Ингрид Ельская - (не) Мой Боно

Сегодняшний танец я посвящаю Боно. Под DELY&ДИF «По пятам вышла» выплескиваю на сцене все накопившиеся чувства. Только сквозь танец я могу делиться своими эмоциями, которые разрывают душу изнутри, отравляют кровь и запускают бесконечную вереницу кошмаров. Обнимая пилон, я мечтаю об объятиях Ромы, кружась под любимую мелодию, вспоминаю наш танец в Ростове. Только этот человек умеет одновременно убивать и поддерживать во мне жизнь. Лишь этот дьявол присваивает не только душу, но и тело, которое профессионально извивается на сцене.

Закончив танцевать, я вижу его. В клубе много людей, но этого человека я чувствую на животном уровне. Сразу замечаю Боно рядом с барной стойкой в компании двух мужчин. Какой-то щуплый блондин что-то рассказывает моему Мефистофелю, а тот гипнотизирует меня своими порочными глазами.

Отворачиваюсь от искушения, обращая внимание на симпатичного мужчину, который пожирает меня глазами, и дарю ему свою улыбку. Привлекательный брюнет, подтянутый, холеный. На вид ему около сорока, но он хорошо выглядит для своего возраста. На мужчине дорогой костюм, на левой руке — часы известной марки. Он явно купил их не на последние деньги и сюда пришел не просто посмотреть.

— Я хочу тебя, — по губам читаю его посыл и подмигиваю, закусывая нижнюю губу. Вижу, как его синие глаза загораются пламенем, и он идет к Ильдару, чтобы заказать у меня приват. А я впервые искренне хочу станцевать не престарелому дядьке или молокососу, а настоящему мужику, с которым потом поеду в отель.

Смелое решение, которое не будет исполнено. Почему-то я уверена в этом, но всё равно иду в сторону второй кабинки, виляя бедрами. Захожу внутрь, улыбаясь красавчику, и занимаю выгодную позу у шеста.

Представление начинается.

Начинает играть медленная мелодия, я успеваю только обвить пилон руками и начать на нем подтягиваться, как дверь в кабинку открывается и в нее не спеша заходит мой демон. Вольготно, как хозяин. Как тигр, неторопливо изучает свою территорию. Я замираю, пытаясь оценить его настрой, и сталкиваюсь с бешенством в глазах Ромы. Боно полыхает от негодования, словно поймал меня на измене. Об этом говорит его дикий взгляд. Он чересчур откровенно ощупывает мое полуобнаженное тело, оценивая новое белье красного цвета. Сегодня я девочка-факел, Рома. Зажигаю и горю сама, истерзанная твоим демоническим пламенем.

Я же пытаюсь придать лицу строгое выражение, показывая, что недовольна тем, что он прервал мой приват с клиентом.

Боно пренебрежительно хмыкает, его губы искривляются в безумной ухмылке, после чего он переводит взгляд с меня на моего зрителя, которому не нравится, что к нам зашел посторонний. Мужчина встает и направляется к Роману, а тот на взводе. Я вижу напряжение в его мышцах и как руки сжимаются в кулаки.

Он же не будет тут драться из-за того, что я выполняю свою работу?

— Мужик, тут занято. Ты не видишь? — мой зритель подходит к Боно и пытается развернуть его к выходу, но тот пресекает неудачную попытку и заламывает соперника, не давая тому даже шанса выкрутиться.

Рома что-то тихо говорит мужчине и вышвыривает его из кабинки, как это обычно делают секьюрити на входе с буянами, после чего разворачивается ко мне. Я не дыша наблюдаю за тем, как он ко мне приближается, напоминая всем своим видом хищника: напряженный, голодный и опасный. Приблизившись вплотную, Боно наклоняется ко мне, пристально всматриваясь в глаза, и хрипло шепчет:

— Я заказываю у тебя приват. Станцуешь для меня?

— Иди сюда, — хриплый шепот пробирается в душу, учащая пульс. Боно говорит это нежно, с придыханием. Я же медленно стягиваю красные стринги, сама еще сильнее возбуждаясь от того, как Рома нервно сглатывает и сжимает челюсти. Могу только представить, чего ему стоит сдерживаться. Он сейчас похож на хищника, который в любой момент готов к атаке.

В воздухе начинает пахнуть возбуждением.

Приват-кабинка пропитана похотью и страстью, до порыва к которой нас разделяет только одно моё слово. Но я не тороплюсь. Сама истекаю соками, но дразню своего зверя, лаская себя под медленную музыку, извиваясь рядом с пилоном.

Беру палец в рот, оттягивая им нижнюю губу, после чего сажусь на стул, широко раздвинув ноги. Боно ловит каждое мое движение глубоко дыша и не шевелится. А я смелею. Желание бьет мне в голову, опьяняя и заставляя делать то, чего раньше бы никогда не сделала: опускаю свою руку на промежность и начинаю откровенно себя ласкать. Медленно вожу по влажным складочкам, после чего проникаю внутрь. Вторая моя рука играет с грудью, перекатывая соски в пальцах.

А Рома послушно сидит напротив, ловя каждое мое движение. Этот взгляд, полный восхищения, усиливает желание, пробуждает во мне пошлость, жажду дразнить, хоть самой невмоготу почувствовать на месте своих пальцев его член, который уже заметно выпирает в джинсах. Ему тоже не терпится оказаться внутри меня.

Музыка подходит к концу, и мы оба уже достаточно раззадорены, чтобы не оттягивать сладкий момент. Поэтому, как только трек заканчивается, я поднимаюсь со стула и встаю на него коленями, спиной к Боно. Выгибаясь в призывной позе, я намеренно виляю бедрами, окончательно добивая своего мужчину.

Я не слышу, как он подходит. Привычно бесшумно. Лишь горячее дыхание, опаляющее ягодицы, говорит о том, что он рядом. Дыхание перехватывает, когда чувствую, как его язык касается моей истекающей соками промежности. Пальцы до побеления сжимают спинку стула, и я еще сильнее выгибаюсь ему навстречу, бессовестно раздвигая ноги. Влажный язык умело ласкает мои самые запретные места, вырывая из груди рваные стоны. Если это и есть сумасшествие, мне нравится сходить с ума, и я готова быть безумной до конца дней своих. Только чтобы он не останавливался, проникая в меня языком и доводя до неземного наслаждения.

Боно отстраняется от меня, и я слышу звон ремня, после чего — звук расстегивающейся ширинки. Шуршание фольги, в следующий момент он входит в меня, наматывая мои волосы на кулак и притягивая к себе, чтобы жадно поцеловать, съедая мои стоны от его ритмичных толчков внутри.

— Ты всем теперь такой приват танцуешь? — хрипло шепчет на ухо, прикусывая мочку, замирая внутри меня.

— Нет, только избранным, — мурчу в ответ, сама насаживаясь на него.

— И много у тебя таких избранных? — ревниво спрашивает, грубо толкнувшись во мне, и снова замирает, притягивая за волосы к себе. До боли закусывает мои распухшие губы и злобно цедит прямо в рот. — Ну же, отвечай! Я не дам тебе кончить, пока ты не ответишь.

— Нет, не много. Ты один, — решаю, что больше с ним не стоит играть, он реально злится, и последствия его злости непредсказуемы.

Кажется, мой ответ удовлетворяет Боно. Он отпускает мои волосы и, шлепая тяжелой ладонью по ягодицам, в очередной раз входит в меня. Грубо, как животное. Я вскрикиваю от смеси удовольствия и боли, заводя его еще сильнее.

Он меня наказывает. Как только чувствует, что я близка к разрядке, сразу меняет темп или вовсе выходит из меня, приставая с нежными поцелуями. Наказывает. За то, что строила глазки при нем. За то, что заставила его… ревновать?

Осознавая причину его злости, я вскрикиваю от того, как он снова грубо входит в меня. И с этой мыслью меня накрывает бешеная волна удовольствия, которая передается и Боно. Последний раз толкнувшись, он замирает с глухим стоном.

— Собирайся, — сухо говорит, вытаскивая из меня себя.

— Куда? — я не понимаю, что происходит, пытаясь унять дрожь в ногах. Собраться бы в кучу, чтобы встать и вернуться в реальность. Чувство эйфории, подобно наркотику, расползается по венам, вызывая неземное блаженство, и тело становится ватным и непослушным.

— Ты сегодня берешь увольнительную, — как ни в чем ни бывало говорит Боно и шлепает меня по ягодицам. Я взвизгиваю от неожиданности и вскакиваю со стула, но ноги меня не слушаются. Рома успевает подхватить разомлевшее тело. — Одевайся, Люцик, не заставляй меня ждать.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Боно

Люцик — это мой симбиоз ударной дозы феназепама и острого приступа истерии. Когда она рядом, весь мир замирает и по венам расползается спокойствие, и в тоже время мне хочется повернуть этой чертовке голову до щелчка. Этой сумасшедшей, которая обрушилась на мою голову, как снег в июле, и перевернула всё вверх дном.

Под пристальным вниманием работников клуба мы с Люциком направляемся к машине. Моя паранойя пытается казаться спокойной, но я чувствую ее волнение и сам держу руку на пульсе. А точнее — на оперативной кобуре. Принимая решение, нужно быть готовым к ответственности. И с этой минуты я отвечаю еще и за жизнь Доминики. Она ещё не догадывается, в какое дерьмо вляпалась и что ее ожидает. И я тоже. Но у меня достаточно примеров, чтобы научиться на ошибках других.

Привожу Люцика в новый, практически незаселенный микрорайон, паркуясь возле белой девятиэтажки. Мы оба молчим, обдумывая то, что между нами происходит. Она мечется, выбирая между чувствами и карьерой. И я, между своей жизнью и ее.

Выхожу из машины, открывая перед девушкой дверь, и подаю ей руку. Когда наши пальцы соприкасаются, притягиваю Доминику к себе и, кусая её за мочку уха, шепчу на ухо:

— Если сольёшь эту квартиру ментам, я тебя затрахаю до полусмерти и отшлепаю по заднице так, что месяц на ней сидеть не сможешь. Поняла? — не дожидаясь ответа, веду девушку к подъезду.

Завожу Люцика в свою новую берлогу: очередное временное пристанище, к которому я не успею привыкнуть. С моим образом жизни приходится часто менять место жительства, и даже Хмурый не знает, где я обитаю. Никто не знает, кроме Ники, которая меня слила ментам. Наивная. Теперь наблюдаю за тем, как она нервно бегает своими зелеными очами, не зная, как оправдаться, но я не планирую с ней дискуссировать на эту тему. О последствиях я её предупредил. Остается только решить вопрос с ее работой в «Спектре». Я не хочу, чтобы моя женщина трясла своими сиськами перед другими яйценосцами.