– Но с ним это произойдет быстрее, – шепчу я и он, выдохнув и сжав зубы, отворачивается. Я надеваю шорты, сглатывая слезы, засовываю в отдельный карман сумки грязную майку и направляюсь к выходу с пляжа, оставив Марка перед непростым выбором, но все же, не удержавшись, смотрю и вижу, как он засовывает в карман так и не включенный телефон и замирает. Ему предстоит решить: надеть грязную, похожую на половую тряпку, майку или идти и пугать прохожих шрамами. Понимаю, выбор сложный, поэтому останавливаюсь и кричу:

– Если ты еще раз задумчиво посмотришь на свою футболку, прикидывая надеть ее или не надевать, я лично выкину ее в море и решу этот вопрос.

Парень усмехается и закидывает майку на плечо. Подхватывает сумку и двигается за мной следом.

– Видишь, это несложно, – довольно говорю ему, чувствуя себя сегодня победительницей.

– Нет. Это сложно, Ника, – серьезно и тихо отвечает он. – Ты даже не представляешь насколько.

– Повторяю еще раз: для бывшего солдата ты нереально помешан на собственной внешности.

Марк молчит, а я улыбаюсь. Мне легко. В душе еще остались переживания по поводу того, что мне снова придется зайти в дом. Я не хочу там находиться. И, наверное, я бы пошла сначала гулять по набережной, которая, знаю, тут тоже есть, но дальше. Это обычная пешеходная улочка с тремя кафешками и лавочками вдоль обрыва, по краю которого установлен белый заборчик. Он, кажется, один на все курортные городки. В маленьких кафе всегда вкусно кормят, я хочу сидеть за столиком и смотреть на море. Но понимаю, что нужно переодеться. Да и Марк в одних шортах точно никуда дальше дома не пойдет. А заставлять я его не хочу. Не сейчас. То, что было между нами в воде – это… я не знаю, как это назвать, но это точно шаг вперед. Небольшой, но это нечто новое: то, что мне хотелось бы сохранить. Поэтому я уверенно иду по зеленой улице в тени абрикосовых деревьев, наслаждаюсь сочным запахом плодов и с замиранием сердца сворачиваю к белоснежной калитке, около которой останавливаюсь, чувствуя, как в груди стучит сердце. Я стою с зажатым ключом в руке и понимаю, что не могу сделать шаг вперед. Вообще ничего не могу.

– Открывай, – сую ключ в руки Марку и отступаю назад. Зачем я только сюда приехала?! Наивная дура, думала смогу зайти. Нет!

Марк открывает передо мной калитку и отходит.

– Иди первым, – приказываю я.

– Что-то случилось? – спрашивает он. Я качаю головой и осторожно захожу за ним следом. Не глядя по сторонам, миную зеленый и ухоженный двор. Я знаю, за домом кто-то присматривает, да и папа сюда приезжает, а я не могу.

Мы подходим к дверям, и я, зажмурившись, захожу внутрь. Открываю глаза и выдыхаю. Тут проще. Все намного проще. Здесь нет призраков прошлого. Просторный холл, совмещенный с гостевой зоной и кухней. Диван, камин и лестница на второй этаж.

– Пошли, – я поднимаюсь наверх и зову за собой Марка.

Там две комнаты.

– Девочки – направо, мальчики – налево, – командую я срывающимся голосом. – Душ, переодеваемся и идем есть.

Марк смотрит на меня настороженно, кивает и скрывается за своей дверью, а я даю волю слезам прежде, чем захлопнуть за собой дверь комнаты, которая всегда была моей.

Я останавливаюсь на пороге и понимаю, что не могу дышать. Не знаю, чем руководствовался папа, когда тут оставил все как раньше. Нет. По его приказу, конечно, переклеили обои, поменяли мебель, но все неуловимо напоминает то время, когда целое лето мы с мамой жили в этом доме.

– Хочешь, мышонок, я почитаю тебе сказку? – Я слышу ее голос и понимаю, что крышу сорвало. Я опускаюсь по косяку на пол, закрываю лицо руками и даю волю слезам. Сдерживаться все равно не выйдет, так может уж лучше сразу прореветься и все? Только вот вряд ли облегчение наступит. Эти стены по-прежнему давят. Мне нестерпимо находиться в них.

Скидываю с себя вещи и, не переставая рыдать, иду в душ. На полотенцесушителе чистые полотенца. Пока стою под обжигающими струями, все же получается немного успокоиться, хотя настроение безнадежно испорчено. Я понимаю, что призраки прошлого от меня не отстанут. Я не смогу тут находиться, как бы ни старалась. И вряд ли к вечеру или завтра станет проще.

Горячие струи хлещут в спину, я упираюсь руками в плитку и закрываю глаза. Почему именно этот дом рождает в моей душе столько боли? Мне было девять, когда мамы не стало, я ее помню по вечерним сказкам и фотографиям в папином альбоме. Сознательную жизнь я жила уже без нее; я не вспоминаю о своей утрате большую часть времени. Почему же этот дом меня всегда выбивает из колеи? Потому что он был только нашим местом? Потому что папа тут появлялся нечасто, на выходные, а все остальное время это место принадлежало нам?

Я смываю с себя соль и остатки грязи, наношу на волосы кондиционер, и, пока он впитывается, размышляю о том, что со мной творится в последнее время. Гораздо больше эмоциональных потрясений, чем я могу пережить. Я хочу вернуться в беззаботное время, когда Лиза была еще жива, и когда папа не приставил ко мне Марка. Тогда я была уверена в себе и, можно сказать, счастлива. Получала все, что хочу, и не хотела того, что не могу получить. Удобная жизнь, которая разбилась о его шрамы, внимательные зеленые глаза и безразличие.

Когда выхожу в комнату в одном полотенце, внезапно понимаю, что сумка с вещами осталась у Марка.

Вот как я могла забыть ее забрать? А он тоже хорош! Зачем утащил? И что теперь делать? Идти к нему в таком виде? Нет уж, я не хочу его больше провоцировать. Я ясно обозначила свои намерения, не могу и дальше первой делать шаг ему навстречу. И даже если сейчас это не так, то я понимаю, как мое появление будет смотреться со стороны.

Пока я расхаживаю по комнате и думаю, как мне добыть свою одежду и не выглядеть при этом навязчивой, он спохватывается сам. Раздается едва слышный стук в дверь.

– Слава богу, – бормочу себе под нос и мчусь открывать.

– Прости. – Марк уже переоделся, волосы влажные после душа и на нем новая майка и новые шорты. И никаких водолазок. – Я случайно забрал сумку.

– Ничего страшного, – отзываюсь я. – Ты ее принес вовремя. Я секунду назад вышла из душа.

– Я вижу… – хрипло произносит он, буравя меня взглядом, и я чувствую себя практически голой. Даже более голой, чем в бикини на пляже, хотя большое банное полотенце скрывает меня практически полностью.

На секунду кажется, что Марк сделает шаг ко мне в комнату и снова вопьется в губы поцелуем, но он отступает и закрывает дверь перед моим носом. Словно это я стояла в коридоре.

Весьма странные ощущения. Пришел ко мне он, а неловкость снова ощущаю я, будто опять пыталась отсосать ему, а он меня прогнал. Вот как это вообще у него получается?


Марк

Ника в полотенце. Просто два чертовых слова, яркий образ и десять минут холодного душа псу под хвост. Впрочем, что он ожидал увидеть, когда стучался к ней в комнату, прекрасно зная, что сумка осталась у него? Это глупо! Глупо так сильно ее хотеть, заводиться от влажных спутанных волос и махрового белого полотенца, которое скрывает ее лучше, чем большинство платьев, и еще лучше, чем ненавистное желтое бикини.

Интересно, насколько еще хватит его самообладания, и как дожить до возвращения в город, не трахнув ее здесь вдали от цивилизации. Зачем он позволил выключить телефон? Почему это идиотское действие привело к мысли, что что-то изменилось? Он ведь прекрасно знает, секс с ней – это путь в бездну, из которой не выбраться. Не стоят мгновения счастья той расплаты, которая последует потом. И речь не об угрозах ее отца. Все гораздо сложнее.

Наверное, если бы Ника не смотрела на него полными желания глазами, он бы справился. Убедил себя в том, что он урод и жил спокойно с этой мыслью, даже не заглядывая на красивых статусных девчонок. Но нет, он разглядел ее глаза, когда она его изучала, и самое поганое, в них он нашел отражение себя: то же восхищение и животная страсть.

Ей нравится то, что она видит, а Марк не может понять, что этой роскошной холеной блондинке, на которую капают слюной все мужики, может нравиться в нем? Как долго продержится этот интерес, и что произойдет, когда он угаснет? Марка выкинут из дома, как надоевшего любимого питомца? А парень очень не хочет, чтобы его выкинули на улицу. Не хочет чувствовать себя надоевшим щенком, который утратил очарование, и хозяйка потеряла к нему интерес.

Наверное, именно из-за этого стоит держаться, просто чтобы потом не потерять остатки гордости. Будущего у них нет, а вот в сердце Ника поселилась плотно. Почему-то даже сейчас Марк не рассматривает вариант, что она надоест ему быстрее. Не верит в это.

Нежелание быть брошенным останавливает от решительного шага. Марк всеми силами сохраняет дистанцию и боится не отца Ники, а себя и собственных эмоций. Черт, да он просто боится влюбиться в ту, которой не сможет предложить ничего!

Он никому ничего не может предложить, просто с некоторыми это не будет проблемой. С простой девчонкой не очень симпатичной, из небогатой семьи. Вот его предел, только вот хочет Марк не неизвестную самую обычную студентку, а Нику. Не из-за ее точеной красоты (хотя и из-за нее тоже) и тем более не из-за денег ее папаши, а просто, потому что в сердце занозой вонзилась она, а не кто-то другой. И сейчас уже поздно что-то менять, но остается шанс отсрочить неизбежное – отношения с ней и разрыв, который неминуемо наступит после.

Ника собирается быстрее, чем ожидает Марк. На ней легкий длинный голубой сарафан и ни грамма косметики – это очень непривычно. Светлые волосы без укладки, и поэтому немного вьются. Парень понимает, что такой она ему особенно нравится – простой, близкой, нежной. Потому что, наверное, он мог бы поверить в то, что с такой девушкой ему может что-то светить. Точнее могло бы раньше, пока у него была работа, за которую он сам себя уважал, и не было шрамов. Хотя как раз шрамы Нику, похоже, не волнуют. Точнее очень даже волнуют и заводят.