Я подошла к дверям. Когда-то здесь целовал меня Леонид, первый мужчина в моей жизни. Теперь-то я понимала, почему Влад тогда избил его. Не только за то, что он причинил мне боль. За то, что тот покусился на его собственность, на меня. И как не убил только? Может потому, что тогда еще в нем не было черной крови. Хотя если подумать, я отравила свою однокурсницу, когда во мне тоже еще не было черной крови. Я потянулась к дверной ручке. Потянула за дверь. Открыто. Влад ждет меня. Что ж, логично.

Я шагнула внутрь и после маленького узкого коридорчика между двумя дверьми сразу оказалась в гостиной. Мне в висок уперся пистолет.

— Не поворачивайся. Не шевелись, — голос Никиты — последнее, что я ожидала услышать. — Не делай лишних движений. Я не хочу спускать курок.

— Вам не стоило приходить, уважаемая Сцилла, — голос Виктора с той же стороны.

Мне не нужно было поворачиваться, чтобы ощущать их эмоции. Виктор тих и спокоен, как стена. В эмоциях Никиты я улавливала решимость. Злость на меня за то, что я оказалась его противником, я ведь ему серьезно нравилась. Он действительно не хочет меня убивать, но понимает, что должен. Он явно заставлял себя решиться, а я обдумывала, стоит ли его спровоцировать или действовать иначе. В конце концов пистолет для меня опасен, я хоть и обладаю божественными силами, но смертна. За меня все решил Виктор. Он, продолжая лениво крутить в руках трость, неожиданно ударил Никиту ею в висок. Безглазый лев набалдашника точно попал в цель, и Никита попросту свалился без сознания, выронив оружие. Я с удивлением повернулась на Виктора. Тот усмехнулся, а затем церемонно поклонился, указывая на гостиную ладонью.

— Прошу, уважаемая, проходите. И простите моего нерадивого глупого друга за его поступок. Уверяю, он хотел как лучше, не убивайте его.

Я усмехнулась в ответ:

— Никогда не сомневалась в наличии у тебя ума.

— Это еще не все, — Виктор вытащил монетку из вариума и покрутил в пальцах, а затем легонько подбросил ее, и та зависла над его указательным пальцем. — Я понял ее, Сцилла. Это было крайне занимательно, благодарю вас. С удовольствием продолжил бы обучение у вас. Надеюсь, я могу на это рассчитывать?

На этот раз мой смешок был горьким.

— Виктор, ты ведь знаешь, зачем я здесь. Сегодня погибнет один из нас: либо я, либо мой брат.

— О, вы выживете. Иначе вы не были бы Сциллой, Вероника.

Я не стала с ним спорить. Он видел во мне беспринципную стерву. Возможно, именно это во мне ему нравилось. Но он не понимал самой важной вещи…

— Ты не видишь главного, Виктор. Считай это самым важным уроком. Не любая цель оправдывает средства. Однажды ты поймешь, — когда полюбишь, вот чего я не стала договаривать.

Его брови поднялись. В эмоциях скользнуло удивление:

— Звучит так, словно вы пришли сюда не убить врага. Зачем тогда?

— Где он? — я проигнорировала его вопрос.

— Здесь, — Влад отозвался со стороны лестницы.

Он стоял внизу, боком прислонившись к перилам, скрестив руки, и наблюдал за нами. Привычная поза. Привычная одежда. И наш дом, каким я его помнила. Я словно вернулась на двадцать лет назад. Наконец я обратила внимание на мольберт в углу и краски. Холст был чист, краски свежие, брат собирался рисовать, но похоже, не смог. Что ж, я его понимаю, сейчас и я бы не смогла сыграть на пианино. Не потому что разучилась, а потому что настроения не было. Поддаваясь внезапному порыву, я направилась к мольберту. Провела пальцами по маслу. И почему я зацепила только красный и черный цвета? Повернулась к Владу. Он отстранился от стены, опустил руки, пристально глядя на меня:

— Виктор, покинь нас.

— Он останется, — возразила я.

Влад промолчал, продолжая неотрывно следить за мной. Я подошла и потянулась измазанной в краске рукой к его лицу. Мы оба знали, что должно произойти сегодня, и оба не желали этого, оттягивали момент, как могли. Брат не пошевелился, остался стоять, позволяя моим пальцам скользить по своей щеке, оставляя на ней красно-черные полосы. У тебя по всему лицу черная краска, — сказал он мне когда-то очень давно, глядя на мои черные слезы. И мы прочитали в глазах друг друга это воспоминание, одно на двоих.

Влад ничего не сказал, он резко схватился за мое лицо, пальцы вцепились в подбородок, отчего я слегка вздрогнула, но отшатнуться не успела, он жадно впился в мои губы поцелуем. О Викторе он то ли забыл, то ли ему было наплевать. Я схватилась за его рубашку, размазав масло и по ней. Впрочем, скоро на его рубашке появятся новые красные пятна, и это будет не краска. Влад наконец отпустил мои губы, оставив меня жадно глотать воздух.

— Раздевайся, — произнес он, пристально глядя в глаза.

Воспоминания нахлынули разом. Я слышала это слово в этом доме тысячи раз. Я ненавидела его за это слово, боялась и любила. Каждый раз реагировала по-разному. Он говорил это в каждой из комнат. И здесь, в гостиной, тоже. Я закусила нижнюю губу, чтобы удержаться и не выполнить требование. Сопротивляться было сложно, да и не хотелось.

— Я здесь не за этим, — произнесла я почти жалобно.

Его пальцы скользнули мне по лицу и взяли его в ладони. Он изучал меня взглядом:

— Пришла убить меня? Ну так убей, — его спокойный приятный голос резал мне по нервам.

У меня задрожали губы, и слезы полились сами собой, отчего его пальцы сразу стали мокрыми:

— Я не знала, что это будет так сложно!

— Ну что ты ревешь, как обиженный ребенок, — пожурил он, стирая большими пальцами влагу с моих щек и не выпуская лица из рук.

Когда я в детстве разбила коленку, он вел себя точно так же. Так же стирал слезы, тем же тоном успокаивал. И я задыхалась от безысходности ситуации.

— Ты не сопротивляешься! — кажется, я действительно обижалась на него за то, что он не давал мне повода начать, а сама я не могла.

— Ну ты еще ничего и не делаешь, — усмехнулся он.

И где-то в этот момент я смирилась с тем, о чем думала всю дорогу сюда: я не смогу убить его. Я не он, не могу даже ради целого мира убить того, кто мне так дорог. Он смог бы. Мучился бы, страдал, но сделал бы. А я не могу. Я проиграла. Гхаттот победил. Значит надо убрать хотя бы Кайраджа. И я знала, что делать. Умереть, ведь я все еще его эхо. Стало легче, я наконец-то приняла решение.

Кажется, что-то изменилось в моем взгляде, а может просто слезы перестали течь, потому что Влад разом напрягся, и его пальцы замерли. Он вглядывался мне в глаза, пытался понять, о чем я думаю. Я медленно подняла пальцы обеих рук, будто собиралась взять его за лицо. Очень даже угрожающий жест от той, что может влиять на разум прикосновением и выпускать электричество из пальцев, и он это понял. По его телу мгновенно заклубилась тьма. Он разжал пальцы, отпуская мое лицо, чтобы не касаться меня:

— Не шевелись, — угрожающе приказал он, и что-то такое было в его голосе, что я замерла.

Покосившись вбок, я заметила, что расходящаяся от него тьма щупальцами зависла над моей шеей. Коснись я его — умру. У меня на губах расплылась ухмылка. Он должен думать, что я на самом деле сражаюсь, и я собиралась это делать. Влада надо довести до состояния боевого ража, в котором он сначала будет реагировать на угрозу, а только потом думать. Так проще всего заставить его меня убить. Для этого нужно убедить его в том, что я серьезна. Интересно, нанесет ли он сейчас мне удар или блефует? Нет, не нанесет, пока рано. И я вцепилась пальцами в него, сразу пуская мощный электрический разряд. Его с силой швырнуло спиной в стену лестницы, у которой он стоял, а я попятилась назад. Покосилась в сторону Виктора, но тот предусмотрительно не вмешивался, однако внимательно наблюдал за нами, оставаясь рядом с Никитой, полагаю, на случай, если тот придет в себя. Влад устоял на ногах лишь благодаря стене, с которой прямо сейчас осыпалась штукатурка. Он тряхнул головой, провел ладонью по лицу, размазав краску, и перевел взгляд на меня.

— Я убью тебя, — спокойно сказал он. — Так что либо ты защищаешься, либо погибнешь, и твой призрак отправится с тобой.

Он раскинул руки, и тьма раскинулась во все стороны. Оплела окна, двери, перекрывая проходы, будто очерчивая границы поля боя. Я окинула взглядом стремительно темнеющее помещение. Виктора и Никиту тьма обошла, оставив снаружи и скрыв с моих глаз. И теперь от Влада стала расходиться мгла — тьма, покрывающая все вокруг внутри этих границ. В свое время я долго привыкала различать виды его тьмы. Сейчас здесь ее было две. Сквозь одну он мог перемещаться. Вторая слушалась его, словно щупальца. Я перестала видеть его лицо и даже не знала, где он, однако лишь хмыкнула:

— И это все, на что ты способен?! — крикнула я в темноту. — Ну давай, удиви меня чем-нибудь! Потому что мне есть, чем тебя удивить!

Его силуэт мелькнул и появился совсем рядом со мной, и примерно в то же время я ударила вспышкой молнии, разогнав мглу рядом с собой и осветив брата. Только так ему можно было нанести урон, и я ногтями врезала ему по лицу, оставив на его черно-красной от масла щеке крупные рваные раны, словно это были не человеческие ногти, а когти огромного чудовища. Ого, да у меня новая способность? Влад отшатнулся и замер на расстоянии пары метров. Провел ладонью по щеке, не отрывая от меня глаз, а затем бросил взгляд на окровавленную руку.

— Я не собиралась возвращаться за тобой в твою тюрьму, Влад, — я намеренно била по больному. — Потому что я сумела упрятать тебя, чудовище, за решетку. И если бы не Отдел, я бы не пришла. Потому что таким, как ты, не место среди людей. А сейчас для меня ты еще и досадная помеха, жалкая шавка Гхаттота. Не станет тебя — и я приберу к рукам этот мир!

Не знаю, какие из моих слов его задели, но от него повеяло злостью. Я в ответ рассмеялась. Знал бы кто, чего мне это стоило. Мрак снова бросился на меня, а Влад пропал с того места, где был. Началась наша с ним пляска в темноте. Мои молнии вспыхивали, разгоняя его тьму. Мрак наступал, подавляя свет молний. Брат все-таки сумел задеть меня несколько раз, и я пересчитала собой пару стен, чудом не сломав руку. Но и я сумела задеть его, немного поджарив и нанеся несколько ран от когтей, но уже более серьезных: бок и спина.