Лана Мур - (Не)случайная для принца

Я не понимала что у него на уме. Жалеет ли о своем вчерашнем поступке, и вообще, что обо всем этом думает. И незнание страшно действовало на нервы. Я не представляла, что еще можно ждать от Нордгейта, а вчера он слишком быстро исчез, не дав мне спросить какого черта он сделал.

За беготней незаметно подошло время обеда.

К счастью, обедали мы каждый в своей палате. Не знаю, почему Ви сказала, что больничная еда, не очень вкусная. Мне понравилось все: и легкий салат, практически из одних салатных листьев, стручковой фасоли, спаржи и остро-сладкой заправки, но невероятно вкусный, и густой суп из моллюсков с гренками, и овощной мусс с приготовленными на пару куриными грудками и сливочно-чесночным соусом, и нежнейшее суфле с кисловатым морсом.

Только порции были рассчитаны, наверное, на роту солдат, и у меня на тарелках осталось больше половины. Приученная к строгой экономии, я чувствовала дурноту при мысли, что столько продуктов будет выброшено, но впихнуть в себя еще хоть что-то уже физически не могла.

— Вам не понравилось? — искренне огорчилась Зилла, когда увидела почти нетронутый обед. Мне даже показалось, что ее улыбка стала не такой ослепительной.

— Очень понравилось, — заверила я ее. — Но слишком много всего.

Кажется, это успокоило Зиллу, и она опять расцвела словно роза.

Со счастливой улыбкой, которая совсем не подходила моему настрою, она повела меня в процедурную дырявить попу.

Конечно же, а как может быть иначе, в коридоре я снова нос к носу столкнулась с Рэном. Они специально что ли нам так время назначают?

— Как дела? — спросил он вполне дружелюбно, но совершенно отстраненно, как у соседки по лестничной клетке, если бы у него такая была.

То есть, теперь он и знать меня не хочет? Не то, чтобы я, роняя тапки, вешалась ему на шею, но подобное пренебрежение ранило против воли.

Но вскоре все прояснилось — следом за Нордгейтом шла его мать и… Голди.

Конечно, он не хотел перед ними показывать, что якшается с простолюдинкой, каким-то чудом попавшей в привилегированное отделение.

Итак удостоилась от его мамаши цепкого и колючего взгляда. Даже на миг показалось, что она придерживает край юбки, чтобы ненароком не испачкаться об меня. Можно ли быть таким снобом? Видимо, да.

Догнав дорогого сыночка, она цепко ухватила его за руку, видимо, чтобы я не заграбастала, и непринужденно защебетала, выспрашивая все ли у него хорошо. Последнее, что я уловила, прежде чем они скрылись в его палате — миссис Нордгейт настойчиво предлагала сыну уехать на их виллу и долечиваться там.

Я от всей души пожелала Рэну согласиться. Так будет спокойнее и мне, и ему.

Укол оказался больнючий, и в палату я возвращалась прихрамывая. Как Рэну удавалось идти ровно и не приволакивать ногу, оставалось для меня загадкой. Не иначе, на силе воли.

Зато за дверью платы меня ждала целая оранжерея — Ви и Адам скупили, наверное, все цветы на острове и приволокли мне. Я даже не сразу их разглядела среди яркой пестроты бутонов.

— Выглядишь намного лучше, — подлетев, Ви чмокнула меня в щеку. — Вот что значит профессиональный уход! Смотри, что я тебе принесла, — и водрузила на столик огромную корзину фруктов. Стол сразу исчез под ней, но подруга не унималась и громоздила поверх коробочки с пирожным и шоколадом. — Это чтобы тебе было здесь нескучно, — довольная собой, заявила она.

— И чтобы я в дверь не пролезла, — проворчала я.

— Не переживай, тебе это не грозит, — рассмеялась Ви, и толкнула локтем Адама. — Ну скажи что-нибудь. С самого утра изводил меня тем, что надо ехать в больницу, а сейчас молчишь, как статуя.

— Извини за то, что вел себя, как остолоп, — пробубнил Адам. Я чувствовала, что извинение ему дается тяжело, и от этого не хотела его слышать. — Я чуть тебя не потерял, и вместо заботы ты услышала от меня одни упреки.

Ви довольно кивала. Это она его так выдрессировала?

— Ты простишь меня? — он достал из кармана брюк продолговатый футляр, открыл и протянул мне.

На малиновом бархате поблескивала тонкая цепочка браслета, и в каждом ее звене, отбрасывая крошечные радуги, сверкал бриллиант.

— Красиво, правда? — многозначительно кивнув на бархатную подушку, улыбнулась мне Ви, а я раздумывала: сейчас разъяснить Адаму как это мерзко или подождать когда останемся наедине?

Если мы поженимся, то он при каждом косяке вместо осознания будет отделываться побрякушками? Оно мне точно надо?

— Еще одна окаменевшая, — не удержалась Ви. Пока мы с Адамом смотрели друг другу в глаза: я с немым укором, а он — отыскивая подтверждение прощения, Ви подцепила браслет и проворно застегнула на моей руке. — Так, нам пора. Я выйду, а вы попрощайтесь.

— Ви, — уже в дверях окликнула я подругу. — А конспекты?

— Совсем забыла! — весело отозвалась она и выгрузила мне не кровать стопки книг и конспектов — больше класть было некуда. — Ну, пока, — помахала мне рукой. — Жду тебя на улице, — это уже Адаму.

— Не стоило, лишнее это, — я сделала попытку расстегнуть браслет, но Адам убрал мои пальцы от застежки.

— Ничего не лишнее, я… ну… в общем… Мы ведь снова друзья?

Адам так и не смог выдавить из себя слова извинения. Стало вдвойне неприятно, словно он откупался от меня.

— Ты на меня не обижаешься? — Адам приблизился, обнял меня за плечи и попытался поцеловать.

Не знаю, что послужило причиной — вчерашний поцелуй Рэна или упертость Адама, но мне стало неприятно, и я отвернулась.

— Извини, не сейчас, — он постарался притянуть меня ближе, но я уперлась руками ему в грудь. — Нет, не надо, эти лекарства убивают во мне все силы, нашла отговорку. Я действительно чувствовала невероятную апатию. Осталось только одно желание — свернуться на кровати, и чтобы меня никто не трогал.

Адам злился — раздувал ноздри, сжимал губы, на челюстях перекатывали желваки, а пальцы больно впивались в руки.

— Это из-за него? — он кивнул на стену. — Он уже успел задурить тебе голову?

— О чем ты говоришь? — я изо всех сил толкала каменную грудь, но с таким е успехом могла бы пытаться сдвинуть гору. — Пожалуйста, уйди, у меня нет сил, чтобы спорить с тобой.

— Он играет с тобой, а когда наиграется — бросит! Это ты понимаешь? Ты же видела Голди Айсэм. Думаешь, он променяет ее на тебя? — Адам так сильно встряхнул меня, что голова чуть не отвалилась, и я вышла из себя.

Разозлило все: и то, что он считает меня легковерной дурой, бросающейся на шею первого встречного, и то, что сравнивает меня с Голди, причем не в мою пользу. То есть, будь у него выбор, он предпочел бы ее, а я иду по остаточному принципу? Скажи это любой другой, даже Рэн, я бы и бровью не повела, признавая их правоту, но от своего жениха этого никак не ожидала.

— Сейчас же отпусти меня, — я толкнула его изо всех сил, и мне даже что-то удалось — Адам отступил на полшага, и все лицо покрылось пунцовыми пятнами.

— Очень тебя прошу, не теряй голову. Помни, ты для него всего лишь игрушка.

«Как и для тебя?» — чуть не спросила я, но Адам уже выскочил из палаты. Кажется, на кого-то наткнулся.

Почти сразу же вошла Зилла и недоуменно обернулась на открытую дверь.

— Что здесь произошло?

Видимо, у меня все было написано на лице.

Мельком взглянув на меня, Зилла, сразу же выбежала и вскоре вернулась с термометром.

— У вас снова температура, мисс Эмилия! — воскликнула она, следя за цифрами в окошке, а я уже сама чувствовала, как дрожу от озноба. — Я же говорила, что вам нужен покой и отдых. Ну вот, — Зилла всплеснула руками. — Снова надо ставить капельницу, — и выскочила из палаты.

Вот, черт!

Что это было? Последствия нервного напряжения или жар лихорадки, но слова произнесены, а поступки свершены. Теперь осталось только разобраться во всем этом. Но что бы я ни сделал, останусь подонком. Или в глазах Мии, дав ей неоправданные надежды, или в глазах Голди, нарушив собственные обещания.

Угораздило же так вляпаться?

Видит бог, я старался. Старался держаться от нее подальше, но мы сталкивались снова и снова, и каждый раз она меня чем-то цепляла, что я не мог отпустить ее просто так. Даже сейчас то и дело мысленно возвращался к ней, хоть и чувствовал, что это неправильно.

Я не хотел обижать ни одну из них, но придется сделать больно Мии. И виноват в этом буду я.

Предупредительная и незаметная, как и положено обслуживающему персоналу, медсестра, тихо вошла в палату и отсоединила капельницу.

— Вы не спите? — осторожно поинтересовалась она.

Да уж, кричать на Лорэнция Нордгейта могла себе позволить только такая, как Мия.

— Не спится, — пожал я плечами.

— Хотите снотворного? — даже для выполнения своих обязанностей она нуждалась в моем разрешении. И вот так прожить всю жизнь? Под подобострастными угождающими взглядами?

Уверен, что будь на моем место кто-то другой, она без лишних разговоров бы вкололи дозу успокоительного.

Стало муторно и душно. Захотелось свежего воздуха и… непреклонности Мии.

— Нет, — взмахнул я рукой. — Постараюсь заснуть сам.

И девушка вышла.

Дождавшись, когда стихнет звук ее шагов, я вышел из своей палаты и направился в соседнюю.

Мия спокойно спала и даже не слышала, как я вошел. Наверняка, не обошлось без медикаментов. Я усмехнулся тому, как подтверждаются мои предположения, и присел в кресло рядом с кроватью.

Не смотреть на Мию было невозможно, и я не сводил с нее глаз. Густые волосы разметались по подушке темным облаком, пухлые губы расслабленно приоткрыты. Резковатые черты смягчил сон, и Мия выглядела по-детски трогательно. Прозрачная трубка, тянущаяся от тонкой руки, еще больше подчеркивала ее хрупкость.