Однако не только могущество будущего мужа послужило причиной выбора герцогини. Впервые в жизни она влюбилась. Генрих был мужчиной исключительной красоты: буйная рыжая шевелюра, высокий лоб, характерные для нормандцев большие светлые глаза. Красота в сочетании с незаурядным умом и силой покорили Алиенору, уж очень разительным был контраст с невзрачным и меланхоличным Людовиком.

Теперь почти весь запад Французского королевства оказался в одних руках, что нимало раздражало бывшего мужа Алиеноры, который и так был взбешен известием о свадьбе.

После свадебных торжеств Генрих сразу принялся расширять свои владения. Он переправился на Британские острова и после ряда блистательных побед заставил английского короля Стефана признать его своим наследником.

Вскоре Стефан скончался, и Генрих стал королем Англии, а Алиенора опять стала королевой, только теперь по другую сторону Ла-Манша.

* * *

Следующие десять лет были для королевы временем расцвета, наконец-то у нее были развязаны руки. Она принимала участие в управлении страной наравне с супругом, многие нововведения принадлежат лично ей, в том числе введение на всей территории Англии единой меры весов и одинаковых для всех земель королевства монет. Но не только дела государственной важности увлекали Алиенору. Королева оказалась превосходной матерью, ей нравилось растить наследников короля Англии, которых за время счастливой супружеской жизни у нее было уже шесть.

Все шло прекрасно. Беда, как обычно, пришла оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. Супруги прожили уже пятнадцать лет. Дети подрастали. Алиенора вернулась в Англию из очередных разъездов по Нормандии и Пуатье, где провела удачные переговоры с мятежными вассалами. В родном Пуатье королева не стала задерживаться по двум причинам. Во-первых, не хотелось встречать Рождество без любимого мужа. А во-вторых, королева была на сносях и хотела родить своего девятого ребенка на новой родине. Тем более что свою родную Аквитанию Алиенора решила оставить любимцу, милому ее сердцу Ричарду, своему третьему сыну.

По возвращении в королевский замок в Вудстоке Алиенора по привычке сразу направилась в покои короля, куда всегда входила без предупреждения и дворцовых церемоний. К своему большому удивлению, буквально на пороге спальни Генриха Алиенору догнала ее служанка.

- Моя королева, может быть, вы отдохнете с дороги и зайдете к королю позже, - выпалила взволнованная и запыхавшаяся девушка.

- В чем дело? - удивленно спросила Алиенора.

- Королева, вам не стоит беспокоиться, тем более в таком положении, продолжала служанка, ее лицо от волнения покрылось красными пятнами.

Алиенора почувствовала неладное. Решительно отстранив служанку, она вошла в спальню. Генрих безмятежно спал на своей кровати в объятиях молодой красавицы Розамунды. Алиенора не раз видела ее при дворе, но предположить, что Генрих делит ложе с этой молоденькой и не очень умной барышней, пока жена утрясает государственные дела, никак не могла. Алиенора как вкопанная застыла возле кровати, ей хотелось кричать и плакать, но не получалось даже уйти, лишь всю ее сотрясала противная мелкая дрожь. Такого унижения Алиенора не испытывала еще ни разу. Генрих, словно почувствовав на себе ее взгляд, проснулся.

- Теперь будет так, - спокойным голосом сказал он, глядя жене прямо в глаза.

Алиенора повернулась и вышла из комнаты. Домой, стучало у нее в висках, в Аквитанию, немедленно. Но уехать в этот вечер не получилось, через час у нее начались схватки, и в тяжелых родах королева родила своего последнего сына Иоанна, обстоятельства появления на свет которого словно предопредели его несчастную судьбу.

Любимый сын

Алиенора вернулась в Пуатье с твердым намерением больше никогда в жизни не пересекать Ла-Манш. Но там, за проливом, у Алиеноры остались ее дети, которые, как надеялась отвергнутая мужем королева, смогут достойно заменить их предателя отца. С другой стороны, здесь, в Аквитании, вместе с ней живет любимый сын Ричард, и именно с ним у герцогини-королевы были связаны самые светлые надежды.

Ее старшего сына Генриха III отец к тому времени уже короновал. Правда, коронация была условной, поскольку реальной власти сын не получил и расстроенный этим обстоятельством регулярно приезжал за советами к матери в Пуатье.

На коронации Генриха Младшего, куда королева, разумеется, не приехала, но послала сыну благословение, за большим праздничным столом король решил сам прислуживать сыну. Таким оригинальным способом Генрих Старший решил показать вассалам, как он уважает и чтит своего наследника. Чтобы подчеркнуть преемственность власти, полученной им самим после смерти короля Стефана при темных обстоятельствах, Генрих, наливая бокал вина сыну, рассмеялся:

- Не часто увидишь прислуживающего короля за столом.

Ответ Генриха Младшего заставил покраснеть всех стоявших рядом сеньоров.

- Однако случается, когда сын графа прислуживает сыну короля.

Генрих II понял, что власть над сыном от него ускользает. "Наверняка здесь не обошлось без козней Алиеноры, - раздраженно подумал король. - И я, похоже, только что совершил самую большую глупость в своей жизни".

А жизнь Генриха Младшего отныне повисла на волоске, все его передвижения по Англии были ограничены, повсюду за ним следовали вооруженные люди короля. Об очередной поездке к матери на континент нечего было даже думать, не то что говорить отцу. Оставался лишь один выход бежать.

Монахи в рясах, белых от морской соли и меловой пыли дуврских дорог, зачастили между Пуатье и Лондоном. Генрих II заподозрил неладное слишком поздно. На пятый день большой королевской охоты его сын куда-то пропал. Поиски по горячим следам ничего не дали. Лишь спустя двое суток к Генриху привели рыбака с побережья, который долго не понимал, чего хочет от него сам король, а потом, когда кто-то из баронов наконец вытянул ножнами меча ему между лопаток, сообразил, что ему всего лишь надо рассказать, как молодой принц отчалил из их деревушки во Францию.

- Он всегда отплывает из нашего поселка, когда едет к матери, хвастливо добавил рыбак, далекий от высокой политики.

Снаряжать погоню было поздно. Людовик VII уже встречал беглеца на другом берегу Ла-Манша. Взбешенный Генрих переправился в Нормандию и послал гонцов к сюзерену с просьбой вернуть его сына и наследника. Людовик, выслушав послов своего неспокойного соседа и вассала, любезно поинтересовался:

- А кто просит меня?

- Король Англии! - ответили послы.

- Как странно, - удивленно произнес Людовик. - Может быть, вы не знаете, добрые люди, но король Англии сейчас гостит у меня и не о чем таком меня не просил.

Людовик с трудом подавил торжествующую улыбку. Наконец-то пришел его час: бывшая его жена отныне в полной от него зависимости и, конечно, понимает это. Вольно же ей, глупой женщине, бегать от мужа, чтобы снова вернуться к нему, но на этот раз уже униженной просительницей.

Людовик иронически взглянул на послов английского короля и потер себе лоб, словно что-то припомнив.

- Впрочем, вы, наверное, имеете в виду отца короля, который тоже был когда-то королем. Но если я правильно помню, он отказался от своей короны и отдал ее сыну. Только все время об этом забывает. Так напомните ему, повысив голос, продолжил Людовик, - что король Англии его сын, а не он!

Пока гонцы добирались обратно до Нормандии с ответом короля Франции, Алиенора с сыновьями развернула бурную деятельность по подготовке войны против своего мужа. Но, к сожалению для Алиеноры, Генрих не растерял навыков военного дела. Он предпринял неслыханный шаг для того времени. Набрал армию из наемников и в кратчайший срок подавил назревавшую войну, а саму королеву взял в плен.

* * *

Алиеноре было уже пятьдесят три года, но она не утратила своей красоты, по обе стороны Ла-Манша трубадуры по-прежнему слагали песни о ее очаровании и уме.

Попав в плен, "самая прекрасная из королев" на какой-то миг утратила веру, что ее сыновья когда-нибудь станут королями. Особенно расстраивалась королева о своем милом Ричарде, ведь у него отец отобрал ее вотчину Пуату. Но подолгу предаваться унынию, даже будучи в заточении у когда-то любимого, а ныне ненавистного мужа, было не в характере Алиеноры.

В разлуке с детьми и Францией королева прожила девять лет. Старшего сына Генриха III она больше не увидела. Когда пришла весть о его смерти, Алиенора покорно скрестила руки на груди и подошла к окну. За ней, как две змейки, по ковру потянулись длинные рукава ее темного платья. Принесший это печальное известие архидиакон пытался обнаружить хоть какое-то смятение на спокойном лице королевы. Стоило бы поучиться такому терпению и смирению, невольно подумал он, снова опустив свой взгляд за струящимися по полу рукавами.

- Святой отец, - грудным голосом прервала размышления монаха королева. - Вчера я видела сон.

- Какой сон, моя королева? - спросил монах, по-прежнему не отрывая взгляда от пола.

- Мне снилось... - Королева выдержала паузу и продолжила: - Мне снилось, будто мой сын Генрих лежит на кровати со сложенными на груди руками, на его пальце сияет кольцо с драгоценным сапфиром. Он очень бледен, но в то же время видно, что он счастлив. Над его головой я увидела два венца. Один тот, что надел на него отец при коронации, а другой был подобен святому Граалю, из чистого света. Что это, святой отец, как не вечное блаженство и вечное царствование на небесах. Я ведь знала, что не сегодня-завтра мне скажут о смерти сына, - закончила королева.

- А известно ли вам, ваше величество, о даре отца сыну перед его кончиной?

- Каком даре? - переспросила королева.

- Ваш сын, предчувствуя свою смерть, отправил гонца Генриху II с просьбой простить его и отпустить вас, и в знак своего прощения Генрих подарил сыну кольцо. Перед смертью тот надел это кольцо и практически сразу предстал перед Господом, - сказал монах.