– Я понимаю, что официально мы не знакомы, – начала она, сжав перед собой руки и смерив Эмму взглядом. – Но я пришла к выводу, что у нас есть причина познакомиться.

Удивительно, но вблизи леди Эдон была еще более красивой. А вот ее резкие французские духи оставляли желать лучшего. Эмма чихнула.

– Вам нездоровится, дорогая? – Леди Эдон протянула ей носовой платок. – Хотите, я позвоню, чтобы вам что-нибудь принесли?

Эмма с вежливой улыбкой взяла платок, а что касается второго предложения, более подобающего хозяйке, нежели гостье, то его она пропустила мимо ушей.

– Очень мило с вашей стороны навестить меня. Если вам что-то нужно, леди Эдон, спрашивайте не смущаясь.

У баронессы дрогнули ресницы, она заметила колкость.

– Да, хорошо. Надеюсь, визит будет короткий. Думаю, у нас мало общего, а к концу разговора его и вовсе не останется.

– Вы прямолинейны, – сказала Эмма. Леди Эдон рассмеялась:

– Да! Это так. И позвольте мне быть еще более прямолинейной, мисс Мартин… Дело в том, что я знаю, кто вы.

– В самом деле? – Эмма откинулась на спинку кресла. У нее было преимущество перед баронессой. Работая она не надевала корсет. И сейчас ее поза гораздо ярче выражала безразличие. – И кто же я?

– Ну что ж, если вам это интересно, то я знаю, что вы были с Джулианом в Индии.

Значит, он сказал ей? Гнев заставил Эмму снова выпрямиться.

– И что из этого?

– Послушайте, мисс Мартин. Извините, но это происходит постоянно. Девушки вечно теряют голову из-за Оберна, и мы просто стараемся это игнорировать. Однако вы раздосадовали его больше обычного, так что я заехала предупредить вас. Видите ли, он пытается вести себя благородно, но если вы будете его чересчур дразнить… – Леди Эдон подалась вперед и округлила глаза. – Он может и укусить.

– В самом деле? – подняла брови Эмма. – Что укусить, миледи? Я не пекла пирогов для его светлости.

– Очень смешно, мисс. Думаете, вы та единственная, кто спасет его светлость от его темного прошлого? Я тысячу раз это видела: молодые мисс под руководством своих напористых мамаш пытаются увлечь сбившегося с пути герцога на правильную стезю. Но Джулиан не ребенок, и вы, как и остальные, быстро поймете, что он добровольно выбрал свой путь.

– И что же это за путь? Позвольте поинтересоваться: мы говорим об одном и том же человеке? Ваш выглядит очень уж непривлекательно.

– В чувстве юмора вам не откажешь, но вряд ли Оберну придет в голову полакомиться вами, маленькая старая дева. – Пунцовые губы леди Эдон сложились в презри тельную улыбку. – Вас пирожным не назовешь, моя дорогая. Так, пресное печенье, попробовал и тут же с легкостью забыл.

– Вот как?! – Эмма пожалела, что у нее нет веера. Она бы его раскрыла и стала демонстративно обмахиваться. – Какой яркий образ. Позвольте спросить: вы имеете привычку наносить визиты каждой из этой тысячи наивных женщин или я особый случай?

– Едва ли, – уверенно сказала леди Эдон. – Но вы настойчивее других…

– Замечательно, похоже, я…

– …и я не вижу, чтобы Джулиан беспокоился на ваш счет.

Как мог Джулиан сблизиться с такой ужасной женщиной!

– Простите, но вы несколько напряжены. Вы, должно быть, не привыкли, чтобы Джулиан отрывался от вашей юбки.

– Следовало бы говорить о нем с уважением к его положению, – прошипела леди Эдон. – Вам никто не давал права называть его по имени!

– Неужели? – улыбнулась Эмма.

На щеках гостьи выступил слабый румянец.

– Спасибо, что напомнили мне о манерах, – продолжала Эмма. – Могу я ответить любезностью на любезность? Визиты раньше трех часов дня крайне неприличны. Это оскорбление для хозяйки, если не сказать больше.

Леди Эдон медленно поднялась с врожденной грацией, которая так восхитила Эмму в доме Локвуда. Каким обманчивым оказалось первое впечатление!

– Вы считаете себя очень умной, но я вам вот что скажу: вы никогда не сможете с ним совладать. Ваши чары глупенькой провинциалки не удержат его. Вы не умеете скрывать свои чувства. У вас душа нараспашку, и при каждом неожиданном повороте судьбы она будет болеть и кровоточить. Неверность Джулиана убьет вас.

Эмма тоже встала:

– Я начинаю сомневаться, знаете ли вы его, леди Эдон. Он не производит впечатления неверного человека.

Леди Эдон закатила глаза.

– Значит, вашему сердцу угрожает не Оберн, а какой-то другой энергичный мужчина. Вам стоило бы уйти в монастырь, если вы не хотите остаться с разбитым сердцем. – Поправив шаль, она стремительно вышла, едва не задев Дельфину.

– Что… – повернулась вслед баронессе кузина. – В чем дело?

– Понятия не имею, – ответила Эмма. – Мне следовало бы прекратить это в самом начале.

– Она обвиняла тебя в разладе с Оберном?

– В разладе? – У Эммы внутри все сжалось. – Что ты имеешь в виду?

– Разве я тебе не рассказывала? – Дельфина, заметив изумление кузины, покачала головой. – Говорят, он порвал с леди Эдон. Почти сразу после помолвки. Очень странно. Похоже, он в крайнем замешательстве, кузина. Ты знаешь, что его изгнали из клуба за нападение на Маркуса? Они очень стараются замять дело, поскольку не могут отдать его под суд. Партии очень нужен его голос. Кроме того, Оберн может обвалить Банк Англии, если захочет. А если до газет дойдет, что он покалечил освободителя Канпура? Да на улицах бунт начнется!

Эмма схватила платок, оставленный баронессой. Теперь она увидела на нем монограмму Джулиана. Леди Эдон пожалеет, что допустила такую промашку. Эмма сунула платок в карман.

– Прикажи подать карету. Я поеду к нему.

– Ты с ума сошла? Разве ты не слышала, что я о нем сказала?

– Не вмешивайся в это, кузина, – полоснула Дельфину взглядом Эмма.

Как странно находиться в его доме. Ей пришлось полчаса ждать в его гостиной, так что было время поразмышлять над этим. Эмма не могла сказать, какого впечатления ожидала она от его жилища, может быть, чего-то величественного и грозного. Но на первый взгляд интерьер дома показался ей теплым и довольно прихотливым. Пол выложен мрамором – для Мейфэра это типично. Изящные деревянные ширмы, резные тиковые двери и ковры, вероятно, привезены из Сапнагара. Единственное, к чему Эмма могла придраться, это полумрак. Здесь было бы к месту окно в потолке, как она устроила в своей студии в Джемсон-Парке. Она ожидала, что Джулиану захочется солнечного света. Ему, родившемуся в яркой красочной Индии, этот английский дом должен был казаться невыносимо серым. Скамья, на которой она сидела, была сделана из душистого сандала и инкрустирована слоновой костью. Эмма провела пальцами по изящному рисунку. Может, его кровать тоже из сандалового дерева и поэтому от него всегда так пахнет?

Она не должна думать о его кровати.

Появившийся наконец лакей проводил ее в кабинет. Джулиан сидел за стоявшим у дальней стены столом, под окном, холодный свет из которого падал на мебель красного дерева. Он не поднялся при ее появлении.

– Эмма?! Одна? Вот так сюрприз. Садись.

Такой прием ошеломил ее. Она на мгновение остановилась, потом взяла себя в руки и пересекла просторную комнату. Джулиан работал над бухгалтерской книгой. Эмме трудно было представить его деловым человеком. Политика и война – другое дело, они сложные и жестокие, это как раз под стать его темпераменту. Но такая скука, как бухгалтерский учет? Уму непостижимо.

Усевшись в кресло, она проговорила:

– По-моему, ты не похож на человека, который кутит напропалую.

Отложив перо, Джулиан поднял голову:

– А как такой человек выглядит?

Теперь Эмма увидела, что она не совсем права: под его глазами залегли тени, будто он мало спал. Похоже, и с Маркусом так просто справиться не удалось. На подбородке Джулиана виднелся небольшой синяк. Одет Джулиан был небрежно: белая рубашка, синевато-серый жилет, сюртук, галстук распущен. Его можно было бы быстро поправить. Но Джулиан явно считал, что ее присутствие не требует формальностей.

Эмма ощутила неловкость.

– Ты порвал с леди Эдон.

Джулиан молча смотрел на нее. Потом чуть улыбнулся:

– Гм. Знаешь, я никогда не думал, что увижу тебя здесь. Особенно после нашей стычки в тот вечер.

– А я и не хотела быть здесь. Но…

– Тебя доставили сюда силой? Я пошлю за полицией.

Трудно было не почувствовать себя глупо.

– Я считала необходимым еще раз ясно высказать свое отношение к происходящему.

– Боже милостивый! – Джулиан откинулся на спинку кресла. – Пощади самолюбие мужчины, Эмма. Что дальше, статья в «Тайме»?

Она скрипнула зубами.

– Просто мне пришло в голову, что если расторжение помолвки имеет какое-то отношение ко мне…

– С чего ты это взяла?

Его лицо слишком выразительно, чтобы пытаться изобразить вежливость. Джулиан никогда не сдерживал своих эмоций, однако он проделал большую работу, чтобы научиться имитировать мягкость, и это сбивало Эмму с толку.

– Я тебя не понимаю. В тот вечер ты упрекал в лицемерии меня. Теперь ты неискренен.

– Я? Ты меня насмешила. И тебя это волнует?

– Баронессе, похоже, кажется, что волнует.

Кожаное кресло заскрипело, Джулиан устроился поудобнее. Сложив ладони домиком, он задумчиво постукивал пальцами о пальцы.

– Она сама тебе это сказала?

– Да, Она приезжала ко мне сегодня.

– А-а… Прости за беспокойство. Наверное, она меня неправильно поняла. – Его холодная вежливость граничила с грубостью. Такое впечатление, что ему безразлично, кто сидит напротив него.

Эмма ждала. Джулиан тоже немного подождал, потом, пожав плечами, взял перо и наклонился над счетами. Перо резко черкало по бумаге, приближаясь к концу страницы.

– У тебя больше лиц, чем граней у игральной кости, – произнесла Эмма.

Джулиан поднял брови, но не взглянул на нее.

– И какое же из них твое любимое?

– Пожалуй, то, что сейчас. Оно самое отчужденное.