— Меня просто захватила врасплох…

— …эта бесплатная выставка, — с вызовом закончила за него Элеонора. Она высвободилась из объятий герцогини, гордо вздернула подбородок и смерила Джастина взглядом, в котором блестели уже не слезы, а искры гнева. — Надеюсь, вы меня извините. Мне нужно привести себя в порядок и переодеться к ужину.

Она быстро присела в коротком реверансе и стремительно покинула гостиную.

— Ройстон, что это значит?

Джастин на мгновение прикрыл глаза, затем снова посмотрел на бабушку и вздохнул, увидев упрек в ее пристальном взгляде.

— Без сомнения, ты хочешь, чтобы я пошел к Элеоноре и извинился за свою грубость?

Вдовствующая герцогиня внимательно посмотрела на него:

— Только если ты этого сам желаешь.

Желает ли он? Да дерзнет ли он вообще войти в ее спальню? Позволит ли себе снова оказаться там, где, без сомнения, испытает желание ее целовать, заниматься с ней любовью?

— Судя по всему, нет, — колко произнесла бабушка после долгого молчания. — А, Стенхоуп.

Она с теплой улыбкой повернулась к дворецкому, наконец прибывшему с подносом чая и бренди.

— Задержись на минутку и отнеси чашку чая мисс Розвуд в спальню, — велела она.

Сама же, наклонившись, принялась разливать чай в две изящные чашки из китайского фарфора. Джастина по-прежнему раздирали внутренние противоречия. Он знал, что был с Элеонорой излишне резок и должен если и не объясниться, то хотя бы принести извинения. Но он даже самому себе не желал признаваться в чувстве, которое на него нахлынуло в первый момент, когда он увидел букеты и осознал, что они присланы вчерашними поклонниками Элеоноры в знак восхищения.

Его снедала ревность.


Невыносимый, невозможный, жестокий, бессердечный! Высокомерный, ненавистный и еще раз ненавистный!

Сейчас Элли действительно его ненавидела. Ненавидела его цинизм. Сарказм. Насмешки. Чванливое высокомерие. Его…

— Я принес вам чай.

Элли резко повернулась на постели и увидела Джастина. И сразу же ощутила, как пламенеют щеки и щиплет глаза от слез, которые хлынули потоком в тот самый момент, когда она только зашла к себе в комнату, и с тех пор даже не думали останавливаться.

То были слезы обиды на несправедливые обвинения. Слезы унижения из-за его недобрых слов о цветах, присланных сегодня, которым она так радовалась. Слезы, которые она совершенно не собиралась показывать Джастину! Элли села на кровати, выдернула из кармана платья кружевной платочек и быстро промокнула глаза.

— Уверены, что ваше присутствие здесь уместно?

Вместо ответа, он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Я принес вам чай, — повторил герцог и мягко поддразнил: — И готов поднести поближе, если вы обещаете не выливать его мне на голову!

Элли сунула платок обратно в карман.

— Вы очень жестокий человек.

— Да.

— Невыносимый.

— Да.

Элли нахмурилась.

— И очень злобный.

— Да.

От такой покорности перед лицом обвинений Элли недоуменно заморгала.

— Почему вы не пытаетесь защититься?

Он вздохнул.

— Возможно, я знаю, что в данном случае вы правы. Я действительно вел себя согласно перечисленным вами эпитетам.

Элли осторожно посмотрела на него, но не увидела признаков сарказма или цинизма, обвинения, которые она мысленно предъявляла ему всего несколько минут назад. Герцог выдержал ее взгляд.

— Я не понимаю.

— Согласен с вами.

Он прошел через комнату и протянул ей чашку. Изящный чайный прибор странно смотрелся в его тонкой руке. Элли медленно потянулась и приняла чашку.

— Именно этого я и не понимаю.

Он взглянул на нее из-под прикрытых век и пожал плечами:

— Мне нечем ответить на ваши обвинения. Я действительно такой, как вы сказали.

— Это и есть ваше извинение? — поинтересовалась Элли.

Его губы изогнулись в невеселой улыбке.

— Нет.

— А, так вы не предлагаете извинений. Только чай.

— Разве это не панацея от всех бед? — Он говорил, слегка растягивая слова.

Элли сделала несколько глотков дымящегося напитка.

— Я бы предпочла извинение!

— Неужели?

Потягивая чай, Элли раздраженно осознала, что гнев к герцогу куда-то улетучился.

Она больше на него не сердилась. И плакать уже не хотелось. Напротив, какая-то ее часть даже улыбалась. Или, скорее, смеялась над выражением «маленького виноватого мальчика» на лице невозможно высокомерного человека. Учитывая, как больно ранил Элли его сарказм всего несколько минут назад, это казалось совершенно нелогичным.

Если не считать…

Даже если не принимать в расчет покаянное выражение его лица, Элли сильно сомневалась, что Джастин хоть раз за всю свою привилегированную жизнь приносил женщине чай. Сегодня это было чем-то вроде извинения. Для высокомерного герцога все равно, что опуститься перед ней на колени.

Она поставила пустую чашку на прикроватный столик.

— Спасибо. Мне уже немного лучше.

— Хорошо. — Он сел на постель рядом с ней и взял ее маленькие руки в свои большие ладони. — Элеонора, я действительно перед вами виноват. Я прошу у вас прощения за свою сегодняшнюю вспышку.

Элли удивленно посмотрела на него, и без того смущенная его прикосновением.

— Вы правда передо мной извиняетесь?

Он кивнул:

— Я по меньшей мере вел себя невоспитанно. Я был немного… не в себе после того, как увидел именно Личфилда рядом с каретой бабушки. Но мне не следовало срывать на вас свое плохое настроение.

От его внезапной близости у Элли забилось сердце, щеки потеплели, дыхание участилось, и он наверняка чувствовал, как дрожат ее пальцы в его руке.

— Мне кажется, вам не стоит находиться в моей спальне. Вдовствующая герцогиня…

— …однозначно дала мне понять, что считает меня вашим дядюшкой, а в таком случае это вполне допустимо, — сухо сообщил он.

Его лицо выразило при этом столь сильное отвращение, что Элли снова испытала желание рассмеяться. Как странно, всего несколько минут назад ей казалось, что она больше никогда даже не улыбнется. Джастин же оказался совершенно не готов к тому, что губы Элли сначала весело дрогнули, а потом открыто растянулись в улыбке, и она издала хрипловатый смешок.

— Не понимаю, что здесь такого забавного, — произнес он.

— Наверное, то, что… — Она, улыбаясь, покачала головой. — Сама мысль, что вы можете стать добрым дядюшкой молодой девушке, кажется мне удивительно смехотворной!

Джастин нахмурился:

— Не могу с вами не согласиться.

Ее зеленые глаза весело заблестели.

— Ваша репутация повесы необратимо пострадает, если это станет достоянием общественности!

Он замер на месте.

— Вы хотите сказать, что в обществе меня считают повесой?

— О да, — закивала Элеонора.

— И вы тоже так считаете? — Он мрачно нахмурился. — Что я при каждой удобной возможности заманиваю женщин в постель и занимаюсь этим все дни и ночи напролет?

— Ну… может, не все дни, — озорно признала она. — Вы же должны когда-то выделять время для исполнения герцогских обязанностей! К тому же вчера на балу я слышала сплетню, будто не все эти женщины были уж так молоды или свободны.

— Меня обвиняют еще и в связях с замужними женщинами? — резко спросил он.

Элли подняла темно-рыжие брови.

— Вы, кажется, удивлены, что в обществе так хорошо осведомлены о ваших амурных делах.

— Я удивлен, что вы успели набраться столь абсурдной и неприличной ерунды! — Он выпустил ее руку, вскочил и беспокойно прошелся по комнате после чего застыл у окна. — Кто позволил себе столь непристойные замечания?

Элли озадаченно посмотрела на него:

— Не помню точно, от кого слышала.

Он стиснул зубы. На щеке явственно пульсировала жилка.

— А вы постарайтесь!

Элли медленно покачала головой.

— Они говорились не мне, я просто слышала, как люди обсуждали вашу нынешнюю любовницу и кого из мужей вы сделали вчера рогоносцем.

— Уверяю вас… — начал было Джастин, но прервался, осознав, что снова сердится. Репутация никогда раньше его не беспокоила — до тех пор, пока он не услышал те же слова из уст Элеоноры. — Я хочу, чтобы вы знали: я питаю глубочайшее уважение к брачным узам и никогда не имел желания уложить в постель замужнюю женщину. У меня нет любовницы вообще.

Элли поняла, что, повторив услышанные на балу слухи, ухитрилась нанести ему глубокую рану. Об этом явственно свидетельствовало выражение его лица.

— Я не хотела вас оскорбить, ваша светлость.

— Я нисколько не оскорблен.

— Позвольте с вами не согласиться…

Его лицо немного смягчилось.

— Вы меня не оскорбили, ни своими, ни чужими словами. Мое неудовольствие связано с людьми, которые от нечего делать распространяют скандальные, ничем не подкрепленные слухи! — Последние слова прозвучали намного жестче.

Элли осознала, что он говорит искренне, ему действительно неприятно такое мнение общества. Для нее самой эти слухи, ввиду их с Джастином недавней близости, были чрезвычайно болезненны. И мысли, что у него есть любовница и с бала он отправился прямо к ней, только усиливали ее вчерашнюю бессонницу. Джастин это горячо отрицал. Не чересчур ли горячо?

Нет, она все-таки так не думала. Джастин оставался все тем же, временами жестоким, злым и невыносимым, но она знала, он честен, именно честность и прямоту следовало винить за все остальные столь раздражающие ее черты! Раз он говорит, что не имеет сейчас любовницы, замужней или незамужней, ему можно верить.

Элли ощутила огромное облегчение, будто с плеч свалилась невыносимая тяжесть, которой она даже не осознавала и которая вновь заставила ее задуматься о своих чувствах к этому непостижимому человеку. Правда, даже задавая себе эти вопросы, она знала, что не захочет на них отвечать.