И тут мое внимание привлекла хрупкая фигурка девушки. Яркая, живая, от нее, казалось, исходило сияние, которое согревало меня, отпускало и успокаивало боль. Я замолчал, всматриваясь в лицо девушки. Протянул руки к ней, желая прикоснуться, обнять, найти покой и умиротворение. Она подалась вперед, позволяя прижать ее хрупкую фигурку к себе. Спрятать лицо в ее торчавших волосах, коснуться губами тонкой шеи. Стоял, наслаждаясь каждым мгновением ее присутствия в моей жизни. Видел, как она отгоняла мрак от меня. Исцеляла, приносила покой. Выдохнул.

-Ты пришла, - шепнул я, обнимая ее до хруста в ребрах, прижимая к себе еще крепче, - Пришла, - повторил я.

Но Вилора молчала. Только обнимала меня и не говорила ни слова. Почему? Почему она молчит? Закричал, прося сказать мне хоть слово. Но она молчала. Так хотел услышать ее голос. И не мог.

Открыл глаза. Повертел головой, рассматривая комнату. Разочарованно выдохнул. Сон, всего лишь долбанный сон. В палату вошла медсестра Мария Петровна, открыла жалюзи на окнах.

-Доброе утро, Радим, - вежливо поздоровалась она, - На процедуры сам пойдешь, или карету подать?

-Привет, Мария Петровна, - ответил я. Прислушался к своим ощущениям, мысленно спрашивая свое тело, смогу ли я преодолеть расстояние в сто метров самостоятельно на костылях, или попросить тетю Машу привезти коляску.

-Сам наверное, - выдохнул я, отбрасывая одеяло.

Прошло два месяца с момента аварии. Со дня крушения моих надежд и планов. Тогда я лишился многого. Карьеры, здоровья, девушки. И пока не знаю, какая потеря самая тяжелая для меня. И если девушку еще можно было завоевать, то со здоровьем и карьерой все обстояло скверно.

Как только очнулся, врачи поставили меня в известность, что усиленные нагрузки для меня противопоказаны. Травмы слишком серьезные. Так что я стоял перед выбором, либо короткая, но стремительная карьера, либо долгая и бесславная жизнь бывшего спортсмена, так и не достигшего пика карьеры. Гордость кричала о славе, вот только зачем она мне лет через пять-шесть? Когда буду прикован к инвалидному креслу, слава мне точно не поможет. А вот ноги и спина нужны.

Долгие недели неподвижного лежания заставили о многом подумать, пересмотреть взгляды на жизнь. Почти каждый день ко мне приходили друзья, родные навещали каждый день. Сестренки вообще проводили у меня все часы приема, веселили меня, развлекали. Булатовы тоже были частыми гостями в моей палате. Гавр приходил раза два в неделю. Только Вилора не приходила. Не потому, что не хотела. Нет. Просто я запретил ей рассказывать о том, где нахожусь. Пару раз она сама мне звонила, просила помочь, но я ссылался на свое отсутствие в городе. Извинялся, обещал позже перезвонить, говоря, что на сборах, и вешал трубку. Ее голос был бальзамом для меня. С замиранием сердца слушал его, потому как в моих снах она молчала.

Гавр называл меня болваном, предлагал рассказать ей, где я и что со мной. Но я не хотел. Не хотел видеть ее жалость к себе, сочувствие в ее взгляде. От нее мне нужна только любовь, а вот подачек мне не нужно. Не хочу быть бродячим котом, которого она подобрала, обогрела и вылечила. Скорее всего, она примчалась бы меня навестить, шутила бы, или изучала бы мои ранения, с врачами бы, может, пообщалась. Но я не хотел, не хотел быть в ее глазах слабым, прикованным к кровати. Хотел быть ее лысым гопником, ее парнем, любимым мужчиной.

Ухватившись за костыли, поднялся. До процедурного кабинета добрался сам под присмотром Марии Петровны.

С каждым днем я шел на поправку. На горизонте начала маячить надежда на выздоровление. Вот только знал, в спорт я не вернусь. Перенесенные травмы не позволят. Хотелось напиться, или стукнуться головой о стенку от отчаяния. Но держался. Вот только апатия и депрессия бродили где-то поблизости.

К лету меня выписали. Но жить в своей квартире мне не позволили. Во-первых, нужен постоянный присмотр, во-вторых, тяжело мне будет взбираться на этаж. Поэтому родители забрали меня к себе. Начался долгий и нудный этап реабилитации. Массажи, лечебная физкультура, прочие процедуры, которыми были до предела забиты мои будни. Порой хотелось выть от отчаяния. Порой радовался своим крошечным успехам. С каждым днем мне удавалось самостоятельно передвигаться все больше, дальше, быстрее. Мама радовалась, украдкой смахивая слезы, и глядя на отца, который слишком уж внимательно читал прессу, держа газету вверх ногами.

За время моей болезни, прошел суд над водителем, въехавшим в мой внедорожник. Благодаря какому-то полутрезвому Шумахеру моя жизнь полетела к черту. А я даже не смог явиться на заседание слушания дела.

Лето пронеслось, почти незаметно. Булатовы к осени ждали пополнение, Ильяс с Эльвирой часто приезжали ко мне в родительский дом. Украдкой, как бы невзначай интересовался делами Вилоры. В ответ получал развернутые ответы от Эльвиры и осуждающий взгляд от Ильяса. Он считал, что мне следовало рассказать Вилке обо всем. Но я считал, что еще рано.

-Когда смогу сам своими ногами прийти к ней, тогда и расскажу, - упрямо говорил я другу. Булатовы молча соглашались, но смотрели на меня с осуждением.

В начале сентября попросил Гавра продать мой домик на море. Финансовый вопрос встал ребром, сбережения закончились, а висеть на шее у родителей мертвым грузом не хотелось. Домик продавал с тоской и сожалением. Когда-то мне так хотелось свозить туда Вилку, позагорать на солнышке, поплавать, поваляться на песке... Но пьяный водитель грузовика и этого лишил меня.

Продав домик, Гаврил предложил мне открыть свое дело. Первой реакцией был смех. Потом призадумался, если попросить друзей о помощи, то все реально. Тем более стартовый капитал имелся, да и Гаврил предложил партнерство. И вот к середине октября я, во многом благодаря Гавру, стал начинающим бизнесменом, владельцем магазина спортивной одежды и инвентаря. Было безумно трудно начинать с нуля. Но интересно. Часто я валился с ног от усталости, практически проваливаясь в беспамятство. Я вновь сел за руль, но довольно часто появлялся страх, особенно, если на дороге встречались грузовики. Но я боролся с собой и своими страхами.

И я почти уже не хромал. Еще весной пообещал себе, что к Вилке заявлюсь, когда встану на ноги. И вот, кажется, момент настал. Но я решил еще чуть-чуть подождать. Когда смогу двигаться быстрее, не хромая. Когда дела в магазине более-менее пойдут в гору. Когда...Эх, едрен-батон! Сам для себя ищу какие-то отговорки, скрывая страх быть отвергнутым. Но я реально боялся. Боялся, что спустя столько времени она даже и не посмотрит на меня. А я не мог так. Не мог быть просто другом для нее.

Двадцать седьмого октября позвонил Ильяс. Радостно прокричал в трубку, что стал отцом. За друзей был безмерно рад. Поздравил их с малышкой. Взамен услышал требование явиться на перестановку мебели в их новом доме на следующий день. Смеясь, выполнил просьбу. Иль, немного ошалевший и ежесекундно улыбающийся, встретил меня в дверях дома. Гаврил уже был у него. Мы посидели в тесной мужской компании за рюмкой чая, передвинули мебель, расставили все строго по плану, составленному Эльвирой. Обновили гостевые комнаты, оставшись на ночь. Наутро нас заботливый папашка отправил по домам, потребовав явиться к обеду в роддом, дабы забрать его жену и дочурку домой. Гаврик, покаялся, что не сможет. Я милостиво согласился взять на руки его крестницу, и доставить до колыбельки. На том и порешили.

В назначенный час я уже стоял у входа в больницу. Безумно нервничал, зная, что Вилора тоже обещала приехать сюда. Но когда я подъехал, ее еще не было. Ильяс отправился к жене, помочь собрать вещи, а я ждал на улице. Надвинув кепку на глаза, лениво осматривал окрестности, пряча руки в задние карманы джинсов. Вдруг, будто почувствовал, что Вилора пришла. Просто знал, стоит обернуться и увижу ее. Даже дышать перестал. Замер. Ожидая, и боясь. Столько месяцев ее не видел, сны - не в счет.

-Слышь, гопота, подвинься, когда честные тётеньки идут! - прокричала Вилка. Оглянулся, проверяя, галлюцинации или нет. Нет, она, моя маленькая вздорная девчонка. Все такая же, только волосы стали еще длиннее, будто она и не стригла их с нашей последней встречи.

Отступил на шаг назад, пропуская ее. Секунду смотрел на нее. А потом просто плюнул на все. Я и так слишком много ждал, слишком многого лишил себя. Если не сейчас, то когда? Сколько мне еще оставаться в стороне, и ждать? Все! Не могу! И потом, жизнь она ведь коротка и непредсказуема. Секунда может решить много. Мне повезло, что я выжил в аварии. А если бы нет? Так что, хватить наматывать сопли на кулак, пора показать себя мужиком. Завоевать девушку.

-Вилочка? - ласково позвал я. Вилора замерла, даже, кажется, ощетинилась вся. Улыбнулся. Она все такая же ершистая. И все так же не любит, когда ее называют 'Вилкой'.

Развернулась ко мне лицом, смерила убийственным взглядом, что только раззадорило еще больше. Смех так и рвался наружу, вытесняя всю горечь, скопившуюся за последние месяцы.

-Слышь, ты! - пропыхтела Вилора, даже кулачки сжала от гнева, - Еще раз услышу - пожалеешь!

-Очень заинтригован, - пробормотал я. Взгляд задержался на ее губах. Смертельно захотелось прикоснуться к ним, попробовать на вкус, провести языком... Даа, Вилора Германовна, поздно бегать от меня.

Вилора отвернулась, собираясь улизнуть. Вот только я был не согласен.

-Вилочкаааа! - промурлыкал я, стремительно делая шаг к ней, почти касаясь ее. Всего миллиметр разделял нас.

-Я тебе сто раз говорила, не подкрадывайся... - почти завопила девчонка. А я только и ждал, когда она повернется ко мне. Повернулась. Договорить не дал. Накрыл ее губы своими губами, впился в них со всей тоской, нежностью и еще кучей чувств, которые всколыхнулись во мне за эту секунду. Вилора не вырывалась, даже не шевелилась, просто стояла, приоткрыв ротик, и позволяла себя целовать. От чего крышу снесло, мозг отключился, и думать никак не получалось. Как и остановиться.