Стася Андриевская - (не) просто сосед

Однажды, после очередного «Доброе утро, Артур, как у нас дела?» Полина залезла в инстаграм и больше не нашла там Соловьёва.

— Артурчик что, удалил свой аккаунт?! — в шоке позвонила она Олегу.

Он сказал, что такого не может быть и, обещав разобраться, перезвонил уже через три минуты. Оказалось, что Артурчик, сам ли, или его бесконечные менеджеры, просто заблокировали Полину, чтобы не доставала. Полину это обидело, но не осадило, а наоборот — подхлестнуло, и она решилась написать самому Шереметьеву! Рассказала об этом Олегу, но он лишь скептически дёрнул щекой:

— Не думаю. Дядька сказал, у них там на «Дайте сказать!» план на год вперёд, причём в две очереди: одна основная, а вторая запасная, на случай форс-мажоров в основной. Вне очереди к нему можно попасть только с сенсацией, с чем-то трендовым или скандальным.

— А дядька твой кто вообще?

— Да так, — уклончиво качнул головой Олег, — то там, то сям.

И Полина решила, что раз так — она точно ничего не потеряет, если её забанит ещё и Шереметьев. Описала всю историю Руслана, описала, чего хочет, просила войти в положение невинно осуждённого. Она не знала, как ведёт переговоры Артурчик, что говорить можно, что нет, просто писала от души. Шереметьев в ответ молчал, но и не банил, хотя сообщения светились прочитанными. Олег снисходительно улыбался и подкидывал ей всё новых кандидатов. А ещё, понемногу, осторожно, но настойчиво сокращал дистанцию, словно это «общее дело» стало для них чем-то большим, чем просто дружба.

Когда Полина вспоминала ради чего это всё вообще затеялось, она словно зависала над пропастью. Берег левый, берег правый… Один далёкий и туманный, а другой близкий и манящий обещаниями яркой жизни, а она между: здесь всё, там ничего; здесь — сейчас, там — никогда; здесь на зависть всем вокруг, там — на осуждение. Но здесь не ёкало, когда Олег дружески приобнимал или чмокал её в щёку при встрече и на прощание, а там — до сих пор, как что-то очень дорогое, вспоминалось то мимолётное прикосновение: «Волосы у тебя красивые, соседка. Рука так и тянется» и до сих пор осыпались мурашками плечи.

При этом продолжались выезды в Москву на какие-то мелкие передачи. И во всём этом было целое море сумбура, новых, обрывочных впечатлений и другого понимания жизни. Не было только результата по существу, но и это становилось уже проходящим, каким-то размазанным в мельтешении самой гонки за результатом. Гонка ради гонки, как-то так. Зато ярко, драйвово и ни секунды на рефлексию.

Полина осознавала это только приезжая на склон. Тогда весь мир замирал вдруг, зависал, воспарял в панораме за окном — между небом и землёй, и Полина начинала слышать себя, ту перепуганную, но не находящую больше сил противиться притяжению дурочку, которая ведёт пальцами по колючей щеке: «Я больше не боюсь. Я к тебе ночью приду…»

Проблема была только в том, что и на склон она теперь могла вырваться всё реже и реже — хорошо, если раз в неделю. В таком режиме дожили до середины ноября.

— Полину Александровну я могу услышать?

Звонок с незнакомого московского номера раздался ближе к вечеру, когда Полина шла за Марусей в продлёнку.

— Да, это я.

— Меня зовут Игорь, я ассистент по работе с кадрами программы Дмитрия Кистяева «Без лица» — Пауза. — Надеюсь, вы знаете такую программу?

А у Полины дар речи пропал. Это вам уже не периферия и мелкота — это второй канал! Второй! Тот самый, что есть в любой базовой настройке любого телевизора страны! Тот самый, который если и уступает по рейтингам первому, то лишь самую малость, да и то, смотря, кто составляет эти рейтинги! А уж «Без лица» — это вообще ежевечернее шоу со славой скандального и непредсказуемого, а от того и мега-популярного.

— Алло, Полина Александровна? Вы ещё здесь?

— Да, да, Игорь, я вас слушаю!

— Дмитрия Кистяева очень заинтересовала ваша история, и он поручил мне уговорить вас стать главным героем одного из ближайших выпусков программы. Вы как? Согласны?

— Я… — Полина растерялась. Согласна ли она? Уговорить её? Да о чём речь вообще! — А вы уже обсуждали это с Артуром Соловьёвым?

Хотя, какой, к чёрту, Соловьёв — тогда бы он сам известил её!

— Нет, причём здесь он? У Кистяева своя команда по поиску интересных историй для эфира. Ваша ему очень и очень понравилась, и теперь у вас есть шанс быть услышанной всей страной. Мы сделаем всё возможное, для того, чтобы вас узнавали на улицах, — он легко и свободно рассмеялся. Он вообще говорил просто и дружелюбно и этим располагал к себе. — Надеюсь, я вас убедил?

— Игорь, понимаете, я работаю с Соловьёвым и… — сбивчиво замямлила Полина. — В смысле да, вы меня убедили на тысячу процентов! Честное слово! Я очень хотела бы попасть к вам в эфир, но я… Пожалуйста, дайте мне возможность связаться с Соловьёвым? Я просто не могу дать вам согласие без его ведома, понимаете?

— Ну-у-у, — слегка разочарованно протянул Игорь, — Полина Александровна, Соловьёв, конечно, не последний человек в тусовке шоубиза, но и далеко не первый. И если уж сравнивать его авторитет с авторитетом Кистяева, то любой знающий человек подтвердит, что борьба неравная. У Дмитрия гораздо больше возможностей в плане реального продвижения, просто потому, что в его власти запустить целый цикл передач по вашей теме. Второй канал, Полина Александровна! Прайм-тайм!

— Я всё понимаю, но договорённости…

— А что будет, если он вам не разрешит? Откажетесь? Нет, я, конечно, не настаиваю, но мне кажется это сомнительное решение в вашей ситуации. Такого предложения может больше не поступить, даже, скорее всего, и не поступит. Шереметьев, если вы вдруг рассчитываете на «Дайте сказать!», расписан на год вперёд, это я точно говорю, а все остальные каналы едва ли дадут вам что-то хотя бы приблизительно сопоставимое с нами. Да и мы можем воткнуть вас в график можно сказать случайно, и только благодаря тому, что у нас прямой эфир, а не запись. Поэтому решайте, конечно, сами, но…

Полина остановилась и, набрав полную грудь воздуха… согласилась. Вызванивать Артурчика или даже Макса, чтобы уже он вызвонил Соловьёва — это терять время. Это уже пройденный этап, который уже закончился однажды обломом, и это действительно шанс, который может больше не выпасть.

Когда сообщила о своём решении Максу, он немного замешкался в трубку, но осуждать или отговаривать не стал. Олег же вообще одобрил, сказал, что вот теперь-то её дела должны пойти!

На следующей неделе, за два дня до вылета в Москву, в город наконец-то переехала бабушка. Поселили её в зале, на диване, сама же Полина перебралась к Маруське в спальню. Всё это время, начиная со звонка Игоря, Полина каждый день ломала голову — сказать бабушке или нет? Нет, оно-то понятно, что обязательно сказать, но когда? Если перед отъездом, то это значит, получить головную боль её отговорок и причитаний вкупе с гипертоническим кризом, которые даже в магазин за хлебушком не дадут нормально отлучиться, не то, что в Москву. А сказать после — значит соврать о настоящей причине своего отъезда и усугубить предстоящий разговор ложью… Но это всё равно лучше, чем не поехать вообще. Решиться было тяжело, терзала вина, но Полина сказала себе — Надо! — и, придумав курсы повышения квалификации, поехала.

Затемнённая студия, свет бьёт в глаза, предельно чётко освещая Полину, но мешая ей самой видеть лица «экспертов» напротив. А ещё эта маска, в которой ужасно душно и прорези для глаз слишком узкие, сжирают почти половину окружающей обстановки. И этот ужасный тембр изменённого голоса, который заставляет вздрагивать каждый раз, когда Полина начинает говорить… И какой-то датчик-прищепка на пальце…

Уже в первые минуты, едва только начался прямой эфир, Полине больше всего хотелось вскочить и сбежать. Спрятаться на веки вечные в какой-нибудь глуши и сделать вид, что никогда ничего не было, отказаться от всех своих стараний и надежд. И у неё, согласно договору об участии, было право сказать «Стоп» и всё тут же закончилось бы… Но она упрямо сидела в неудобном кресле, как на лобном месте, и, судорожно сцепив руки, сначала рассказывала свою историю, согласно тому же договору об участии умалчивая имена и любые факты, которые могут выдать реальных действующих лиц, и отвечала на юркие вопросы Кистяева. А он затрагивал такие неожиданные темы, что Полина терялась, но времени думать или просчитывать наперёд к чему приведёт ответ, не было, да ещё и гулко, на всю студию отстукивал её предательски учащающийся пульс датчик на пальце…

Душно, во рту сохнет, кажется, что студия — вся эта толпа, которую отрезают от Полины ослепляющие лучи софитов, и которая дружно, словно по указке, начинает то аплодировать, то наоборот, разочарованно мычать — на самом деле ходит вокруг Полины кругами, как бездумные упыри, ведомые грозным Вием, и ждут малейшей оплошности, чтобы кинуться на Полину и растерзать… Так хочется сорвать маску, вдохнуть свободно и убедиться, что на самом деле рядом никого нет, но нельзя. По правилам не положено.

Потом вопросы задавали приглашённые эксперты: специалист какой-то уникальной методики психотерапии, юрист по уголовным делам, председатель какой-то общественной организации, представитель органов опеки, и ещё кто-то, и ещё… Как их всех запомнишь, если реальность врывается обрывками через узкие глазницы маски, и от волнения половина происходящего просто растворяется и исчезает, не успев дойти до мозга?

Один раз пульс зашкалило так сильно, что штатный врач потребовал приостановить опрос гостьи и прямо в прямом эфире оказывал Полине помощь — мерял давление, делал внутривенную инъекцию и, предварительно развернув Полинино кресло спиной к студии, предлагал ей выпить воды с какими-то каплями. Давал подышать без маски.

Потом шоу продолжалось. Ведущий постоянно напоминал, что «Маска» в любой момент может сказать «Стоп» и тогда всё прекратится, но тут же добавлял, что, правда, тогда она уйдёт ни с чем, и все её страдания и старания окажутся напрасными, в то время как: