное мнение на этот счет.

Все это было лишь его игрой. С самого начала… Чего я ожидала? Что он изменится?

— Если ты сама этого захочешь, — он продолжил, делая глоток вина и внимательно, без тени улыбки глядя на меня поверх бокала. — Можешь уволиться с работы, переехать, обзавестись новыми знакомствами, забыть все произошедшее как сон. Я не буду тебя удерживать.

Все закончится. Метания, терзания, неизвестность… Стоит только сменить работу, место жительства, круг общения. Найти человека, который станет надежной и уверенной опорой для строительства новой крепкой ячейки общества. Вот только что делать с взбудораженными обостренными чувствами? Как забыть то ноющее ощущение в сердце, от одной мысли о «побеге»?

— Но ты сама этого не хочешь, — Дмитрий поднялся из-за стола. А следом напряженная ладонь едва коснулась моей щеки, заставляя сердце пропускать удар за ударом. — Потому что ты — моя.

Кто? Игрушка?!

— Я не хочу быть просто вещью в твоих руках, — просто отстраниться стоило огромных усилий. — Как собачка выполнять каждый приказ, слушать каждое слово. Я не смогу исполнять роль твой женщины во всех смыслах этого слова.

— Зачем исполнять роль, когда можно просто быть моей женщиной? — Дмитрий протянул мне руку. — Потанцуем?

В его пристальном взгляде волнами плескалось золотистое пламя, заставляющее моей ладони послушно скользнуть в его руку. Всего миг и я уже очутилась в его объятиях. Дыхание перехватило. Что он делает? Играет на публику? Непринужденный галантный джентльмен, который заинтересован исключительно своей дамой. Для чего? Или… для кого?

Знакомая классическая мелодия, разносившаяся по залу благодаря таланту музыкантов-виртуозов, зазвучала громче, пронзительней. И стоило только ногам переступить границу импровизированного полупустого танцпола, как горячие руки властно обхватили талию, прогибая спину навстречу партнеру. Мои ладони плавно опустились ему на плечи, обтянутые плотной тканью черного пиджака. И вновь дежавю окутало меня с головой.

— Ты слишком долго была рядом с слабохарактерным нерешительным подобием мужчины, — раздался тихий глубокий голос над ухом, — Ты брала на себя весь груз ответственности. Я дам тебе свободу. Возьму на себя ответственность за принятие решений, как подобает мужчине, а не тряпке.

Тревожные финальный аккорды сливались с ритмом сердца, бешено колотившем о ребра. Дмитрий двигался резко, решительно, в такт мелодии, увлекая меня за собой, задавая темп и ловко поддерживая. Его руки сжимали ткань платья, сминая мягкую кожу.

— Отношения — это… как танец, — я заговорила, стараясь сохранить уверенность. — Это партнерство. Мне важно ощущать себя женщиной. Желанной, окутанной заботой, нежностью… А пока я должна быть молчаливым безвольным приложением, к мужчине с ворохом тайн за спиной. Твоей собственностью. Вещью.

Музыка на мгновение прервалась, заставляя замереть и нас.

— Еще месяц назад мне хотелось изменить это в тебе, заставить подчиниться, — его голос казался каким-то чужим, ненастоящим, непривычным, опаляющим мои пересохшие губы огнем откровения, так редко касающегося его уст, — Но не сейчас. Это сломает в тебе то, что так мне нравится. После всего, что произошло, после всей этой истории… Ты нужна мне, Маша. Нужна, как воздух. Нужна именно такая — настоящая.