— Он меня бросил, — трагическим голосом произнесла я.

— Я знаю, — сказала она.

— Как он мог? — спросила я.

— Не знаю, — ответила она.

— Он влюбился в другую женщину, — сообщила я.

— Я знаю.

— Откуда ты знаешь?! — возмутилась я, рассчитывая получить какую-нибудь информацию.

— Мне сказал Майкл. А ему Айслинг. А ей Джордж.

(Майкл был поклонником Джуди и работал вместе с Айслинг. Джордж был мужем Айслинг и работал с Джеймсом.)

— Значит, знают все, — тихо заметила я.

Последовала пауза. У Джуди был такой вид, будто она собралась умереть.

— Тогда это правда, — сказала я.

— Думаю, да, — ответила она, явно смутившись.

— Может быть, ты даже знаешь, кто эта женщина? — спросила я, чувствуя себя негодяйкой за то, что ставлю ее в такое неловкое положение. Но я была слишком потрясена, чтобы спросить об этом Джеймса.

— Ну да, — сказала она, все больше смущаясь. — Это Дениз.

Потребовалась минута, прежде чем я сообразила, о ком она говорит.

— Что? — взвизгнула я. — Та самая милая Дениз, что живет этажом ниже?

Джуди только кивнула с несчастным видом.

Хорошо, что я уже лежала.

— Вот сучка! — воскликнула я.

— И еще, — пробормотала Джуди, — он говорит, что хочет на ней жениться.

— О чем ты, черт возьми?! — заорала я. — Он уже женат. На мне. Не слышала, что за последние два дня легализовали полигамию.

— Нет, не легализовали, — согласилась она.

— Но тогда… — Я замолчала, не зная, что сказать.

— Клэр, — печально сказала Джуди, — он говорит, что разведется с тобой.

Повторю еще раз: хорошо, что я уже лежала.

Я в отчаянии смотрела на нее.

— Джуди, что же мне делать?

— Послушай, — сказала она, — через два дня ты отсюда выйдешь. У тебя пока есть где жить, достаточно денег, чтобы прокормить себя и ребенка, а через шесть месяцев ты сможешь вернуться на работу. Кроме того, у тебя младенец, который требует ухода. Дай Джеймсу немного времени, глядишь, вы до чего-нибудь и договоритесь.

— Но, Джуди! — простонала я. — Ведь он хочет развестись.

Однако Джеймс забыл об одном важном факте. В Ирландии запрещены разводы. А мы с Джеймсом поженились как раз в Ирландии. Наш брак был освящен отцами церкви Пресвятой Богородицы. Здорово это нам помогло, верно?

Я совсем растерялась. Чувствовала себя одинокой и испуганной. Мне хотелось натянуть одеяло на голову и умереть. Но я не могла себе этого позволить. Кто же станет заботиться о моем беззащитном ребенке?

Ничего себе у нее жизнь начинается! Ей нет еще двух дней, а ее уже бросил отец, а мать вот-вот свихнется…

В миллионный раз я подивилась, как мог Джеймс так поступить со мной.

— Как мог Джеймс так поступить со мной? — спросила я Джуди.

— Ты меня об этом уже спрашивала, — сказала она.

И то верно.

Хоть я и не знаю, как мог Джеймс так со мной поступить, но он это сделал.

До сегодняшнего дня я считала, что жизнь всегда преподносит мне неприятности небольшими дозами и не дает больше того, с чем я могу справиться. Если мне рассказывали о людях, которые в одну неделю оказывались в автомобильной катастрофе, теряли работу и заставали своего дружка в постели с другой женщиной, мне всегда казалось, что они сами в этом виноваты. Нет, не то чтобы виноваты. Но если люди ведут себя как жертвы и ожидают самого худшего, это худшее обязательно случается.

Теперь я видела, что ошибалась. Иногда люди не желают быть жертвами, но тем не менее ими становятся. Здесь нет их вины. Например, я не виновата, что мой муж вбил себе в голову, что в кого-то влюбился. Я этого не ожидала и уж наверняка не хотела. Но это случилось.

Мне стало ясно, что жизнь не обращает внимания на обстоятельства. Сила, которая навлекает на нас несчастья, не скажет: «Ну, я пока погожу с уплотнением у нее в груди, пусть оправится после смерти своей матери». Нет, она рвется вперед и делает то, что ей нравится и когда ей нравится! Я осознала, что никто не застрахован от черной полосы в жизни. Хотя я не считала несчастьем рождение ребенка. Но, безусловно, сопутствующие обстоятельства оставляли желать много лучшего.

Я всегда думала, что могу управлять своей жизнью, что если, избави бог, что-то плохое случится со мной или Джеймсом, мне хватит сил и энергии, чтобы все исправить. Разумеется, я не предполагала быть брошенной через сутки после родов, когда запасы энергии были на исходе, а уязвимость — особенно острой!

Не говоря уже о том, что я стала толстой, как последняя дура. А с толстым задом Джеймса не завоюешь.

Мы с Джуди сидели рядом на кровати и придумывали что-нибудь конструктивное. Внезапно я нашла выход. Может, и не самый лучший, но все же выход.

— Я знаю, что я сделаю, — сказала я Джуди.

— Слава богу! — обрадовалась она.

И я, подобно Скарлетт О'Хара в последних кадрах «Унесенных ветром», жалостливо произнесла:

— Я поеду домой! Я поеду домой, в Дублин!

Да, я согласна, «Дублин» звучит не так привлекательно, как «Тара», но зачем мне ехать в Тару? Я там никого не знаю. И вообще, я только дважды проезжала мимо.

2

Джуди пообещала, что заберет меня из больницы, а я попросила ее купить мне авиабилет в одну сторону до Дублина.

Пока я бродила по палате в тоске и унынии, Джеймс хранил глухое молчание. Он мне ни разу не позвонил.

Иногда я отказывалась во все это верить. Все, что он наговорил, казалось мне дурным сном. Я и в самом деле не могла вспомнить деталей, но я помнила, что я тогда чувствовала. Болезненное ощущение, что что-то не в порядке. По сути, я даже не помню, как провела эти два последних дня в больнице. Смутно припоминаю только свое недоумение, когда другие матери говорили о том, как теперь изменится вся их жизнь, как им придется приспосабливаться к новому члену семьи и так далее и тому подобное.

Но я не понимала, в чем проблема. Я уже не представляла себе жизни без дочки.

— Только ты и я, радость моя! — шептала я ей.

Наверное, то, что нас бросил единственный мужчина в нашей жизни, ускорило процесс сближения. И я подолгу тихо сидела, держа дочку на руках. Я трогала ее крошечные кукольные ножки, ее розовые прелестные пальчики, ее плотно сжатые кулачки, ее бархатистые ушки, ласково гладила ее невероятно маленькое личико, пыталась угадать, какого цвета будут у нее глазки.

Она была такой прелестной, такой идеальной, просто чудо.

Видит бог, меня предупреждали, что я, возможно, буду испытывать всепоглощающую любовь к ребенку. Но я не ожидала, что эта любовь охватит меня с такой силой. Я готова была убить любого, кто хотя бы прикоснется к светлому шелковистому волоску на маленькой головке.

В конце концов, я могла понять, что Джеймс бросил меня — хотя на самом деле не могла, — но я действительно не понимала, как он мог бросить такого замечательного, прекрасного ребенка.

Она часто плакала. Впрочем, вряд ли мне пристало жаловаться: я и сама постоянно ревела.

Я делала все, чтобы утешить ее, но она продолжала плакать.

После того как она в первый день проплакала восемь часов без перерыва и я сменила ей подгузник сто двадцать раз и покормила сорок девять тысяч раз, я слегка впала в истерику и потребовала, чтобы ее осмотрел врач.

— С ней наверняка что-то не так, — заявила я усталому молодому человеку, который оказался врачом. — Она никак не может быть голодной, она сухая, но тем не менее не перестает плакать.

— Ну, я ее осмотрел, и у нее все в абсолютном порядке, насколько я могу судить, — терпеливо объяснил он мне.

— Но почему она плачет?

— Потому что она — грудной ребенок, — сказал он. — Это их обычное занятие.

Он изучал медицину семь лет — и это все, что он мог сказать?

В общем, меня он не убедил.

Может быть, она плачет, потому что каким-то образом осознает, что папа бросил ее? Или — тут я почувствовала укор совести — она орет, потому что я не кормлю ее грудью? Возможно, ей не нравится кормиться из бутылочки?

Да, я знаю, вы скорее всего возмутитесь, узнав, что я не кормлю ее грудью. Подумаете, что я плохая мать. Но, видите ли, давным-давно, когда у меня еще не было ребенка, я решила, что вполне разумно вернуть себе свое тело после того, как сдашь его внаем на девять месяцев. Мне стыдно признаться, но я боялась, что, если буду кормить ее грудью, мои сиськи обвиснут и станут плоскими.

Теперь же, когда у меня появился такой замечательный ребенок, все мои волнения насчет кормления грудью стали казаться мне мелкими и эгоистичными. Оказывается, стоит тебе родить, как все меняется кардинальным образом. Никогда не думала, что доживу до дня, когда чьи-то потребности будут для меня важнее привлекательности моих сисек.

Итак, если моя крошка не перестанет в ближайшее время орать, я подумаю, не начать ли мне кормить ее грудью. Если это сделает ее счастливой, я смирюсь с растрескавшимися сосками, обвисшей грудью и усмехающимися тринадцатилетними подростками, пытающимися заглянуть мне за шиворот в автобусе.


Джуди, я и малышка приехали домой. Я открыла дверь, и, хотя Джеймс предупредил меня, что забрал вещи, я оказалась не готовой обнаружить отсутствие его дезодоранта и крема для бритья в ванной комнате, опустевший шкаф и пробелы на полках с книгами.

Это было ужасно.

Я медленно опустилась на кровать. Подушка все еще пахла Джеймсом. Мне так его не хватало!

— Поверить не могу, — плача, призналась я Джуди. — Его и в самом деле нет.

Девочка начала плакать, будто тоже ощутила пустоту. А ведь она перестала реветь всего пять минут назад. Бедняга Джуди совсем растерялась, не зная, кого из нас утешать.

Немного погодя я перестала плакать и повернула залитое слезами лицо к Джуди.

— Ладно, — сказала я, — начну собирать вещи.

— Вот и хорошо, — прошептала она, все еще покачивая меня вместе с ребенком в своих объятиях.