— Ну-у-у, смотря, какой мужик! Иногда, чем старше, тем лучше.

— Вот, видишь. С женщинами тоже самое. Просто расслабься.

— Да, ты пожалуй прав. К тому же, у него страсть, представляешь, ему рыжие нравятся, он прям пищит от восторга, когда меня видит. Лисичкой называет. А мне блондины капец как нравятся — такие как он.

— Надо же, — усмехнулся Руслан, — мне тоже блондинки нравятся.

Они посмотрели друг на друга — она рыжая, как янтарь, и щедро усыпанная веснушками, а он — чернявый и хронически загорелый, как южанин — и одновременно рассмеялись.

— А поехали со мной в Норвегию? Там, этих блонди — во! — чиркнула ладонью по шее Лариса. — Нордический тип и всё такое. Влёт найдём тебе там Белоснежку. Поехали?

— Нет уж, спасибо, нас и здесь неплохо кормят.

Лариса, сверкнув голой грудью, тут же приподнялась на локте, внимательно заглянула ему в глаза.

— Слушай, а вот это вот, про двадцать лет разницы, — ты просто так спросил, или… — вопросительно подняла бровь, но, так и не дождавшись ответа, откинулась на подушку. — Понятно. Ну что ж… Буду держать за тебя пальцы, Подольский! Ты, кстати, как раз тот случай, когда чем старше — тем лучше, так что…

И вот сейчас Руслан лежал в палатке, разбитой под стеной своего строящегося дома и думал не о том, что завтра надо сдохнуть, но изловчиться идеально перебить номер на блок-картере геликовского движка, и даже не о том, что уходя из квартиры, забыл-таки закрыть окна и теперь не факт, что свежеоштукатуренные стены и откосы не пойдут трещинами, а о том, что Полина сегодня с утра была какая-то странная. Сама не своя. Думал, даже, может, увлёкся прошлой ночью с Лориком, ну мало ли, может, всё-таки слышно через стену… Чёрт. Даже неловко как-то.

Так, короче… Резко повернулся на бок, повозился, удобнее устраиваясь в спальнике. Молодая, семейная. Кончай хернёй страдать, Подольский!

…И тут же представил, как зарывается пальцами в её мягкие волосы и заглядывает в голубые глазищи — близко-близко, а она доверчиво смотрит в его… И от этого приятно потеплело в паху́, но хотелось вовсе не секса. Вернее не только его. Хотелось нежности и заботы. О ней.

Вот такая хрень. Бес в ребро, не иначе.

Глава 18

Следующие две недели Полина словно училась жить заново — отвлекаться от назойливых тревожных мыслей о будущем, искать забвения в общении с дочкой, ещё глубже погружаться в работу. Это напоминало ей то время, когда Марку отрезало ногу, и жизнь в одночасье поделилась на до и после: первая любовь, рождение ребёнка, грандиозные планы на карьеру мужа, обращение за кредитом на новую машину… и вдруг — ступор, беспомощность, долгая дорогая реабилитация, страх осложнений и вечные вопросы: как теперь быть, на что жить, где искать выход… А ещё обвинения свекрови и выматывающая тревога за бабушку, которая по обыкновению приняла всё не просто близко, а прямо внутрь своего доброго сердца.

Сейчас Полина вспоминала то время и понимала, как тогда всё было на самом-то деле понятно и даже, в каком-то смысле, просто. Просто нужно было принять случившееся как состоявшийся факт, взять себя в руки, максимально напрячься и идти дальше. Тогда спасало ощущение, что вместе, в горести и радости, им с Марком под силу всё. И без вариантов. Даже мысли никогда не было оставить его или начать жаловаться на судьбу. А теперь…

Вместо завтрашнего дня — темнота и страх. Геройство, которое Полина уже совершила однажды, взвалив всё на свои плечи, словно требовало повторения, а она, хотя и подписалась на это снова, больше не хотела быть героем. Не знала где взять силы. Чувствовала, что всё как-то не так, всё летит куда-то в бездну, расползается прямо в руках — как ни держи… Но бросить не могла, не имела права. Ведь кто, если не она? Не маманя же.

Соседа больше не видела и не ждала с ним встреч. У окна по ночам не бдела, упрямо игнорировала подъезжающие на парковку машины и гул лифта.

Но почему-то всё равно знала, что его тут и не бывает.

В его квартире с утра до вечера скреблись ремонтники, за ними исправно шпионила тётя Валя, монотонно, на любой шорох бурчал муж… А сам сосед не появлялся.

Откуда Полине было это известно — непонятно. Просто знала и всё. Чувствовала.

В середине первой недели лета, Полина возвращалась из магазина. В руках пакеты, в сумочке разрывается телефон, но взять трубку вообще никак, разве что в зубы…

— Не закрывай! — донёсся ей в спину до боли знакомый голос, но поздно — адский доводчик уже намертво примагнитился.

Ох уж это дежавю! До мурашек.

Полина суетливо зашарила в поисках открывающей кнопки, но в этот момент домофон запиликал, и дверь открылась снаружи.

Сердце ёкнуло и замерло. И всё-таки она скучала! Господи, да что же это… Ей, оказывается, ужасно его не хватает. Раньше и не догадывалась об этом, а сейчас, едва только увидела — поняла. А ещё поняла, что пялится на него. А он на неё. Смутилась, бестолково засуетилась.

— Давай, — забрал он у неё пакеты. — Ничего себе… У тебя тут кирпичи что ли?

А она только блаженно улыбалась и молча шла за ним к лифту.

— Как дела? — нажал он кнопку, когда зашли внутрь. — Как дочка?

— Хорошо.

Хотелось бы поднять голову и как нормальный человек смотреть на собеседника, но она не могла справиться с волнением.

— А как там наша тётя Валя?

Полина хихикнула.

— Нормально. Воюет.

— Я по ней прям соскучился. Светильник, кстати, новый взял, с датчиком движения. Думаю, это будет ей шах и мат: и в щели не светит, и светло когда надо.

— Да нет у неё никаких щелей! А если бы и были — она же не в коридоре спит. А вообще, вы с ней лучше не связывайтесь — жизни потом не даст!

— Так я и не собираюсь здесь жить. Ремонт закончу, да продам.

Сама собою сползла улыбка.

— Мм… А когда?

— Думаю, к концу этого месяца уже управлюсь. Ты только тёте Вале не говори, пусть поне…

Лифт резко дёрнулся и, жутко заскрежетав, замер. Одновременно погас свет.

— Опа… — раздался в темноте голос Руслана. — Кажись, приехали.

— Мамочки, мамочки, мамочки… — запричитала Полина.

— Чшш… Ты только не кричи, я тебя умоляю! Чёрт… телефон в машине забыл. У тебя есть?

Полина порылась в сумочке.

— Вот. Только там два процента всего…

Экран уже практически не горел, но прежде чем окончательно погас, Руслан разглядел-таки дырку на месте кнопки вызова лифтёра.

— Часто у вас такое? Я имею в виду, застревает?

Полина не ответила. Забилась в угол и сжалась, обхватив себя руками. Накатывала паника.

— И как назло, даже зажигалки нет, — усмехнулся Руслан. — Попадала когда-нибудь раньше? — Снова не дождался ответа. — Эй, соседка, у тебя всё нормально? Э-э-й… — И коснулся вдруг Полининого плеча. — Ну-у… — потянул её на себя, приобнял одной рукой. — Я думал, лифт трясётся, а это ты, — рассмеялся, пытаясь её расслабить. — Чшш…

Зашуршали, опускаясь на пол пакеты, и в следующее мгновение Руслан аккуратно обнял её по-настоящему.

— Не бойся, так бывает. Свет, наверное, вырубили. Ну-у-у, всё хорошо. Ты же не одна. Я с тобой.

Полина зажмурилась и ткнулась лицом в его грудь. Он замер на мгновение и ещё крепче сомкнул руки. И она услышала как мощно и часто бьётся его сердце. И испугалась, что и он почувствует, как бьётся её.

— Хочешь, попробую двери открыть?

— Нет, пожалуйста, не трогайте ничего! Я боюсь, что он упадёт!

— Ладно, ладно! Как скажешь. Ты только не паникуй, тросы выдержат в любом случае, ничего же не происходит, мы просто стои́м на месте. Всё нормально, не бойся.

Его низкий голос, практически шёпот, успокаивал, пальцы осторожно перебирали её волосы. От его запаха — особенного, мужского, не салонного, а какого-то дикого, слабели колени.

— Расскажи что-нибудь, — попросил Руслан. — Отвлекись, а то дрожишь вся.

Знал бы он, от чего она дрожит!

— Что рассказать?

— Что хочешь. Про себя, например.

— А что про себя. Нечего. Вообще я местная, но с трёх лет в деревне жила, с бабушкой. А потом снова сюда вернулась, в училище поступила. И так и осталась.

— … А сейчас тебе сколько?

— Двадцать пять… А вам?

— Много, — непонятно усмехнулся он. — Сорок три.

И Полине показалось вдруг, что сейчас он разожмёт руки. Испугалась этого, робко прижалась к нему ещё теснее, с каким-то детским восторгом чувствуя, как напряглись от ответного объятия мышцы его спины. С трудом сдержалась, чтобы не провести по ним ладонью.

— А родители твои где?

— Нету, погибли. Давно, ещё в девяносто пятом.

— Авария?

Полина помолчала, прислушиваясь к себе, и вдруг поняла, что готова рассказать.

— Нет. Их расстреляли в машине на светофоре. Из автомата.

— Понятно, — неожиданно просто кивнул Руслан. — Сочувствую.

— Спасибо, но я их почти не помню, мне тогда всего три года было. Знаю только, что мама была детским стоматологом, а вот с папой всё непросто. Мама с бабушкой до последнего думали, что он стропальщик на кирпичном заводе. Он сам так говорил. Завод был частный, зарплату хорошую платили, без задержек. А ещё, больничные, премии и отпускные. Всё как положено. Бабушка говорит, что по тем временам это было прям шикарно. А потом, уже после гибели, оказалось, что на самом деле он состоял в банде какого-то местного авторитета.

— Даже так? А кого именно?

— Я не знаю. А бабушка их всех одинаково бандитами называет. И отца тоже, раз уж был в банде.

— Ну, в чём-то она права. Тогда ведь всё это очень рядом было — вечером грабили и убивали, утром на эти деньги свечки ставили и бизнес строили. Не все, конечно, но многие. Мало таких, чтобы прям кристально чистыми остались. Просто время такое было. Лихое. А уж в нашей дыре и подавно, тем более в девяносто пятом. Тут же тогда целая война свершилась, полный передел власти. Только и успевали выносить.