– Так и было, но… Я любил Сьюзен, нам было хорошо вместе, а наша сексуальная жизнь была вполне удовлетворительной, но это давно в прошлом.

Его слова заставили Лори испытать острый прилив ревности, и Дрейк это заметил. Его губы чуть заметно изогнулись в улыбке, но мгновение спустя он снова стал серьезен.

– Сьюзен была красивой и талантливой женщиной, но она не обладала щедрой душой. Иногда мне казалось, что у нее вовсе нет души. Мне не очень приятно это говорить, но Сьюзен была испорченной, эгоистичной и поверхностной, а ее амбиции буквально сводили меня с ума, потому что она с самого начала сделала меня частью своих честолюбивых планов… – Говоря это, Дрейк сбросил свою овчинную куртку, а потом помог и Лори снять верхнюю одежду. – Сьюзен буквально заставила меня согласиться на роль в «Голосе сердца», хотя я вовсе не спешил браться за эту работу. Я хотел учиться дальше, но Сьюзен это не устраивало. Она мечтала выйти замуж за знаменитость, словно это каким-то образом могло придать значительности ей самой, – с горечью сказал он. – Впрочем, благодаря мне она действительно приобрела кое-какую известность, и ей это очень нравилось. Порой Сьюзен вела себя так, словно это не я, а она снимается в «Голосе сердца», словно не я, а она известна всей стране, и… Впрочем, балет Сьюзен не бросала и даже сумела добиться определенного успеха, поскольку, как я уже говорил, у нее были и трудолюбие, и большой природный талант. Но потом она забеременела и… Честно говоря, я думал, что Сьюзен меня просто кастрирует! Она решила, что теперь ее карьере конец, и обвиняла в этом только меня, хотя на самом деле все произошло из-за того, что Сьюзен не хотела принимать противозачаточные таблетки, из-за которых она набирала вес.

Лори машинально кивнула. Они с Дрейком по-прежнему стояли на коленях перед камином; он держал ее ладонь в своей, а другой рукой – самыми кончиками пальцев – легко водил по проступающим под кожей тонким косточкам и синеватым венам.

– Какие у тебя красивые руки!.. – пробормотал Дрейк. Наклонившись, он поцеловал ее пальцы и продолжил: – Я боялся, что Сьюзен решится на аборт, но спустя девять месяцев – ужасных месяцев, заполненных скандалами, упреками и обвинениями, – она родила Дженнифер, и я был счастлив.

Дрейк поднялся на ноги и стал смотреть в огонь. Оранжевые отблески пламени упали на его лицо, и морщины проступили резче, отчетливее, а тени под глазами стали глубже.

– Дженнифер исполнилось шесть месяцев, когда мы поняли, что она не слышит. Трудно передать, что я чувствовал, что думал и как себя казнил. Мне казалось – судьба наказывает меня за какой-то совершенный в прошлом грех, вот только за какой? Быть может, за то, что в десятилетнем возрасте я воровал яблоки из соседского сада? Или за то, что однажды в лавке, куда мы ходили с родителями, я незаметно сунул в карман конфету?.. Сейчас это звучит смешно, но именно такой была моя реакция: в том, что моя дочь – глухая, виноват я. Впрочем, по сравнению с реакцией Сьюзен это был просто пустяк. Она словно с цепи сорвалась. «Это все из-за тебя! – кричала она. – Я с самого начала не хотела этого ребенка! Мне не нужна дочь-инвалид!» Я-то понимал, в чем дело, но от этого мне было не легче. Сьюзен всегда и во всем стремилась к совершенству, она хотела, чтобы у нее все было идеальным: ее балетное мастерство, муж, положение в обществе, а Дженнифер с ее болезнью никак не вписывалась в эти высокие стандарты. И с этим Сьюзен смириться не могла.

Дрейк замолчал и молчал довольно долго, в задумчивости поддавая мыском башмака не до конца прогоревшие поленья в камине. Наконец он сказал:

– Однажды я очень поздно вернулся со студии и сразу услышал, что Дженнифер плачет в своей комнате. Когда я туда вошел, меня едва не стошнило – девочка лежала в собственном… в луже собственных фекалий и мочи, к тому же она замерзла и проголодалась. Я кое-как накрыл ее одеяльцем и бросился разыскивать Сьюзен. Я был в такой ярости, что мог бы ее избить, но она… Когда я ее нашел…

Голос Дрейка прервался. Отвернувшись, он закрыл лицо руками, и Лори ощутила, как сердце наполняется сочувствием и жалостью. Она уже догадалась, что произошло, и ей очень хотелось сказать что-нибудь ободряющее или хотя бы просто прикоснуться к нему, но это вряд ли могло помочь Дрейку. То, что случилось со Сьюзен, он был обречен переживать в одиночестве, и никто никогда не смог бы разделить с ним его страдания. Самой Лори в этом отношении повезло больше, если, конечно, здесь вообще уместно говорить о везении: тело Пола обнаружила не она, а его подружка, однако Лори все равно казалось – она знает, что́ тогда чувствовал Дрейк.

И что он чувствует сейчас.

– …Я нашел ее в ванне, – с трудом проговорил Дрейк. – Сьюзен вскрыла себе вены, и… К моменту моего прихода она уже несколько часов была мертва.

И снова последовала долгая пауза. Наконец Дрейк убрал руки от лица и, шагнув к Лори, снова опустился рядом с ней на ковер. Обняв ее за плечи, он прижал Лори к себе.

– Я так и не простил Сьюзен, – добавил он немного тверже. – Я даже не пошел на похороны, которые организовали ее родители. Впрочем, они сразу дали мне понять, что больше не желают иметь ничего общего ни со мной, ни с Дженнифер. Еще бы, ведь из-за нас эти люди лишились своего главного сокровища, своей принцессы, своей Леди Совершенство!.. – Дрейк чуть-чуть отстранил Лори от себя, чтобы видеть ее глаза. – Тогда-то я и поклялся, что никогда не полюблю другую женщину. Я любил Сьюзен, но она предала меня – и именно тогда, когда и я, и Дженнифер, и она сама больше всего нуждались в любви и взаимной поддержке. Но потом я встретил тебя – встретил и полюбил, вопреки всем своим обещаниям и клятвам. Именно поэтому ты не можешь уйти сейчас. Ты нужна мне, Лори, разве ты не видишь?!!

И Дрейк поцеловал ее, но на этот раз в его поцелуе было больше отчаяния, чем страсти или желания. Он очень хотел знать, что она скажет, и его губы настойчиво требовали ответа. И Лори ответила. Ее поцелуй без всяких слов поведал Дрейку, как сильно она любит его.

Когда они наконец сумели оторваться друг от друга, Дрейк сказал:

– Я ездил в Нью-Йорк не только для того, чтобы решить какие-то вопросы относительно моей будущей карьеры. На самом деле я хотел изгнать из своей жизни дух Сьюзен – я даже сходил на кладбище, чего никогда раньше не делал. Ты и представить не можешь, какую ненависть я к ней испытывал – особенно когда заподозрил, что это ее призрак стоит между мной и тобой. Но, пока я стоял у могилы Сьюзен, мне вдруг стало совершенно ясно, что она просто не могла не быть такой, какой появилась на свет, и точно так же не можем этого ни ты, ни я. Все эти годы я не мог простить ее, потому что не знал, что такое любить по-настоящему, но теперь я знаю – меня научила этому одна рыжеволосая красавица, с которой меня свела судьба. Впрочем, произошло это не сразу. Что-то я начал понимать в тот день, когда Дженнифер распотрошила твою косметику. Ты рассердилась на нее и даже вполне заслуженно наказала, но сразу простила, и Дженнифер ни на секунду не усомнилась, что ты ее любишь… Вот и мне пришлось вернуться в Нью-Йорк, чтобы простить Сьюзен. Только после этого я мог бы предложить тебе свою любовь. Мне хотелось, чтобы она была чистой, светлой, не омраченной никакими призраками из прошлого.

Дрейк и Лори поцеловались еще раз, потом она сказала:

– Сегодня ты спрашивал про коробки в шкафу… Я подумала, что ты хочешь показать Дженнифер фотографии Сьюзен. Кроме того, я слышала, как ты учил ее говорить «мама»…

– Ах, вот в чем дело! Теперь я понимаю, почему ты бросилась бежать, словно тебя кипятком ошпарили! – рассмеялся Дрейк. – Нет, все было не так. Я спрашивал, не убирала ли ты коробки, потому что только теперь я нашел в себе силы разобрать их. До недавнего времени мне не хотелось даже прикасаться к вещам Сьюзен, но все изменилось… Кое-что я выбросил, а остальное сохранил для Дженнифер. Когда-нибудь, когда она будет достаточно большой, чтобы все понять правильно, мы с тобой расскажем ей о матери.

Взяв Лори за подбородок, Дрейк заставил ее слегка приподнять голову и заглянул в глаза.

– А Дженнифер я учил произносить слово «мама», потому что хотел сделать сюрприз тебе. Мы договорились, что теперь она будет называть тебя только так. И как только мы с тобой официально поженимся, ты действительно станешь для нее мамой.

– Дрейк, я… – начала было Лори, но он закрыл ей рот поцелуем, и она поняла, что никакие слова не могут выразить то, что́ она чувствовала в эти минуты.

* * *

– Ну как, согрелся хоть немного?.. – спросила Лори и вдруг ахнула, почувствовав, как его руки заскользили по ее погруженному в горячую ванну телу. – Дрейк, прекрати!..

Но его не могли бы остановить никакие протесты, к тому же прикосновения его пальцев были столь сладостны, что Лори запрокинула голову и негромко застонала.

– О, Дрейк!..

Ее взгляд упал на одно из огромных зеркал, укрепленных на стене напротив, и, хотя ванная комната была освещена всего лишь парой свечей, она хорошо различила в стекле их отражение.

– Хотел бы я знать, с чего ты взяла, что принимать ванну вдвоем может быть так приятно? – лениво поинтересовался Дрейк. – Мне всегда казалось, что подобные вещи – чистое сибаритство и разврат.

Лори хихикнула.

– Я подумала об этом, когда после переезда в особняк мы с Дженнифер впервые вошли в твою роскошную ванную. На мгновение мне даже показалось, будто я вижу нас с тобой в воде, среди клубов пара и шапок пены, и я чуть было не закрыла Дженнифер глаза рукой, чтобы она не видела, как ее отец… Только потом я сообразила, что эта картина существует только в моем воображении. Впрочем, – после небольшой паузы добавила Лори, – мне порой кажется, что с Дженнифер ничего страшного не случилось бы, поскольку она наверняка унаследовала часть твоего бесстыдства. У тебя-то его хватит на десятерых!

– Ты действительно считаешь, что я, гм-м… не отличаюсь излишней скромностью?