Ревизор только выпил утреннего чаю с долькой лимона, который ему принесли в хрустальном стакане с серебряным подстаканником. Жесткий стул кабинета тюремного начальника ему очень не нравился, — то ли дело мягкие кожаные кресла его кабинета в Петербурге. Однако, теперь, после такого успешного дела, ему как минимум светит повышение. И, подумать только, все из-за какой-то анонимки. Этот аноним прямо его благодетель.

Дверь скрипнула. На пороге вырос бородатый мужчина высокий и крепкий. Дорогая одежда и золотые часы на цепочке. Лицо знакомое до боли.

— Господин Деменев!

— Батенька! Святослав Павлович! Вот радость то!

В вытянувшемся лице ревизора радости не было. Семилетний долг по векселям Деменеву не уменьшался, а адвокаты Деменева ежегодно присылали ему уведомления о начислении процентов на долг. Святослав Павлович вообще не знал человека в Петербурге, который не был должен Деменеву. Семь лет назад тот почти год жил в столице и щедро выручал местную знать, не забывая, однако брать векселя. Дом Святослава Павловича находился на Невском, и был небольшим, но очень красивым. Деменев, приглашенный как-то на один из благотворительных вечеров, которые хозяин дома оказывал для поддержания Петербургских богаделен, загорелся мыслию купить этот особняк. Ему понравился именно этот и никакой другой. Он битых три месяца уговаривал хозяина уступить ему дом и предлагал двойную цену, но Святослав Павлович, сам купивший этот особняк по чистой случайности и очень им гордившийся наотрез отказывался. Деменев, разочаровавшись, отказался от мысли переезжать в Петербург, решив, что Екатеринодар более выгоден по вложению капитала и лучше климатом. Однако денег Святославу Павловичу занял, и довольно крупную сумму. Вложение оказалось неудачным. Святослав Павлович не мог расплатиться по векселям, а Деменев не торопился судиться с ним, ожидая, пока сумма процентов по набежавшему долгу окажется достаточной для серьезной тяжбы. Он все еще хотел этот особняк.

— Голубчик, Святослав Павлович, а ведь у меня к вам дело!

— Господин Деменев, прошу, присаживайтесь! Если вы по поводу долга то…

— Я как раз по этому поводу. Мне все-таки еще нравится ваш особняк. А сумма процентов, как докладывают мне адвокаты, уже приближается, а? Как вы думаете, — Деменев рокотал, похохатывая, — Станислав Павлович, как мы будем с вами договариваться?

— Я … признаться я …

— Ну, полно! Полно, не собираюсь я пускать вас по миру, если конечно мы с вами договоримся. Это просто счастье, какое — то, что именно вы командированы его величеством для государственной ревизии в этом городе.

Представляете! Твориться черт знает что!

— Только намекните, Григорий Тимофеевич, я весь в вашей власти…

— Какой — то идиот отдал приказ об аресте моего будущего зятя! Его, видите ли, подозревают в каких-то неведомо каких преступлениях! Вы уж разберитесь!

— Сию же минуту. А как, позвольте, зовут вашего зятя.

— Юсупов! Господин Илья Иванович Юсупов.

Лицо ревизора вытянулось еще больше.

— Но… помилуйте, у меня же все бумаги на него оформлены. Я доклад государю пишу…

— Да что вы! — Деменев скалой навис над чиновником, — не думаю, что ваш доклад будет иметь успех в долговой тюрьме.

— Но, вы же понимаете, что против него все доказательства, и потом — он подозревается в убийстве! Я право даже не знаю, что предпринять. Я ведь не один работаю, здесь еще ревизоры, и уж они …

— Это надеюсь проблемы разрешимые. Найти настоящего преступника вам труда не составит, а невинного человека надо бы оправдать! Тем более, что я сразу верну вам все ваши векселя!

Ревизор, схватившись за голову, забегал мелкими шажками по кабинету.

— Я придумаю, я обязательно придумаю что-нибудь. Дайте мне только срок!

Неделя, максимум две.

— Мне нужно, чтобы Юсупова выпустили из камеры.

— Под домашний арест, пока только так!

— Ну и то ладно. Как только дело моего зятя будет закрыто, вы получите назад ваши векселя.

Деменев вышел из кабинета ревизора, с постановлением об освобождении из-под стражи.

* * *

Юлия прождала все утро и полдня. Она едва вытерпела, пока ей укладывали волосы в прическу и одевали. Утренняя тошнота немного отступила, и ей удалось проглотить немного овощного супа. К обеду на кухне стали жарить кур и тушить свинину и ей снова стало плохо. Она вышла на балкон, а маменька велела заткнуть все щели в кухонных дверях полотенцами и открыть настежь все окна, чтобы в доме ни малейшего запаха не раздражало Юлию. Наконец раздался долгожданный звонок в дверь. Юлия бегом кинулась открывать. В дверях стоял батюшка и два подьячих. Юлия разочарованно отступила. Зато маменька провела их прямо в гостиную, и начался невообразимый переполох и гвалт. Слуги сновали туда- сюда, готовя все к церемонии венчания. Батюшка басил, распеваясь, и указывая, что нужно делать. Маменька, словно заправский генерал, отдавала приказы на кухне по приготовлению праздничного ужина и отсылала посыльных к ближайшим подругам своим и близким знакомым, приглашая их на торжество. Суета и гвалт так утомили Юлию, что она вышла во двор, вдохнуть свежего воздуха и немного отдышаться от кутерьмы. Она открыла двери особняка и не поверила своим глазам. Перед ней стоял Илья с огромным букетом чайных роз. Она не могла произнести ни слова, только глядела на него и слезинки капали с её ресниц. Она не замечала отца, который вырос за спиной Юсупова уже в хорошем подпитии, с бутылкой «белой» в руке. Не замечала двух полицейских, которые в не менее «веселом» настроении уселись на качели во дворе особняка. Она только смотрела на Илью и улыбалась сквозь слезы. Розы посыпались из рук Ильи. Он подхватил её на руки и закружил по двору:

— Солнышко мое! Счастье мое! Как я рад. — Он целовал её глаза, губы, кружил её как маленькую, — Теперь мы всегда, слышишь, всегда будем вместе. Все, все позади…

— Тебя отпустили…Я должна тебе сказать…

— Я знаю, ты носишь моего ребенка, я знаю!

— Я думала, что умру от горя, что с тобой случится что-то страшное, что мы никогда не увидимся больше! Я же говорила, что меня нельзя любить…

— Вздор. Я сегодня женюсь на тебе, и мы будем счастливы, слышишь! Обязательно будем.

— Ну, хватит вам ворковать. Юленька! Бери маменьку и наверх — одень что-нибудь к торжеству. — Деменев растроганно басил: — Батюшка, приехавший вас венчать, заждался.

Юлия шепнула Илье на ухо:

— Видеть невесту до свадьбы плохая примета…

— Я больше не верю в приметы, я жду, давай быстрее…

Деменев обнял Илью за плечи и повел в свой кабинет:

— С вами, молодой человек, нам надо обсудить приданое — я за своей дочерью…

— Григорий Тимофеевич, — Юсупов остановился и пожал Деменеву руку, — мне не нужно её приданное, я люблю Юленьку, и вы лучше меня знаете, что она и есть настоящее сокровище. Не обижайте меня, мне действительно за ней ничего не нужно.

— Слова достойные, но что вы хотите сказать, что Деменев отдаст дочь бесприданницей. Да меня знакомые засмеют. Нет уж, позвольте, вы меня не обижайте.

— Нет, ни в коем случае. Полагаюсь на ваш выбор. Я — врач и ничего в этом не понимаю. Повторяю, мне нужна только ваша дочь…Кольцо! Я не успел купить ей кольцо!

— А вот с этим попрошу! — Деменев, пошатнувшись, встал и кликнул лакея. Нашептав что-то ему на ухо, он уселся опять на свое место. Лакей исчез так же тихо, как и появился.

— Давайте подождем еще немного. Видите ли, Илья Иванович, очень хотелось бы, чтобы обручальное кольцо моей дочери, тем более что замуж она идет по любви, было необычным. Я был озадачен этим еще в Тюмени, когда получил письмо от жены, что вы ухаживаете за Юленькой, и она принимает знаки вашего внимания. Я понимал, что рано или поздно моя дочь выйдет замуж и просто не мог пройти мимо вот этого.

Лакей внес черную бархатную шкатулку. Открыв её, Илья был поражен. Там лежали два обручальных кольца, сплошь усыпанные маленькими круглыми бриллиантами. Узор из камней на золоте был так красив, и огранка была так сложна, что издалека, казалось, кольца были световыми брызгами, просто источниками яркого, переливающегося всеми цветами радуги света.

— Я не видел ничего подобного.

— Я только надеюсь, что с размером я угадал. Юленькин то я знаю, а вот с вами — я тогда вспомнил, как вы грохнули кулаком по столу у нас в столовой, помните! — он захохотал на весь дом. Рука у вас примерно как у меня — не маленькая.

От дверей раздалось легкое покашливание. Маменька поманила их пальцем.

— Сейчас — же марш в зал, батюшка ждет. Мы готовы! Иди за дочерью, она у себя.

Илья с матушкой прошли в зал. Запах ладана и мерцание церковных свечей отражали его уютное очарование совсем по-другому.

— Поздравляю…

Илья, обернувшись, увидел Семенова, тот пожал ему руку. Илья подошел к батюшке. Под негромкий вокал певчих из церковного хора, Деменев вел Юлию. Тоненькая, хрупкая в белоснежном, украшенном жемчугом платье она казалась волшебной сказочной принцессой. Густая белая фата скрывала её лицо. Она подошла к нему:

— Я боюсь, столько народу, у меня голова кружится…

— У меня тоже, — он, улыбнувшись, повернулся к ней. Держись, совсем немного осталось.

* * *

Праздничная суета так утомила Юлию, что она к концу вечера не чувствовала ног. Видя её состояние, Илья поднял её на руки и под аплодисменты немногих еще оставшихся гостей понес в спальню, которую прислуга приготовила для них. Юлия с наслаждением сняла с себя наряд и легла на мягкую простынь. Илья не мог наглядеться на неё, он лежал рядом и гладил её по щеке, шее, плечу, играл её локоном, накручивая его на палец.

— Я теперь твой муж, — он поцеловал её, ты стала моей, моей навсегда. Я не верю…я не верю что победил в этой незримой схватке с Истоминым, и с твоими пылкими чувствами к нему…