Детектив кивнул, но я не поняла, что значит его кивок.

— Вы ничего больше не хотите мне сказать?

Я посмотрела на Линкольна, выражение лица которого было таким, словно он готов заклеить мой рот изоляционной лентой.

— Нет.

— Хорошо, — улыбнулся Рамирез, но теплоты в его улыбке не было. — Я хотел бы знать ваше мнение по некоторым обстоятельствам дела, а потом, как только вернутся мои офицеры, вы можете отправиться домой, договорились?

Желудок свела нервная судорога, но я согласно кивнула.

— Мы получили из офиса коронера штата протокол вскрытия тела Касси. — Заметив, как я вздрогнула, детектив продолжал: — Токсикологический отчет показал, что она принимала антидепрессанты, и в ее организме был обнаружен фентермин.

— Фентермин? — переспросила я.

— Таблетки для похудения, — объяснил Линкольн, поправляя пиджак на своем могучем животе. — Помимо факта, что большинству подростков не знакомо это название, хочу напомнить вам, что моя клиентка страдает диссоциативной амнезией, о чем вы, разумеется, осведомлены. Я не совсем уверен, нужно ли заводить здесь подобный разговор.

— Я вас понимаю, но я надеялся, что-то из сказанного прозвучит сигнальным гонгом для нее, — ответил Рамирез, хотя его тон подсказывал мне, что он не очень верит в мою амнезию. И я оказалась права. — Я произвел несколько проверок, касающихся данного… данного расстройства. В результате выяснилось, что люди могут симулировать это…

Я задохнулась от возмущения.

— Я ничего не симулирую!

Линкольн сжал мою руку, давая команду молчать.

— Детектив Рамирез, мы согласились приехать сюда и ответить на вопросы, но если вы собираетесь допускать инсинуации, касающиеся медицинского заключения о состоянии здоровья Саманты — заключения, которое было подписано несколькими врачами, — считайте эту встречу законченной.

— Я вовсе не утверждаю, что она симулировала, просто симптомы расстройства можно симулировать, — пояснил он.

Я чувствовала, что передо мной бык, а в моих руках красная тряпка.

— Ответы на вопросы не могут повредить, — продолжал он. — Тем более когда мы расследуем убийство девушки.

Я замерла.

— Значит, Касси действительно убили? Это не был несчастный случай?

На короткий миг на лице детектива появилось странное выражение. Он наклонился вперед, положив локти на стол и держа в руках ручку.

— Нет, это не был несчастный случай. Вскрытие подтвердило, что Касси убили.

Комната сдвинулась влево, я крепко зажмурила глаза. Каждый вдох давался мне с трудом. Убили. Сомнений относительно того, что могло произойти с ней, не осталось. Ее убили.

— Я хочу знать, что произошло, — с усилием произнесла я тонким хриплым голосом.

Рука, держащая мою руку, снова сжалась.

— Саманта, я не уверен, что вам надо это знать.

Я открыла глаза. Мужчины внимательно смотрели на меня. Во мне боролись два чувства: брезгливость — я не хотела знать никаких подробностей — и любопытство, которое одержало верх.

— Я хочу знать.

Наступила пауза.

— Вскрытие показало, что в ее легких не было воды. Она не утонула.

На миг я почувствовала слабое внутреннее облегчение. Утопление казалось мне ужасным.

— Так что все-таки случилось?

— Результаты вскрытия показали, что Касси, по всей вероятности, умерла от закрытой черепно-мозговой травмы. — Рамирез постукивал ручкой по блокноту, в упор глядя мне в лицо пристальным изучающим взглядом. — Она умерла до того, как оказалась в озере.

— Но она же не могла упасть, верно? — Я повернулась к Линкольну. Казалось, он был в ярости: красные щеки и все прочее.

Ручка в руке Рамиреза застыла.

— Группа судмедэкспертов, занимавшаяся обследованием мест преступления, побывала там. Никаких свидетельств того, что кто-то зачищал холм и спускался к озеру, а также свидетельств того, что она прыгнула в озеро, или ее столкнули, или… сбросили, тоже нет. И уж совсем невероятно предполагать, что она упала с холма и каким-то образом скатилась с утеса в озеро выше водопада.

— Так я и предполагала. — Мой голос был до невозможного хриплым. Черт возьми. Ну кто знал, что быть правым означало влипнуть по самую макушку.

— Саманта, — перебил меня Линкольн. — Я настаиваю на том, чтобы вы прекратили этот разговор.

Детектив своим видом походил на гончую, которая взяла след.

— А что вы имели в виду, говоря, что так и предполагали?

— Не отвечай на этот вопрос, — потребовал Линкольн, выходя из себя.

Но я не обратила внимания на его реплику.

— Да просто, когда я приехала туда, подумала, что было бы трудно, падая оттуда, угодить в озеро, если… тебя не толкнут. И я, должно быть, сама упала, потому что… я вспоминаю, как карабкалась, поднимаясь куда-то.

— А я-то думал, что вы вообще ничего не помните, — прозвучал резкий голос детектива.

Я стиснула зубы, представив себе, как выглядят сейчас мои откровения.

— Это не четкое воспоминание — это что-то состоящее из обрывочных фрагментов и ощущений. Я даже не могу сказать, случилось ли это в реальности.

Некоторое время Рамирез молча смотрел на меня.

— А воспоминание о том, что вы карабкались? Как, по-вашему, оно связано с утесом?

— Я думаю, да, — ответила я, опустив глаза. — Я действительно больше ничего не помню. — Правильно сделала, что сказала. — Мне очень жаль, что я не помню. Я больше всех на свете хочу знать, что произошло в ту ночь.

— Желание ее матери знать это, я думаю, сильнее, — поправил Рамирез, отворачиваясь от меня. Мрачный взгляд его глаз нацелился на адвоката. — Очевидно, вы, девушки, вдвоем были на утесе. Это мы установили. Одна жива. Другая погибла. Вопрос остается прежним: был ли там еще кто-то, мисс Франко?

Я выдохнула, не понимая, откуда у меня еще остаются силы на то, чтобы сидеть на стуле.

— Я не знаю.

Вернувшись домой, я обнаружила в своей комнате полный разгром. То, что посторонние люди рылись в моем нижнем белье, взбесило меня. Я не могла успокоиться. Они шарили везде. Даже в моей кровати. Интересно, что они рассчитывали обнаружить в ней? К тому же мой ноутбук пропал. Криминалистическая экспертиза. По словам Рамиреза, его должны вернуть через неделю.

Я надеялась на то, что в нем не окажется ничего из моего порнографического прошлого, о чем я сейчас не помню.

Большую часть вечера я была занята тем, что приводила в порядок комнату. Постоянное присутствие рядом мамы сильно тормозило работу. Бледная и еще не пришедшая в себя, она оставила меня одну лишь для того, чтобы приготовить мне холодный сандвич. Этот ее поступок удивил и даже напугал меня. Я заметила, что ее совершенно не волнует то, как отнесутся к произошедшему у нас в доме ее светские знакомые.

На этот раз мама волновалась из-за меня.

Но это ни на йоту не улучшало ни моего самочувствия, ни моего настроения, поскольку я знала, что причина для беспокойства у меня есть. Мой допрос — э-э… беседа — завершился быстро после вопроса Рамиреза о том, был ли на утесе кто-то еще. Он задавал мне этот вопрос, формулируя по-разному, несколько раз, пытаясь расколоть меня. Было ясно: он верит тому, что я симулирую болезнь или не говорю ему всей правды.

Линкольн подготовил к бою всю адвокатскую артиллерию. Он требовал предъявления улик. Объяснение Рамиреза было простым. Я была последней, кто видел Касси живой. Моя «потеря памяти» оставалась моим единственным средством защиты, единственным «препятствием на пути правосудия». Улики, которыми располагала полиция, были косвенными, но людям выносили обвинительные приговоры и при более скудной доказательной базе. Позднее Линкольн сказал мне и моему папе, что в нашем случае до этого никогда не дойдет. Мне хотелось этому верить, но моя паранойя побила все мыслимые пределы.

Одна жива. Другая погибла.

Меряя шагами свою спальню в этот поздний час, я в буквальном смысле превратилась в комок нервов. Потная, в растрепанных чувствах, я скользнула в постель между двумя одеялами и накрылась с головой, как маленький ребенок. Здесь, в своем безопасном коконе из одеял, я обдумывала случившееся.

Касси убили. Сбросили с утеса, перед этим раскроив череп. А может быть, это произошло, когда она катилась по склону вниз. В любом случае, ее столкнули. Доказательств того, что она сама прыгнула, практически не было. Ясно, что полиция не верит в несчастный случай. Ясно, что полиция не верит и в самоубийство. В легких Касси не было воды. Произошло одно из двух: я, ударив ее чем-то, спихнула вниз, а затем каким-то образом скатилась вниз сама: или там был еще кто-то, и этот кто-то раскроил череп Касси, столкнул ее с утеса, затем сделал то же самое со мной — или, по крайней мере, пытался сделать. Или она могла разбить голову, катясь по склону вниз.

Одна жива. Другая погибла.

Почему-то я почувствовала, что сейчас я ближе к Касси, чем когда-либо раньше. Мы все еще были связаны тайной той ночи, воспоминания о которой пока для меня недостижимы.

В какой-то момент я задремала, и мне приснился утес, Касси и кто-то еще, но он, или это была она, все время скрывался от меня. Я проснулась, моя кожа была липкой от холодного пота, а скомканные одеяла валялись на полу. Лицо было мокрым от слез.

Проходили минуты, но я лежала с закрытыми глазами. Попыталась досчитать до ста, но едва добралась до двадцати, как почувствовала на всем теле мурашки. Меня начала бить странная дрожь, возникшая из смутного ощущения чьего-то присутствия в моей комнате.

Мое дыхание замедлилось. В моей комнате кто-то был. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Меня словно парализовало.

Ледяная дрожь прошла по всему телу.