Встретив по дороге пустые деревни, сожженные, разрушенные, еще догоравшие, с валявшимися трупами, она очнулась от апатии. Сначала Эмма решила, что это дело рук сипаев – кровь за кровь, – но потом ей пришло в голову, что это не имело бы смысла. Это было ее первое логическое рассуждение за долгие часы, ее мозг начал работать.

Зачем солдатам жечь и убивать своих сограждан? Это, должно быть, работа британцев. У нее перехватило дыхание. Да, британцы прошли тут, направляясь в Дели.

Ей бы воспрянуть от того, что она рядом со своими соотечественниками, но ее охватил ужас. Вцепившись в шею лошади, Эмма глотала слезы. Все они одинаковы, британцы и индийцы: и те и другие совершают чудовищные злодеяния против невинных. Эмма боролась с внезапным желанием остановить лошадь, упасть в теплый песок и зарыться в него. Лежать там, пока не придет решение, не найдется способ избежать кровопролития, охватившего мир вокруг. Но Кавита велела ей ехать.

Когда Эмма, наконец, увидела лошадей и воспаленными от песка глазами разглядела, что это не британцы, а местные, она не почувствовала ничего. Ну может быть, облегчение. Она сделала, как ей велели. И теперь все будет кончено.

Эмма придержала лошадь и пустила ее шагом. Непонятный порыв заставил ее выпрямиться и гордо вскинуть подбородок. Не в ее характере быть слабой, даже теперь.

А ведь она смеялась над ними, над Энн Мэри и миссис Кидделл, за секунды до их смерти.

Задушив рыдания, Эмма стиснула зубы. Сипаи, подъехав, окружили ее.

– Мемсахиб, – сказал один так почтительно, что ее обессиленные пальцы нервно дернулись. – Откуда вы, мемсахиб?

– Сап… Сапнагар. – Она запнулась. Их серьезные манеры, спокойствие, с которым они ее окружили, удивляли. – Они… они убили…

– Мемсахиб, – вздохнул мужчина, взяв поводья ее лошади. Эмма вздрогнула, ожидая, что он выхватит саблю. Но сипай погладил морду лошади и поднял на Эмму не по возрасту мудрый взгляд, – не бойтесь. Мой полк не взбунтовался. Мы проводим вас в британский лагерь.

Ошеломленная, она позволила ему повернуть лошадь и поехала на закат.

Город Курнаул был охвачен хаосом. Его извилистые улицы превратились в лабиринт покосившихся, наспех поставленных палаток, возле которых слонялись усталые солдаты в ожидании приказа. Недавний ливень превратил пыль в грязь, все окрасилось в серые и коричневые цвета, точно отражавшие витавшее в городе настроение.

Провожавший Эмму сипай исчез в суматохе, – видимо, отправился искать ей место среди офицерских жен. Через полчаса под двусмысленные намеки и любопытные взгляды британских солдат Эмма, наконец, спешилась и без определенной цели пошла бродить по лагерю.

Она ловила на себе любопытные взгляды, мужчины замолкали, когда она шла по импровизированному переулку. Возможно, их внимание привлекал ее индийский наряд. Или отрезанные волосы, которые тщательно подровняла горничная Кавиты. Или определенные предположения, которые Эмма подслушала, пока ждала своего провожатого. Она падшая женщина? Мятежники изнасиловали ее?

Ее не волновали эти разговоры. Репутация теперь казалась Эмме смехотворным понятием. Хорошая, плохая, запятнанная, погубленная… Какое это имеет значение? Она жива. А сколько погибло…

– Эй, мисс!

Она медленно повернулась к окликнувшему ее человеку. Он покраснел под ее пристальным взглядом.

– Что? – спокойно спросила Эмма.

– Ужасно сожалею, мисс, я вижу, что с вами произошло нечто ужасное, но здесь военная часть лагеря, гражданским сюда вход строго воспрещен. Могу я проводить вас туда, где расположились леди?

Она взглянула поверх плеча говорившего на палатки за его спиной.

– Кто дежурный офицер?

– Вы пришли повидаться с одним из них, мэм?

Эмма колебалась, маловероятная возможность пришла ей в голову.

– Полковника Линдли здесь нет?

– Почему же, он здесь, мэм. Его палатка прямо перед вами. Но его только что вызвали проверить соседние деревни. Мы пытаемся следовать закону и поддерживать порядок вокруг Курнаула. Видите ли, мэм, появились слухи, что на севере возникли волнения. И он отправился подавить их.

– Прекрасно, – без всякого выражения произнесла Эмма. Так, значит, разрушения, которые она видела, это работа Маркуса? Так он понимает закон и порядок?

– Лейтенант Рипли! – рявкнул кто-то рядом. – Вы будете докладывать или нет?

Лейтенант скорчил гримасу.

– Подождите здесь, мэм, я найду кого-нибудь, кто вас проводит.

Он исчез в одной из палаток, Эмма стояла в нерешительности. Но от мысли о встрече со скопищем чопорных британок ей стало тошно. Отбросив сомнения, она юркнула в палатку Маркуса.

Полог опустился за ней, и Эмма затаила дыхание, прислушиваясь, не поднимут ли крик и шум. Но снаружи продолжалась обычная лагерная жизнь, и Эмма шагнула в глубь палатки. Одна. И впервые за целую вечность в безопасности. У нее вырвался короткий смешок. В безопасности! Ох, Джулиан, как ты ошибался.

Взмахнув рукой, она прогнала от себя мысли о нем.

Обстановка палатки была суровой. Складной стол. Стул. Чернильница. Груда свернутых карт в углу. Кровать аккуратно заправлена – Маркус был, как всегда, аккуратен. Эмма задумалась, не вздремнуть ли. Но она не хотела ложиться на его кровать, голова ее разрывалась от увиденного, от ужасов, запечатлевшихся в ее сознании в цветах жгучего солнца и крови. Пальцы Эммы сжались. Да, рисование поможет ей сохранить рассудок, обуздать ужас.

Шагнув к столу, Эмма взяла перо и вытащила из кармана блокнот. Обложка его была грязной, Эмма вывернула карман. Мусор и песок дождем посыпались на землю.

Она села на стул, отодвинув письмо, написанное округлыми витиеватыми буквами, этот язык аборигены называют «урду». Вязь успокаивала Эмму. Нежные плавные изгибы линий контрастировали с ее рваными мыслями. Машинально Эмма обводила слова кончиком пальца. Какое восхищение она испытала, когда впервые увидела эту письменность в Дели. Как давно это было. Даже сегодняшний день, кажется, длится вечность. Возможно, к завтрашнему дню ее волосы побелеют и вокруг глаз залягут морщины. В этой стране все возможно.

Буквы вдруг заплясали перед ее глазами, как танцовщицы в Сапнагаре. Эмма заморгала, и строчки снова сместились. Теперь они казались океанскими волнами. Как странно. Возможно, само письмо – ключ к этому. Ключ ко всему.

Тревога охватила ее. Мысли путались.

Судорожно выдохнув, Эмма оттолкнула письмо. Открыв блокнот, она стряхнула песок и направила перо на чистый лист. Резкая линия пробежала по бумаге, рука сорвалась, и перо черкнуло по юбке.

Эмма потрясла дрожащей рукой и сделала еще одну попытку. На сей раз перо повиновалось ей. Оно оставило на странице линию, достойную любого языка, – изгиб безупречной щеки Энн Мэри.

Эмма несколько раз моргнула, чтобы сориентироваться, и только тогда отняла руку от лица. Шея ее болела. Как она сумела заснуть, скрючившись в такой неудобной позе? Она посмотрела на лист бумаги и тяжело вздохнула. Боже, это ужасно. Но все именно так и было. Вздрогнув, она захлопнула блокнот.

У нее затекли руки. Поднявшись, Эмма потянулась и, закинув руки за голову, повернулась. Посреди палатки стоял мужчина и разглядывал ее, поджав тонкие губы.

– Вы спали, – пояснил он и хлопнул по бедру бумагами, которые держал в руках. – Я наблюдал за вами.

Она проглотила ком в горле.

– Я жду полковника Линдли.

– Не сомневаюсь.

– Я его невеста, – уже резче сказала она. – Он ожидает моего прибытия.

На лице незваного гостя медленно проступила отвратительная ухмылка.

– Вы меня уже однажды этим одурачили. Вы и ваш дружок, черномазый маркиз. Теперь-то я знаю, что это неправда. – Мужчина шагнул к ней, и, узнав его – это с ним она столкнулась тогда на базаре в Дели, – Эмма охнула. – Я видел, что вы уехали с ним к туземцам. И слышал, что случилось с вами потом. Ужасный позор. Я всегда думал, что приличные леди выбирают смерть. Полагаю, вы собирались умереть, но у вас недостало сил сделать это самой.

– Ошибаетесь, – сказала Эмма как можно громче. – И если вы сейчас же не уйдете…

Ринувшись вперед, мужчина зажал ей рот грязными пальцами.

– Я сделаю тебя чистой, – прошептал он ей на ухо. – Я англичанин. Ты даже не вспомнишь, что эти грязные дикари с тобой сделали.

Эмма, едва дыша и отведя руку назад, пыталась нащупать хоть какое-то оружие. Задев блокнот, она сбросила его на пол. Мужчина так толкнул ее, что Эмма упала, ударившись головой о землю. Поднимаясь, она ухватилась за стол, под руку подвернулся нож для разрезания бумаги.

– Все произойдет быстро, – пообещал он, касаясь влажными губами ее уха. – Только один…

Она вонзила нож для бумаг ему в висок.

Дико выкатив глаза, он издал булькающий звук.

– Ч-что… – Голос его сорвался, он откатился в сторону, тело билось в конвульсиях.

Обхватив себя руками, Эмма смотрела, как он умирает. Она покачнулась, чувствуя, как дрогнул ее рассудок. Перед ее глазами возникло поднятое к ней испуганное лицо миссис Кидделл. Эмма услышала свой смех и слова: «Все в порядке. Это люди махараджи!»

Собственное дыхание казалось ей странным: хрип, перемежавшийся короткими рыданиями. Трепеща как лист, она потянулась за рисунками, выпавшими из блокнота. Ее пальцы слишком дрожали, чтобы отделить свои бумаги от тех, что выронил мертвец. Подумают, что она их украла. Ее сочтут воровкой. Но эта воровка еще и убийца.

Боже праведный!

Вскочив, Эмма вылетела из палатки.

В Канпуре пахло порохом и горелым мясом. Лейтенант оставил Джулиана ждать на краю плаца. Джулиан прислонился к стене, земля дрожала у него под ногами. В полумиле отсюда, около здания, где люди Нана-Сахн-ба вырезали множество британских женщин и детей, военные привязывали мятежников к пушкам, разрывая их на части выстрелами.

Лейтенант, проводивший Джулиана в лагерь, был совершенно зеленым.