Эмма смяла лист бумаги. Другие берегли бы это письмо всю жизнь, целовали его и плясали от радости.

– Дельфина, но я не могу остаться здесь.

– Эмма! Если ты ради этого не можешь остаться… Я потрясена и разочарована. И думаю, что ты едешь в Италию не ради живописи. По-моему, ты… убегаешь! – Шагнув вперед, кузина схватила ее за руку. – Ведь это так? Но почему ты бежишь? Из-за него? Конечно, из-за него! Он помог тебе в Дели. Он… вчерашний вечер… Что для тебя значит Оберн, Эмма?

– Ничего. Он для меня ничто.

– Тогда почему ты не можешь остаться? Даже я понимаю, что это самое блистательное начало карьеры, о котором только может мечтать художник!

Эмма покачала головой. Нет таких слов, чтобы она могла объяснить. Вчера вечером она не струсила, гнев сделал ее сильной. Но когда гнев начнет утихать, что будет тогда? И ведь это определенно случится. А ночи? Что, если она станет думать о Джулиане в постели, перед сном? В ночной тишине его голос будет звучать в ее голове так ясно, будто он рядом с нею. «Я искал тебя».

У нее сердце разрывается даже от мысли об этом. Пройти через это снова, позволить ему еще раз сокрушить ее? Нет, это просто немыслимо.

Эмма положила письмо на столик. Какой тонкой и маленькой кажется ее рука, разглаживающая бумагу. Никто бы не подумал, что эта слабая на вид рука способна на многое. Учинить разгром. Создать картины, вызвавшие восхищение Академии. И еще кое-что, более мрачное. Были в ее душе глубины, которые Эмма ощущала лишь смутно, которые скрывала даже от самой себя.

– Я не знаю, могу ли я это сделать, – тихо сказала она. Это походило на признание, иглы стыда жалили ее щеки, когда она смотрела на кузину. – Я не знаю, могу ли я остаться.

Дельфина, подавшись к ней, снова взяла ее за руку.

– Конечно, не знаешь, Эмма. Как можно это знать, не попытавшись.

– Ставлю сто фунтов, что следующий удар не удастся.

Джулиан поднял глаза от бильярдного стола:

– Тысячу.

– Тысячу?! – присвистнул Моруик, натиравший мелом кий. – Адамс, вы слышали?

– Слышал, – отозвался из угла молодой человек, одергивая узорчатый жилет. – Я свидетель, лорд Моруик.

– Отлично, Оберн, – тряхнул головой Моруик. – Как друг, я мог бы напомнить, что вы давно не упражнялись… но, видит Бог, вы могли бы и придержать язык.

Джулиан, наклонившись, одним ударом загнал шар в дальнюю лузу. Мужчины застонали:

– Проклятие! Это невероятно!

– Еще партию, Оберн!

Джулиан бросил кий Адамсу:

– Играйте за меня.

Моруик уже рылся в карманах, бормоча под нос проклятия.

– Отдайте выигрыш Адамсу, – сказал Джулиан. – Пусть потратит их на Оксфорд.

– Никогда не играйте с акулой, Лори, – проворчал Моруик, когда лакей принес перо. Подписав бумагу, он торжественно вручил ее юноше. – Потратьте все на женщин.

– Хорошо, сэр.. – С серьезным видом Адаме забрил расписку.

– На неделю вам хватит. Послушайте… Оберн, куда же вы? Подождите!

Не обращая на него внимания, Джулиан через роскошный холл клуба направился в зал, где играли в карты. Не смотря на ранний час, там витал запах сигар, звучали приглушенные голоса, джентльмены с видом знатоков сутулились над игорными столами.

В дальнем углу он увидел лорда Чада. Они встретились взглядами, и тот помрачнел. Что-то щелкнуло в мозгу Джулиана… Вот почему женщина рядом с Эммой вчера показалась ему такой знакомой! Он мрачно усмехнулся. Не счесть, сколько раз за последние годы он сталкивался с Чадом и его женой. Оказывается, известия об Эмме он мог получить из ближнего окружения. Но ему и в голову не приходило спросить.

Боль в плече напомнила Джулиану о другом. Он не знал, что Чад нанимает таких мускулистых лакеев. Было бы неверно сказать, что этим утром атлеты графа вышвырнули Джулиана из дома на Болтон-стрит. Точность требовала более сильного слова.

Джулиан поманил слугу, и тот мгновенно появился с подносом:

– Прошу вас, ваша светлость.

– Спасибо, Лайонел.

Джулиан выпил стаканчик виски и потянулся за вторым. Слуга довольно хорошо скрыл удивление. Вернувшись из Индии к Джулиан ни разу не приходил сюда играть или выпить. Это не было сознательное решение, ему просто не требовался алкоголь. Трезвость вызывала такое же оцепенение.

Теперь Джулиан передумал. Крепкий напиток, казалось, разрывал горло, жгучим потоком стекая в желудок. В этом не было ничего неприятного.

– Лайонел, – сказал он, – организуйте для меня отдельный кабинет. Где-нибудь в задней части дома, с видом на Арлингтон-стрит.

– Сию секунду, сэр.

Появился довольный собой Адаме. Джулиан поманил его пальцем, и он тут же подошел, любезный и послушный, как щенок.

– Да, сэр?

– Мне нужна ваша помощь.

– Готов услужить.

– Видите джентльмена в дальнем углу? Того, что исподтишка поглядывает на меня с мрачным видом?

– Вы имеете в виду… лорда Чада?

– Да. Узнайте о его планах на сегодняшний вечер. Но пожалуйста, действуйте тонко.

С готовностью отсалютовав, Адамс направился к Чаду. Ну вот, нашел себе новое занятие – развращать юнцов, с сарказмом подумал Джулиан. Он не почувствовал укора совести, его совесть сейчас была занята другим.

Джулиан допил виски, и безупречный Лайонел с точностью часового механизма появился с новой порцией. Ну что ж, отлично, он быстро учится.

– Вам записка, сэр. – Лайонел протянул вместе с запиской большой медный ключ. – И… ваша комната, сэр.

Взяв ключ, Джулиан сломал им печать. Кэролайн докучала ему просьбой о встрече. Он почувствовал угрызения совести. Следовало бы поговорить с нею. Никаких извинений, конечно. У Каро есть прекрасное качество: она не требует от других того, чего не делает сама. Верность, ревность, наказание… все это ее не интересовало. Если он надолго исчезал, она дулась на него, но не наказывала, когда он возвращался. У нее минимальные требования, ее просто невозможно разочаровать. Это удобная позиция, если она подлинная. Как у Кэролайн.

«Ты бросил меня там умирать. Конечно, ты не мог этого знать, и я тебя в этом не виню».

Черт побери, Эмме следовало его винить, думал Джулиан. Она должна была швырнуть в него не бутылку шампанского. Ей надо было найти пистолет и прострелить ему голову.

– Хандришь в углу, старина? Мне сказали, что ты вчера вечером устроил отвратительную сцену. Шатался по дому Локвудов, как мальчишка, укравший ключи от шкафчика со спиртным.

Джулиан проглотил напиток и оттолкнулся от стола.

– А, Линдли. Я весь день ждал встречи с тобой. Мы должны обсудить один важный вопрос. Мне нужен твой… совет.

– Вот как? – Линдли буквально надулся от важности. Он оглядел комнату – ему хотелось убедиться, что многие стали свидетелями столь лестной для него просьбы. – Хорошо, Оберн. Я занят, но с удовольствием найду время, чтобы дать совет кузену.

– Превосходно. Лайонел приготовил для нас комнату.

Они вышли в холл. Повернув ключ в замке, Джулиан спросил:

– Ты видел мисс Мартин, когда она вернулась в город?

Ухмылка на лице Линдли дрогнула.

– Эммалайн?

Джулиан открыл дверь и подтолкнул кузена внутрь. Линдли машинально потянулся рукой к поясу. Джулиан запер дверь.

– Вы забыли, виконт, что вы больше не в армии и не носите пистолет.

Линдли вспыхнул:

– В чем дело, Оберн? Тебе нужен совет?

– Да, действительно. Я рассматриваю выгоды и недостатки одного поступка.

Линдли перестал пятиться. На его лице отразилось замешательство и, кажется, облегчение.

– Леди Эдон? Так речь об этом? – Он засмеялся. Да, определенно с облегчением. – Ну, репутация у нее, конечно… не слишком. Но если сплетни тебя не смущают, то я, как член семьи, не возражаю. В конце концов, ее происхождение…

Джулиан ждал. Но продолжения не последовало.

– Продолжай, – сказал он. – Я полагаю, что это навело тебя на мысль о моей дурной крови. Не вижу никаких причин умалчивать об этом. Ведь однажды, когда речь зашла об этом вопросе, ты был весьма экспансивен.

Линдли тревожно оглядел комнату. Книжные шкафы вдоль стен, несколько кресел у низкого столика. Единственное окошко высоко на задней стене, за ним – молочный туман. Погасить лампы – и в комнате воцарится сумрак.

Джулиан шагнул к нему.

– Что было, то прошло, – пробормотал Линдли.

– Любопытно. Мое предложение навеяно именно прошлым. Хочешь послушать? Нет, это касается не леди Эдон. – вкрадчиво сказал он, когда удивленные глаза Линдли посмотрели на него.

– Я не знал. – Голос Линдли внезапно взлетел. – Поверь. Оберн, в Канпуре я ничего не знал!

– А позже тебе не приходило в голову, что я мог бы счесть новости о ней… интересными?

Губы Линдли беззвучно задвигались. Потом он шагнул вперед:

– Будь ты проклят. Синклер! Похотливое животное. Ты ведь поимел ее. Я понял это, когда ты объявился в Канпуре, я думал…

Слова Линдли превратились в хрип, когда Джулиан схватил его за горло и приподнял. Ноги виконта болтались над полом. Джулиан с размаху прижал его к книжному шкафу. Книги посыпались на пол. Горло Маркуса судорожно пульсировало под рукой Джулиана. Приятное ощущение.

– Вот что я надумал, – сказал Джулиан, коленом прижимая щиколотку Линдли, чтобы предотвратить удар. – Я убью тебя. Правда, меня будут судить за твою смерть. – Он всем весом налег на горло Линдли, поскольку тот цеплялся за его пальцы, пытаясь ослабить хватку. – Но зато ты будешь мертв.

– Оо…берн… – Линдли ловил его взгляд. Джулиан дернул свою жертву вперед и потянул в удушающий захват.

– Мертв, – повторил он на ухо Линдли теперь уже не так спокойно. От желания свернуть ублюдку шею у него руки сводило. Он мог сделать это. Легко. – И мир будет избавлен от напыщенного, бесхребетного мерзавца.

– Но, Эммалайн…

Легкое движение руки Джулиана, чуть более сильный захват лишили виконта желания говорить. Сейчас его слова никого не интересуют.