Просто я не достойна, чтобы ради меня рисковать. Просто я непостоянна и на меня нельзя положится, просто я балованная стерва, спать с которой себе дороже. Я думаю, он размышляет именно так. «Что будет, когда мы вернемся в город?» — уточнил Марк, а я не смогла ответить. Я его представлю папе? Друзьям? Или буду скрывать, как постыдный секрет? Я и сама не знаю, но мне наплевать на завтрашний день, а ему, видимо, нет. Неверное он умнее, и уж точно лучше контролирует себя и свои желания. Я же не привыкла себе отказывать ни в чем. Наверное, поэтому мы и не можем найти общий язык, хотя глупо отрицать — нас тянет друг к другу.

По дроге домой я покупаю себе еще один алкогольный коктейль. Марк смотрит неодобрительно, но, естественно, молчит. Представляю, что он обо мне сейчас думает. То, что я алкоголичка? Хотя ответ несколько сложнее и глубже. Я не хочу возвращаться в дом. Блин, я готова ночевать на пляже, лишь бы не оказаться снова одна в комнате, которая когда-то была моей детской. Я знаю, как только закрою двери, меня сразу же накроют воспоминания — яркие, ковыряющие душу изнутри, мешающий спокойно спать и бередящие старые душевные раны.

Я хочу, чтобы алкоголь заглушил боль, и я уснула. Но, увы. Шампанское из головы давно выветрилось, а один коктейль не способен отправить меня в блаженный сон.

Домой мы возвращаемся, когда совсем стемнело. Я вижу поблескивающие в темноте глаза Марка, и едва заметную улыбку на губах. Он стоит так близко, что можно сделать всего один шаг и прильнуть к груди. Снова испытать его на прочность и, возможно, даже выиграть у него очередной раунд. Только вон он не хочет сдаваться. Меня снова ждет поцелуй, от которого снесет крышу у обоих, а потом Марк опомнится и уйдет. Как всегда, ничего нового. Поэтому я просто желаю ему спокойной ночи и поднимаюсь на второй этаж, оставив парня в одиночестве и темноте в холле.


Марк

Ника уходит, а Марк задумчиво смотрит ей вслед и думает, что будет, если он сейчас поднимется за ней. Поймает на лестнице и прижмет к себе упругими ягодицами, проведет руками по плоскому животу и поцелует в шею, которая до сих пор, наверное, пахнет морем и солнцем. Останется она такой же решительной, как была сегодня, когда рассуждала о том, что им стоит и не стоит делать? Или отступит в последний момент, осознав, что спать с ним не самый лучший вариант. Только вот проверять не хочется. Эти сотни разных «почему» он озвучивал себе много раз. Смысл повторяться? На какое-то мгновение становится жалко того не выпитого коньяка. Наверное, с ним было бы проще. Вопрос: что? Забыться или нырнуть с головой в эти отношения, которые не могут принести ничего хорошего. Два дня счастья. Стоят ли они потом разбитой жизни, которая стала хоть немного обретать смысл?

Марк в очередной раз говорит себе о том, что Ника того не стоит, и ненавидит себя одновременно за нерешительность и за то, что не может и не хочет относиться к ней, как к другим. За то, что держит ее на расстоянии по одной причине (хоть в голове их крутятся сотни), но правда состоит в том, что он боится. Боится обжечься и остаться ни с чем.

Всю жизнь его не интересовали отношения. Подцепляя очередную девчонку, он знал, что это ненадолго и его полностью устраивало такое положение вещей. Идеальный вариант Дина — беспроблемная, готовая на все и сексуальная. С ней не нужно думать о том, что дальше. Это и так понятно — секс. И ведь Ника, положа на руку на сердце, скорее всего такая же. Она не скрывает свой интерес и желание, она не просто так просила выключить телефоны. Время пока молчит телефон — вот срок их романа. Может чуть больше. То время, которое они проводят тут в этом доме, где рядом нет никого. Зачем отказываться?

Марк медленно поднимается по лестнице, замирает на площадке второго этажа перед ее комнатой и упирается лбом в дверь. Нужно просто зайти так, как любила заходить она. Без стука, без извинений и будь что будет.

От мысли о сонной обнаженной Нике под простынями становится жарко, кровь приливает к паху и дыхание перехватывает, а потом Марк слышит приглушенные рыдания и уже без раздумий открывает дверь.

Ника сидит на полу, сжавшись в маленький беззащитный комочек, закрыв лицо руками, и плачет.

— Эй… — Парень присаживается рядом с ней. — Что произошло?

— Ничего, — всхлипывает она и пытается отвернуться, видимо, не желая демонстрировать слезы.

— Это я? Из-за меня? — мелькает неприятное подозрение.

— Нет. — Она качает головой и инстинктивно тянется ближе к Марку, позволяя себя обнять. Прижимается дрожащим телом и утыкается мокрым лицом в плечо.

— Раз уж ты пришел, можно я тебя попрошу? — шепчет тихо, не поворачиваясь и пряча взгляд.

Марк прикрывает глаза, понимая, что этой, несчастной и маленькой, зареванной Нике он готов позволить все, что угодно, и выполнить любой каприз. Она невероятно нежная и трогательная и совсем не похожа на стерву, которую он знал совсем недавно.

— Что ты хочешь?

— Забери меня к себе. Пожалуйста!

Желание жгучее и неконтролируемое вспыхивает в душе, Марк сжимает зубы, так как член стал каменным в ответ на ее просьбу, высказанную хриплым от слез голосом. Она хоть понимает, что творит с ним? Судя по вздрагивающим плечам и мокрым щекам, которыми она прислоняется к его груди — нет. Как раз сейчас Ника меньше всего думает о сексе. Ей просто плохо.

— Ник… — шепчет парень, пытаясь убрать волосы с ее лица.

— Марк, просто забери. Я не прошу ничего. Я все поняла и не буду навязываться. — Она невесело хмыкает. — Окей, я понимаю, когда меня посылают. Я тебе не нравлюсь… просто забери.

«Не нравлюсь»… Если бы это было так, тогда все было бы проще. «И все же она тоже думает о сексе» — эта мысль рождает в душе какое-то болезненное удовлетворение.

— Я не могу находиться тут. Просто не могу! Я не усну в этом месте.

— Хочешь, поменяемся комнатами, я могу поспать тут или внизу? — предлагает Марк скорее из вежливости, потому что утащить ее к себе в берлогу сейчас кажется единственно верным решением.

— Мне кажется, это не имеет значения. Я просто не усну одна.

— Почему ты не любишь этот дом?

— Я люблю, — снова всхлипывает Ника. — Просто тут умирала мама. Она долго болела, папа работал, и мы с ней проводили много времени в этом доме. Она угасала у меня на глазах, превращаясь в тень себя прежней, а однажды ее не стало.

— Ты была с ней здесь одна?

— Да. Папа, конечно, сразу приехал, но эти воспоминания, они все же стали для меня слишком тяжелыми. Я думала, что справлюсь, но зашла сюда, осталась одна и поняла, что не могу. Забери меня, а?

— Поэтому ты не хотела сюда ехать?

— Да. Правда, я не придуриваюсь, просто не хочу оставаться одна. Обещаю, что буду вести себя хорошо.

Марк сидит рядом с ней на полу, прижимая к себе хрупкое и такое нежное тело. Майка на груди намокла от ее слез, и он понимает, что не может отказать в этой просьбе. Поэтому просто поднимается, подхватывает девушку на руки и несет к себе. Эта ночь не будет простой. И, может быть, он законченный мудак, но и для нее тоже. Он не такой зверь, чтобы приставать к сонной, испуганной и зарёванной девчонке, хотя очень хочется, но если она рассчитывает, что будет спать, а он сидеть рядом в креслице. Хрена два. Ее слезы, ее беззащитность что-то сломали у него внутри.

Возможно, сейчас Ника не выглядит расчетливой охотницей, и поэтому теперь хочется поохотиться ему. Хотя бы совсем чуть-чуть. О том, что будет, если он ее все же поймает, Марк думать не хочет


Ника

Он все же пришел ко мне. Я мечтала об этом в глубине души и когда просила забрать к себе, не верила, что он пойдет навстречу. И вот я уже могу цепляться за его шею и прижиматься к сильной груди. Это настолько невероятно и волшебно, что по телу разливается тепло, и слезы отступают. Я не играла и сидела рыдала в углу комнаты не потому, что надеялась на то, что он придет. Так получилось само, но едва он берет меня на руки, паника отступает и я тону в нем. В невероятных ощущениях, которые дарят его объятия.

Марк такой теплый и пахнет солнцем, соленым воздухом и немного дымом, я держусь за него, как за спасательный круг, и понимаю, что слезы на глазах совсем высохли. Он несет меня, словно пушинку, и совсем не чувствует моего веса, и от этого я ощущаю себя сказочной принцессой. Хочется прижаться ближе и поцеловать в сильную шею, мышцы которой у меня прямо перед губами, но я сдерживаюсь. Боюсь спугнуть и не хочу, чтобы он меня прогнал. Мне страшно, что он подумает, будто я все это подстроила. Тогда он снова от меня отдалится, и я опять стану для него взбалмошной и капризной дочкой начальника, которую нужно защищать, а не любить.

Марк сгружает меня на кровать и отступает, а я сворачиваюсь у него на подушке калачиком, словно кошка, и сразу же чувствую себя снова бесконечно одинокой.

— Я в душ, — сообщает он. — Ты сможешь посидеть одна?

Хочу сказать: «А если нет, возьмешь меня с собой?», но вместо этого неуверенно киваю и прошу:

— Мне тоже потом надо будет в душ. Ты дашь мне свою майку?

— Нет. — Он качает головой и, оперившись на косяк, смотрит на меня с кривой ухмылкой, от которой пересыхает во рту. Я не могу понять, почему он заводит меня так сильно.

— Тебе жалко, что ли? — уточняю обиженно. Пожадничать майку — это даже для Марка перебор.

— Просто у меня их с собой три. Одна эта, другая грязная. И третья, которую ты хочешь забрать. В чем я буду ходить завтра?

«Ты и без майки хорош», — вертится на языке, но я обещала себе вести цивилизованный разговор.

— А почему ты взял три, а не пять?

— Ника, потому что я не планировал в одной валяться в грязи, а вторую отдавать тебе. Логично?

— Логично, — соглашаюсь я. — Тогда ты принесешь мою сумку? Или… я могу сходить сама…