Внимательно выслушав ответ пожилой женщины, он кивнул. Женщина толкнула к нему Эмму и выбежала из комнаты.

Проводив ее взглядом, Джулиан вздохнул:

– Мы спрячемся на крыше.

Эмма, завязав юбку, пошла за ним к шаткой на вид лестнице в углу двора.

– А вы уверены? – спросила она, начав подниматься. – Разве это не самое заметное место в доме?

– Только не то, куда мы идем. Опуститесь на колени, – сказал Джулиан, когда она ступила на плоскую побеленную крышу.

Эмма подчинилась, глядя, как он втаскивает наверх лестницу.

Джулиан повел ее к какому-то отверстию, которое она приняла было за дымоход, хотя в здешних домах это совершенно ненужная вещь. На самом деле это оказалась большая емкость для сбора дождевой воды. Благодаря сухому сезону она была пуста, но едва ли могла вместить их обоих. Эмма прижала колени к груди. Ноги маркиза были значительно длиннее, и после нескольких попыток Эммы устроиться, Джулиан взял ее за лодыжки.

– Извините, Эмма, – весело сказал он, – но, похоже, нам придется положить ноги мне на колени.

– А вы не можете сжаться?

Джулиан рассмеялся:

– Я человек гибкий, но всему есть предел, иначе я себе кости переломаю.

Эмма подняла ноги. Джулиан просунул под них свои и скрестил их на местный манер. Теперь он касался коленями ее бедер, а ягодицы Эммы прижимались к его скрещенным икрам. Она старательно одернула юбку.

– Мы здесь долго не пробудем, – объяснил Джулиан. – Только дождемся, когда они пойдут обедать.

– Вы находите это забавным?

– Скорее похоже на абсурд.

Кивнув, Эмма закрыла глаза. Однако теперь у нее появились новые источники волнения. На нее странным образом действовал запах маркиза – сандал и еще что-то непонятное, таинственное, мужское. У Эммы от этого запаха свело живот, так же действовал на нее аромат свежего хлеба, когда она бывала голодна. Вздор какой! Сейчас она совсем не хочет есть. Но ощущение усиливалось всякий раз, когда Холденсмур шевелился и мышцы его бедер двигались под тонкой подошвой ее домашних туфель. От этого Эмма чувствовала себя неуютно.

Она открыла глаза, чтобы отвлечься, и увидела, что Джулиан смотрит на нее. Какое у него лицо! Какое-то божество явно несправедливо отдало столько красоты одному человеку.

Наверное, лучше ей было глаз не открывать.

– Трудно… – начала она и осеклась, ужаснувшись тому, что собиралась спросить.

Трудно быть таким красивым? Ей, должно быть, голову напекло! Как он дразнил бы ее, если бы она задала этот вопрос!

Джулиан вопросительно поднял брови, и когда Эмма лишь покачала головой, вздохнул и привалился головой к стене. На белом фоне его волосы были поразительно черными, кожа – глубокого золотистого оттенка. Если бы нужно было нарисовать его портрет, она использовала бы только эти тона… ну и еще яркий зеленый для глаз.

Эмма фыркнула. Это просто смешно. Сейчас совсем не время восхищаться его внешностью. Лучше побеспокоиться о том, как пережить этот трудный час.

Солнце уже село, но ветер не залетал в их укрытие, так что было ужасно жарко. Заплетенная накануне вечером коса не растрепалась и после купания уже почти высохла. Эмма скрутила косу в тяжелый узел и оперлась на нее, как на подушку. Бусинка пота сползла с виска на шею, и Эмма, поймав ее, провела пальцем по ключице. Хоть бы немного холодной воды, с тоской думала она. Кусочек льда. Хорошо хоть, она не в английской одежде.

– Будет трудно снова привыкать к корсету, – прошептала она.

– Так не носите.

Она закатила глаза:

– Хорошо бы. Увы, я никогда не смогу вписаться в общество.

– Да, и я уверен, что вы из-за этого ужасно переживаете.

Слова Джулиана задели ее. В них не было никакого осуждения, лишь мягкая ирония, как будто он знал, что ее это нисколько не волнует.

– Скажите правду, – медленно сказала она. – А вас бы это шокировало?

Джулиан усмехнулся:

– Ну-ка попробуйте шокировать меня, Эмма. Вперед. Уверен, что мне это доставит удовольствие. – Его голос стал тверже. – Вы так на меня смотрите… мне это нравится. Нет-нет… не отводите глаз. Какой восхитительный румянец. Должен сказать, что он вас необыкновенно красит.

Голоса! Эмма зажала Джулиану рот рукой и повернула голову на шум. Джулиан резко вдохнул, и она почувствовала его губы на своей ладони.

Голоса стали громче, внизу явно спорили. Убрав руку, Эмма с беспокойством взглянула на Джулиана. Закрыв глаза, он поднял голову и прислушался. Нахмурил брови. Плохой знак. Обхватив себя руками, Эмма чуть покачивалась, стараясь унять тревогу.

– Проклятие, – прошептал Джулиан. – Сипаи пытались получить благословение на борьбу с британцами, но священник им отказал. Теперь они собираются показать ему, что звезды им благоприятствуют. Ищут лестницу, чтобы взобраться на крышу.

– Что?!

Эмма хотела приподняться, но Джулиан остановил ее. Голоса приближались.

Значит, сипаи нашли способ подняться. Они уже на крыше.

Она не готова умереть. Только не после всего, что она уже пережила. Видимо, Джулиан неверно прочитал линии на ее ладони. Он тянул ее вниз, а она смотрела на него, задаваясь вопросом, будет ли это последним, что ей суждено увидеть. Джулиан встретился с ней взглядом, но его лицо было непроницаемым, внимание его было сосредоточено на какой-то мысли.

А потом Джулиан переключил внимание на нее и улыбнулся.

Его улыбка обладала поразительной силой и потрясла Эмму до глубины души. Эмма уже видела на лице Джулиана разные улыбки: загадочные, веселые, насмешливые, озорные, мрачные, решительные. Но такой она не видела никогда. От этой улыбки у нее дыхание перехватило сильнее, чем от страха. Ангельский изгиб губ: нежное благословение, безмолвное понимание. Подтверждение непостижимости Бога, который вел их к такому концу. И самое необъяснимое – сладкое заверение, что его не пугает вероятность разделить с нею участь.

Они смотрели друг на друга; и выражение лица Джулиана снова изменилось, улыбка исчезла. Теперь Эмма наклонилась к нему.

Его губы заглушили ее тревогу. Этот горячий обмен дыханием, касания губ и языка принесли что-то еще, нечто странное, словно ее сердце, предчувствуя конец, растекалось по венам. Дыхание Эммы было; глубоким и испуганным, и язык Джулиана скользнул к ее горлу, словно пробуя его на вкус.

Грубый голос произнес несколько отрывистых фраз на хинди. Эмма поняла только слово «англези».

Джулиан отстранился от нее и поднял руки над головой. Эмма на какое-то мгновение оцепенела, потом грубый мужской хохот привел ее в чувство.

– Вставайте, Эмма. – Джулиан смотрел не на нее, а на сипая, который наставил штык прямо ему в сердце.

Глава 8

Эмма встала, но ноги ее так дрожали, что ей пришлось держаться за стену. На крыше было двое сипаев. Тот, что угрожал Джулиану, чуть посторонился.

Эмма вылезла из углубления, и второй солдат оттащил ее. Его приятель что-то сказал ему, и он расхохотался.

Священник, бросив резкую фразу, сдернул обувь. Смелым ударом он отвел штык в сторону и ударил тапочкой вооруженного солдата по лицу. Сипай гневно взревел.

Эмма быстро взглянула на Джулиана, который внешне бесстрастно взирал на разгоравшийся поединок между сипаем и священником. Державший Эмму мужчина сжал ее сильнее. Явно расстроенный, он что-то быстро проговорил пронзительным голосом. Видимо, товарищ его не послушал, и он сплюнул, едва не попав Эмме на ногу.

Тот, у которого была винтовка, схватил тапку священника и поднял ее над его головой. Воцарилась напряженная тишина. Священник властно поднял руку. Сипай покачал головой. Что-то тихо сказав, он швырнул тапку старику в голову.

Охранявший Эмму солдат закричал. В этот момент Джулиан ринулся вперед и повалил вооруженного сипая. Сплетясь, они катались по земле, Джулиан оседлал соперника и трижды ударил его по лицу. Послышался тошнотворно отчетливый хруст костей. Схватив ружье, Джулиан приставил штык к горлу лежащего на земле мужчины.

Лезвие ножа коснулось шеи Эммы. Державший ее сипай что-то грозно крикнул. Джулиан не смотрел в их сторону, но его скулы резко напряглись.

– Не двигайтесь, – предупредил он Эмму.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но лезвие надавило сильнее, и теплая струйка крови потекла к ключице. Еще чуть-чуть, думала она. Чуть-чуть.

Обхватив голову руками, священник заговорил, протяжно и отчаянно. Джулиан что-то быстро ответил ему, потом приложил пальцы ко лбу, радом с пятнышком, которое ему поставили в храме. Скорчившийся от боли сипай раскачивался, стоя на коленях. Он что-то спросил у Джулиана. Поколебавшись, тот кивнул, указав на порез на щеке.

Стоявший на коленях сипай вымученно рассмеялся и махнул рукой, отдавая Эмму на милость своего сотоварища. Потом что-то сказал. Снова Эмма слышала слово «англези».

Это слово она знала: англичанка. Холодок пробежал у нее по спине. Что Джулиан собирается делать?

Эмма взглянула на него. Джулиан говорил с сидевшим на земле сипаем. Его голос, низкий и хриплый, произносивший чужие слова, казался едва знакомым. Какая-то его фраза, похоже, развлекла сипая, тот усмехнулся, показав зубы в темно-красных пятнах. Маркус написал ей однажды об этом странном явлении. Эмма знала, что это от листьев бетеля, которые тут жуют, как табак. Однако сейчас ей это показалось пятнами крови. Плохое предзнаменование, тут и со звездами сверяться незачем.

Истеричный смех рвался из ее горла. Эмма подавила его, понимая, что иначе лезвие только глубже войдет в шею.

С внезапным оживлением сипай вскочил на ноги и подошел к Эмме. Джулиан из-за его плеча смотрел ей в глаза. Она не могла понять выражения его лица, но он смотрел на нее так свирепо, что сила его взгляда заставила ее замереть, когда солдат подошел к ней.

После мучительно долгого осмотра – эти секунды показались Эмме самыми долгими в жизни – солдат повернулся к маркизу и что-то резко сказал ему на хинди.