— Прошу прощения, Илья Иванович, немного позже, мне очень нужно поговорить с …

Она и сама не заметила, как почти бегом пробиралась к входу в зал и спряталась за колонну. Она старалась не упустить Андрея из виду в этой толпе. Она видела, как её отец подошел и сердечно обнял Истомина старшего. Как выпили они по рюмке ямайского рома и обнялись еще раз. Похоже, старая вражда была забыта. Андрей поклонился маменьке и пожал руку её отцу. Деменев оглядывал окружающих, явно разыскивая Юлию. Она не могла больше ждать и прятаться и подошла к отцу. Деменев взял её за руку:

— И как вы думаете, кто эта фея?

Андрей смотрел прямо ей в глаза. От этого взгляда мысли путались в голове, она почувствовала знакомый холодок в животе. Все вернулось — не было этих десяти лет, не было ничего, кроме любви, огромной, заполняющей все её сердце. Она не могла оторваться от его глаз. Натали сверлила её ненавидящим взором. Истомин старший поклонился и приложился к руке Юлии:

— Полагаю это несравненная Юлия Григорьевна, с приездом вас, голубушка. Эк ваш батюшка расстарался в честь вашего возвращения.

Юлия понимала, что другого шанса поговорить с Андреем у неё просто может не быть. Она склонилась в реверансе и, глядя на Натали, нежно проворковала:

— По старой памяти позвольте ненадолго украсть вашего супруга. Я задолжала ему вальс еще добрый десяток лет назад.

Натали яростно сжала веер. Отец изумленно глядел на неё. Привычка нарушать все правила осталась у его дочери неизменной. Юлия взяла Андрея под руку, молча они двигались к кругу пар в центре танцевального зала. Он так же молча закружил её в танце. Она не верила своим глазам — она была в его объятиях, он кружил ее по залу, и у неё было целых пять. Нет! Наверное, десять минут счастья. Он был её на целых десять минут.

— Ты почти не изменился.

— Ты тоже.

— Прости, я должна все рассказать тебе, ты должен знать правду, я никогда, слышишь, никогда не любила никого кроме тебя, я вынуждена была солгать тебе…

— Юленька, — он оборвал её фразу, — Юленька, это теперь ни к чему. Не стоит будить призраков прошлого. Так распорядилась судьба. У меня семья и я вполне счастлив.

— Тебе не было больно? Ты не хочешь узнать, кто на самом деле виноват в нашем расставании. Ты просто не любил меня…

— Любил, Юленька, любил больше жизни. Было так больно, что казалось — не выдержать. Эта любовь выжгла меня всего. Все перегорело…

Его глаза смотрели на неё внимательно и сердечно, в них была горечь.

— Я не знаю, почему так случилось, но действительно все просто перегорело. Может во всем виновато наше малодушие. Тебе недостало дождаться меня, а мне бороться за тебя. Не имеет значения. Такова судьба, ведь сейчас все хорошо. Он вопросительно с улыбкой склонив слегка голову на бок спросил:

— Ведь у тебя всё хорошо?

— Если не считать погибшего мужа и умершей дочери…

— Прости, — он прижал её к себе, — прости, я не знал. У тебя правда будет все хорошо, вот увидишь.

— Я по-прежнему люблю тебя!

— У тебя все-все будет хорошо.

Он искренне желал ей добра и смотрел на неё с сожалением и участием. И только. Юлии трудно было осознать происходящее. Это был удар. Удар в самое сердце. «Перегорело» — эта фраза, словно эхом отдавалась в голове, «все перегорело»…

— Ты не читал моего письма?

— Какого письма?

— Я посылала к тебе парнишку в имение с письмом.

— Я не получал никакого письма… Погоди, какого-то парнишку поймали, когда он пытался пробраться в поместье через черный ход. Подумали, что вор и сдали в участок.

— Колька! — Танец кончился. Юлия вырвалась из его рук и бросилась к выходу через зал. Бедный Колька. Он пострадал из-за неё. Если это письмо попадет в руки отца Натали он не оставит мальчишку в живых, надо его спасать. Бедный Колька. Это она во всем виновата.

— Постой! — Андрей догнал её в пустом полутемном холле и схватил за локоть. — Да что произошло, объясни толком! Какое письмо?

— Я писала тебе про твою жену и твоего тестя. Десять лет назад они забили твой дом листовками с призывами свергнуть царя с твоей подписью. С твоей полной подписью, понимаешь, твой друг Серж расстарался. Твой тесть шантажировал меня, если я не порву с тобой, в дом тут же нагрянет полиция, и ты окажешься в тюрьме, а твой отец потеряет пост. — Юлия хлестала его словами как кнутом. — Он сказал, что если его дочь прольет по тебе еще хоть слезинку, хотя бы одну слезинку ты в тюрьме не доживешь до суда. Передо мной поставили выбор. Или ты в тюрьме, или я лгу тебе про нас с Сержем. Вот что было в том письме. Проверь дома в кладовой, в нижнем ящике старого шкафа, и еще наверняка по всему дому, проверь, как следует. Я хотела, чтобы ты знал правду, послала к тебе мальчика, который служит у нас, я так подвела его! А ты, не разобравшись, его в участок… Юлия заплакала. Андрей схватил её за плечи.

— Повтори, что ты сказала! Этого не может быть. Этого просто не может быть. Это неправда.

— Так иди к жене, зачем ты здесь, иди, у тебя же все «перегорело»!

— Они не могли так со мной поступить. — Андрей прижимал её к стенке и почти кричал на неё, — скажи, что ты все выдумала!

— Пустите меня сударь, — Юлия была близка к обмороку, собравшись, она прошептала, — пусти! Мне больно!

— Милостивый государь! Отпустите даму! — За спиной у Андрея внезапно возник Юсупов. Развернув его к себе лицом, он ударил его кулаком в челюсть. Андрей откинулся, едва удержавшись на ногах. Юлия сползала по стене, ей было дурно. Юсупов кинулся к ней и помог встать на ноги:

— С вами все в порядке, Юлия Григорьевна?

Он обернулся к Андрею.

— Кто же вас таким манерам учил, сударь. — Он подошел к нему и взял его за грудки, — вы оскорбили эту даму, а я этого простить не могу.

— Ну вот, Юленька, я же тебе говорил, что у тебя будет все хорошо, у тебя уже заступники появились, — Андрей сплюнул кровь и вытер разбитую губу. — Сударь, не лезьте не в свое дело, — он со злостью глядел на Илью. Тот спокойно отпустил его и, поклонившись, жестом пригласил к выходу.

— Полагаю, оружие для сатисфакции у нас уже имеется.

— Господа! — Юлия с криком бросилась между ними, — не делайте этого, господа! Прошу вас, господа, не надо скандала, не ссорьтесь, Илья Иванович, прошу вас, это досадное недоразумение.

— Без году неделя как вернулась, а из-за неё уже досадные недоразумения! — ехидный голосок Натали раздался у них за спиной, — Пойдем, дорогой, отец хочет тебя видеть.


Взяв Андрея под руку, Натали удалилась в глубь зала. Юлия видела, как Андрей споткнулся, словно не видел перед собой дороги. Сердцу её опять было больно. Но уже не так. Наверное, если слишком часто ранить душу, раны рубцуются и покрываются толстой коркой, следующие раны не так болезненны, но и к хорошему душа больше не так чувствительна. У него все «перегорело»… Как же больно убивать любовь. Она десять лет выжигала её каленым железом постылого замужества и льдом холодной Тюмени. Он снился ей каждую ночь, а она продолжала пытаться забыть его. Любовь нельзя убить. Она вспыхнула с прежней силой, стоило ей только снова увидеть его, и вот, теперь она снова должна с кровью вырывать её из своего сердца…

— Юлия Григорьевна, с вами все в порядке? — Илья взял её за руку и развернул к себе. — Что произошло, Юлия Григорьевна?

Юлия молча смотрела на него.

— Ну не хотите говорить, так не надо, только не расстраивайтесь, пойдемте, я вас больше ни на минуту не оставлю.

Он подхватил её под руку и повел на веранду. Юлия села на скамейку. Илья подмигнул ей:

— Я сейчас.

Через минуту он был на веранде с подносом, на котором красовались мороженное, пирожное, бутылка шампанского и два бокала. Юлия невидящим взглядом смотрела в даль. Услышав его шаги, она обернулась.

— Юлия Григорьевна, давайте забудем, что я мужчина и вспомним, что я — доктор. Сейчас я буду вас лечить.

Юлия грустно улыбнулась:

— С детства боюсь докторов.

Я добрый доктор. У меня очень вкусное лекарство. Он налил бокал шампанского и протянул ей:

— Прошу вас, давайте выпьем за чудесный праздник и за нашу встречу

— Но…

— Вот никаких но, доктор здесь я. До дна, пожалуйста!

Юлия залпом выпила янтарную жидкость и, спустя минуту, хмель ударил ей в голову.

— Так! Жизнь налаживается, — Илья взял с подноса мороженое и на ложечке протянул Юлии немного:

— Поскольку я доктор, считайте, что я даю вам лекарство. Закройте глаза и откройте рот. Захмелевшая Юлия хохотнула и подчинилась. Илья кормил её мороженым с ложечки как маленькую, приговаривая:

— За папеньку, за маменьку, за Юленьку, за доктора Илью Иваныча…

Юлии и было смешно и хотелось плакать одновременно. Она смотрела на здоровенного мужчину в пиратском костюме, с чайной ложечкой в руках, который глядел на неё с такой нежностью, с таким участием. Он продолжал:

— Ну вот, а теперь еще бокал, ну будем считать что микстуры.

Юлия замотала головой:

— Нет, Илья Иваныч. Я напьюсь!

— Я доктор, я лучше знаю, когда вы напьетесь, а когда нет. Потихонечку…

После второго бокала шампанского Юлия окончательно повеселела, съев с ложечки, при помощи Ильи и пирожное, она почувствовала себя почти счастливой.

— Время! Почти полночь! Все во двор! — зычный голос Деменева созывал всех смотреть фейерверк.

— Пошли? — Илья подал ей руку. Она встала, пошатнувшись. Он подхватил её за таллию и крепко прижав к себе повел к скамейке под раскидистой ивой в дальнем углу площадки.

— Спокойно, пациентка, от двух бокалов шампанского еще никто не падал с ног.

Юлии было смешно. Она смотрела на него как провинившийся ребенок и ничего не могла с собой поделать.