Уверенным отточенным жестом Дмитрий подхватил меня под локоть и быстрым шагом направился к дому. Я едва успевала переставлять ноги, потому как высокий каблук забегам, даже по идеально ровному асфальту, не способствует. И хоть нервозность Дмитрия мне была совершенно понятна, но… черт возьми…

Споткнувшись почти у самого подножья лестницы ведущей к входу в дом, я не выдержала и, мягко, но непреклонно высвободив руку, вцепилась в ледяные перила мертвой хваткой. Ну, уж нет, дальше я пойду самостоятельно.

— Знаешь, не стоит так торопиться, — решила я все же высказать и свое мнение, — Все же дело касается здоровья твоей матери. По-моему, ты обязан уделить ей внимание.

— К сожалению, ее плохое самочувствие не отменят решения рабочих вопросов.

«Да неужели?»

— Твоя мать потеряла мужа. Это горе, если тебе известно значение этого слова. И если ты не понимаешь я поясню — сейчас ей нужна поддержка.

Дмитрий поморщился, всем своим видом демонстрируя свои мысли по этому поводу, но комментировать мои слова никак не стал. Потянул на себя массивную деревянную дверь, мягко отозвавшуюся еле слышным щелчком.

— С ней работает квалифицированный психолог. Ей обеспечен хороший уход… Не думаю, что я могу сделать что-то еще, — и явно не желая развивать этот разговор, кивнул, пропуская меня вперед.

Я перешагнула порог и из холодного промозглого и серого Подмосковья будто попала в другой мир. Хотя, на самом деле, это и был другой мир: мир богатства, роскоши и власти.

Слишком яркое освещение огромного холла, мгновенно резануло по глазам, слепя и заставляя жмуриться. Помещение с высоким потолком, затейливой лестницей из белоснежного мрамора, хрустальной люстрой под потолком и тяжелыми гардинами на окнах очень напоминало дворец из экранизации “Войны и мира”. Создавалось ощущение, что прямо сейчас огромный зал заполнится вальсирующими по мрамору парами и зазвучит бессмертные композиции Моцарта, Баха, Бетховена…

Но вместо этого тишину пронзил высокий и до противного знакомый женский голос. Блондинистая стерва, конечно же, все еще была здесь. Это меня, если честно, не удивило совершенно. Прямо сейчас она вещала из-за приоткрытой массивной дубовой двери, что-то о спокойствии, здоровье и нервах. Голос Ольги Николаевны звучал в ответ тихо и рассеяно.

Но стоило только Дмитрию резко распахнуть дверь, как разговор оборвался на полуслове.

— Что произошло? — он заговорил, не тратя время на приветствия.

Расправив плечи и стараясь выглядеть как можно более уверенно, я шагнула следом в просторную светлую гостиную, обставленную руками умелого дизайнера в том же стиле, что и холл. Все, и огромный камин из все того же мрамора, и каждый белоснежный шкаф, каждый резной комод просто кричало о состоятельности хозяев этого дома.

— Добрый день, — приветливо улыбнулась я Ольге Николаевне. Хоть кто-то здесь должен помнить о манерах.

На изящном диванчике, обтянутом бежевой кожей, полулежала бледная, как привидение, Ольга Николаевна. А рядом в кресле, больше похожем на трон, восседала Виктория, изящно скрестив ножки. В ее взгляде было столько наигранного сострадания, столько неискреннего сочувствия, что хотелось уподобиться Станиславскому и выкрикнуть: “Не верю!”

— А вот и Дмитрий! — изрекла мисс очевидность и кисленько добавила: — И не один… — блондинистая мегера на мгновение скривилась при взгляде в мою сторону. — Ольга Николаевна, может чаю? Или лучше кофе? Я распоряжусь…

Но ее реплики и тон были оставлены без внимания всеми, без исключений.

— Дима, — женщина медленно поднялась со своего места, не обратив на болтовню Виктории, равно как и на мое присутствие, никакого внимания. — Мне необходимо с тобой поговорить. Наедине и срочно.

— Да, да, — Виктория защебетала елейным голоском, вскакивая с кресла. — Конечно! Я как раз собиралась уходить! И… Ольга Николаевна, прошу, постарайтесь успокоиться! Вы пережили большой стресс… Мы все его пережили…

— Спасибо, Вика! — женщина, медленно прошла к камину, на котором лежали какие-то бумаги в прозрачной папке. Минуту поколебалась и передала их Виктории. — Это для твоего отца… И еще… передай мои извинения.

— Я еще загляну вас проведать! — длинные коготочки мегеры в ту же секунду клацнули по глянцевому пластику.

Неожиданно. Неужели у этих двоих есть какие-то общие дела? Это настораживало…

— Маша, кухня прямо по коридору, — Дмитрий многозначительно кивнул в сторону двери. — Распорядись насчёт чая.

Черт возьми, вот зачем вообще мне нужно было здесь появляться? Могла бы спокойно подождать в машине, вздремнуть и хоть немного отдохнуть, а не бегать — принеси-подай.

Под насмешливым взглядом Виктории, я направилась к двери, старательно пытаясь удержаться на высоченных каблуках, который так и норовили разъехаться по гладкому отполированному мрамору. Для «отличного» продолжения дня, не хватало только растянуться прямо перед этой гарпией.

— Ну что же… Мне кажется, в понедельник на работе можешь не появляться, — тихий шипящий голос донесся из-за спины, стоило только дверям в гостиную захлопнуться.

Я сделала глубокий вдох и развернулась, нацепив нейтральную улыбку, которой обычно встречают клиентов работники банка. И едва не поперхнулась своей уверенностью, наткнувшись на ледяной прожигающий взгляд полный ненависти и злобы.

Нельзя поддаваться на провокации.

Нельзя.

— Виктория Эдуардовна, — совершенно спокойно начала я, сохраняя хладнокровие и равновесие, — к вашему огромному сожалению, спешу вас разочаровать. Я все еще работаю в Альянсе. И не в вашей компетенции ни увольнять меня, ни, даже, на время отстранить от работы. Так что будьте так добры, держать свои “кажется” исключительно при себе и не делиться ими, даже если кажется очень сильно.

— В понедельник… Все изменится — в понедельник, будь уверенна, — на губах мегеры появилась злорадная улыбка, больше похожая на оскал. — У нынешнего генерального репутация безнадежно испорчена.

Что она затеяла? Сместить Дмитрия и занять его место?!

— Не уверена, что совет директоров будет слушать ваше мнение по поводу репутации Дмитрия, — я с вызовом сделала шаг навстречу мегере. — И вообще, насколько я помню, вы жутко торопитесь по своим неотложным делам…

— О, а ты, я смотрю, зубки решила отрастить? — Виктория фыркнула и насмешливо добавила: — Недолго тебе осталось скалиться. На что ты вообще надеешься? На большие и светлые чувства Соколовского? П-ф… Он использовал тебя: сначала как подстилку, теперь для алиби…

Меня будто ледяной водой окатили. А эта мегера знает, куда бить…

— Разговор окончен, Виктория Эдуардовна, — заключила я, пока еще могла держать себя в руках. — Моя личная жизнь должна бы заботить вас меньше всего. И вообще, обсуждать такие вопросы с людьми, которые даже друзьями вам не приходятся — голос мой оставался спокоен, разве что немного напряжен. — Всего доброго.

Знал бы кто, чего стоили мне эти слова… очень хотелось послать ее ко всем чертям. Но я улыбнулась, чуть кивнув, и развернувшись, отправилась искать кухню, чай и хоть минуту покоя.


***

Я буквально рухнула на пассажирское сидение, ощущая как тревога окутывает разум. Дверь автомобиля захлопнулась с громким звуком, а секунду спустя Дмитрий уже завел мотор.

Дворец мы покидали второпях, словно пытались сбежать от неприятных вестей. Было не до чая, не до кофе, да и вообще не до церемоний. Стоило мне вернуться в гостиную, как сразу стало ясно, что разговор между матерью и сыном произошел не самый приятный. В помещении царила звенящая тишина и почти осязаемое напряжение, которые едва смогло нарушить мое появление. Ольга Николаевна, поджав губы, изучала содержимое своего телефона, а Дмитрий, бросив скупое «До свидания», пригласил меня к выходу.

— Пристегнись, пожалуйста. — Голос казался напряженным, но спокойным.

Я и сообразить ничего не успела. Одно движение — и меня накрыло терпким ароматом его духов, а ремень безопасности плотно обхватил мое тело, прижав к спинке сидения. И почти в тот же момент, автомобиль с визгом тронулся с парковки.

— Не хочешь рассказать, что случилось? — я, наконец, не выдержала этого напряженного молчания.

Дмитрий будто не слышал меня. Сосредоточился на дороге. Тишину нарушал только рев мотора, который подчеркивал настроение самого водителя. Гнев. Ярость. Негодование.

— Мать продала свою долю в Альянсе Соловьеву, — голос звучал обманчиво спокойно, в то время как стрелка на спидометре неумолимо клонилась вправо, — Теперь у меня больше нет преимущества в совете директоров.

Ах, вот оно что! Теперь становится понятно, с какой радости и по какому делу здесь появилась Гарпия Эдуардовна. Вот змея… Довела женщину до нервного срыва, заставила продать акции…

— На нее надавили, — попыталась найти объяснения действий Ольги Николаевны. — Ты же видел, какая она была бледная, испуганная. Может, возможно еще все изменить?

— Нет, — процедил сквозь зубы Дмитрий. — Мать боится, что я разрушу дело и оставлю ее у разбитого корыта. Решила, что продать свою долю сейчас самый верный поступок.

От рева мотора заложило уши, сердце бешено заколотило об ребра.

— Черт! Сбавь скорость! — огни автострады мелькали перед слезившимися глазами будто лампочки на новогодней елке.

Ладонь Дмитрия оторвалась от руля и плавно легла на мою руку, вцепившуюся в подол куртки. Мгновение и… автомобиль действительно замедлил свое движение. Его пальцы переплелись с моими.

— Ей нужны деньги, — как ни в чем не бывало он продолжил, — Боится лишиться всего, что имеет. Живые деньги в банках надежнее иметь, чем долю в компании, которую я, со слов Соловьева, намерен пустить по ветру.

Похоже, что Соловьевы одним махом решили прибрать Альянс к своим рукам.