Его освещали длинные раздвоенные языки молний, вызывая в памяти события сегодняшнего вечера и подчеркивая бесплодность его шаткого существования. Он сделал паузу, чтобы оценить ситуацию. Итак, он замерз, проголодался, промок до костей, стал импотентом, и все эти несчастья на его больную голову.

К тому времени как Джек дошел до двери кухни, тоска поглотила его с головой. Свет не горел, двери дома заперли на ночь. Он чувствовал себя брошенным и нелюбимым, щепкой, плывущей по штормовому океану. Не без труда отыскав под цветочным горшком ключ от черного хода, Джек вошел в кухню.

Еще одна Мощная вспышка молнии помогла ему обойти стол. И тут он сломался, переполненный нахлынувшей волной жалости к самому себе, которая не оставила места остальным чувствам. Наверняка где-нибудь здесь есть выпивка.

Он не ошибся.

К тому времени как Джек прикончил остатки отличного коньяка и полбутылки хереса, предназначавшегося для стряпни, которые откопал в кладовой, гроза разыгралась не на шутку. Когда спиртное закончилось, Джек решил, что не осилит подъем по лестнице даже на четвереньках и устроился в полуразвалившемся шезлонге, который стоял в зимнем саду. И хотя ему удалось занять место, с которого открывался превосходный вид на страстное грозовое представление — а в ту ночь небо не раз вспыхивало ошеломляющим, поистине неземным светом, — он проспал весь спектакль, словно под воздействием анестезии, забыв о всех своих величайших победах и потаенных страхах.

* * *

В отличие от Джека Джо, младший сын Лиз Чэпмен, то и дело просыпался среди ночи и будил Лиз. Том спал, не замечая грохота и волнения, свернувшись калачиком под одеялом, тихонько похрапывая и время от времени неразборчиво мурлыча под нос какие-то недовольные, а может, и ободряющие слова.

Под раскаты грома и вспышки молнии Джо гонялся за воображаемыми голубями в поисках крови, перьев и котов и еще каких-то непонятных вещей, а Лиз тем временем ломала голову, как сбить ему температуру, чтобы он перестал несвязно бормотать и уснул. Ради всего святого.

Когда ровно в половине четвертого Джо вырвало, гроза наконец начала стихать. К четырем утра Лиз достала чистую пижаму, перестелила постель, уложила Джо и засунула простыни в стиральную машину. Закончив все эти дела, Лиз уселась у подножия лестницы с чашкой горячего шоколада в руках и Уинстоном на коленях и потерла глаза ладонями.

Ночь выдалась длинная; теперь ей уж точно не отдохнуть. Лиз чувствовала себя так, будто выдержала осаду, и хотя Джо уже крепко спал, она была не уверена, что он проспит до утра, и не понимала, то ли он заболел, то ли просто перевозбудился. Теперь, когда он уснул, время отпустит тормоза и полетит со скоростью света, так что ей будет казаться, что прошло не более получаса, прежде чем звон будильника вырвет ее, кричащую и сопротивляющуюся, из глубокого сна и выбросит прямиком в новый день.

Лиз тяжело, будто магнитом, тянуло в сон. Уинстон выгнул длинную змеиную шею, чтобы его почесали по голове. Его кошачье присутствие было теплее и уютнее человеческих объятий. Через глазок во входной двери пробивались первые лучи раннего утреннего света, разрушившего темноту.

Застонав, она прислонилась лбом к перилам.

— Если я сейчас вернусь в кровать, думаешь, есть шанс, что услышу будильник? Эй? Как ты думаешь, кот?

Уинстон заурчал, изо всех сил пытаясь заставить ее делать то, что нужно ему.

Она вздохнула.

— Ладно, знаю, знаю, — и потерла большим пальцем его треугольную голову. — Сам знаешь, среда — самый длинный день недели. Утром занятия, потом покупки, вечером опять на работу. Зачем ты все это устроил? Всегда знала, что надо было купить собаку. Неужели ты не мог, по крайней мере, подождать до выходных, и уж потом начать охоту за дичью в нашей спальне? Мать Майка откажется брать Джо на выходные, если его будет тошнить, и моим родителям, как всегда, достанется короткая спичка. Что ты на это скажешь?

Кот смотрел на нее сквозь блестящие щелочки глаз, всем телом дрожа от чистейшего физического удовольствия. Она улыбнулась его надменности и полному равнодушию и провела рукой по гибкому позвоночнику. Кот отблагодарил ее, выгнув спину и прижавшись к ее ладони.

— Какой же ты ублюдок, Уинстон, — проговорила Лиз, допивая шоколад и медленно поднимаясь на ноги.

Он ни капельки не обиделся и весело последовал за ней в постель.

* * *

Лиз проснулась за мгновение до звонка будильника и быстро вылезла из кровати — на случай, если захочет снова погрузиться в теплое море сна. Она села на кровати очень прямо и неподвижно, заморгала, чтобы избавиться от ощущения песка в глазах, и стала ждать, пока не восстановится кровообращение. Ей казалось, что прошло не более десяти минут с тех пор, как она, слава богу, наконец забралась под одеяло. Пока Лиз приводила мысли в порядок и сделала несколько вдохов и выдохов, проверяя, будет ли она жить, пальцы ее ног ощупывали коврик у кровати в поисках тапочек.

Спустя несколько минут она встала и выглянула в окно. На заднем дворе ночной грозой сорвало самодельную палатку, которую поставили мальчики. В припадке ярости ветер оставил на навесе огромные грязные следы, со злобой швырнув палатку о стену, оплетенную розами и жимолостью. Маленький садик был усыпан листьями, мусором и другими предметами, которые будто выбросило на берег волной сообразно какому-то дьявольскому умыслу.

Выглянув из-под груды теплых одеял, Уинстон потянулся, раздумывая, не пора ли ему проснуться, но решил спать дальше.

Лиз зевнула, мысленно расставляя по полочкам события прошлой ночи.

Нет смысла звонить матери Майка. Ей понадобится две минуты, чтобы объяснить родителям, что Джо заболел и нужно, чтобы кто-нибудь присмотрел за ним, пока она будет на работе. Если же она позвонит матери Майка, ей придется по меньшей мере пятнадцать минут изображать фальшивую радость и неестественную благодарность, и не факт, что после этого она согласится, тем более что наверняка будет в шоке оттого, что ее так рано разбудили. Если миссис Галл-старшую побеспокоить не в рабочие часы, она почему-то сразу думает, что ночью кто-то умер.

Лиз посмотрела на циферблат будильника. Ее родители уже проснулись. Она позвонит им, как только будет способна нормально формулировать свои мысли, а по многолетнему опыту она знала, что это момент наступит не раньше, чем она выпьет по крайней мере одну кружку чая и съест несколько овсяных печений.

Чуть позже восьми, приняв душ, одевшись и чувствуя себя более-менее человеком, Лиз стояла на кухне и собиралась в колледж. Ее мать копошилась в гостиной, делая вид, что взбивает подушки и прибирается, чтобы посмотреть телевизор вместе с детьми. Шурша учебниками и заметками, проверяя ключи и бумажник, Лиз старалась нанизать разрозненные мысли на одну ниточку, перебирая их, словно четки, и мысленно составляла план действий на сегодня.

Первым делом необходимо позвонить Марии Ладлоу из журнала «Чао». Она сделает это, как только придет домой с работы. Потом повесить сушиться простыни Джо. Лиз оглянулась, проверяя, не нужно ли еще чего-нибудь сделать. Посуда после завтрака была уже вымыта и аккуратно сушилась в раковине, мусор вынесен, бутылки из-под молока стояли на крыльце. Как же приятно иногда, что мама приходит в гости. Том с несчастным видом прислонился к дверному косяку на кухне, изо всех сил пытаясь выглядеть бледным.

— Надеюсь, у тебя что-то важное, — сказала Лиз, хватая сумку. — У меня через десять минут электричка.

Он шмыгнул носом.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — он придвинулся ближе и вытянул шею, чтобы она могла посмотреть на него.

Подняв бровь, Лиз приложила ладонь к его лбу. Лоб был сухой и холодный.

— Попытка была хорошая, — произнесла она с улыбкой, — но ничего не выйдет.

Том опять шмыгнул, на этот раз громче.

— Да ладно тебе, мам. Не будь злюкой. Мне обязательно сегодня идти в школу? Бабушка сказала, что если Джонни станет лучше, мы можем попозже спуститься и полежать на диване под одеялом, посмотреть кино.

Лиз махнула рукой.

— Прошу тебя, Том, хватит, только не сейчас, только не сегодня утром. Я совершенно разбита. Поднимайся и не забудь спортивную форму. Быстро. Кстати, сегодня вечером Клер с вами посидит, пока я буду на работе.

По вечерам в среду Клер и родители Лиз по очереди сидели с детьми, пока она преподавала в колледже, и Лиз была бесконечно им благодарна, хотя Том возмущался, что его не хотят оставлять одного.

Он ссутулил плечи и скорчил рожу, усиленно изображая обиду. Упершись руками в бока, Лиз окинула его уничтожающим взглядом. Театрально вздохнув, Том признал поражение и поплелся вверх по лестнице. Лиз бросила взгляд на переносной телевизор, чтобы посмотреть, сколько времени, и, к своему изумлению, увидела промелькнувшую на экране фотографию из каталога Джека Сандфи и снимок одной из его последних скульптур. Лиз схватила пульт и увеличила громкость.

— …сегодня в гостях у программы «Вокруг искусства» — местный скульптор Джек Сандфи, который представит нам свою последнюю выставку. — Послышалась музыка, и диктор продолжал: — …а теперь вернемся в студию, и Люси расскажет нам о погоде в регионе. Итак, Люси, каковы последствия вчерашней грозы?

Вот и все, что она услышала. Разочарованная, Лиз взяла телепрограмму, лежавшую на кухонном буфете, и принялась листать страницы. «Вокруг искусства, 8.00. Региональный тележурнал о британском искусстве». И больше ничего, ни деталей, ни анонса. Проклятье. Надо попросить Клер или мальчиков записать программу, пока она будет на работе, если, конечно, ей удастся найти кассету, на которой еще осталось место. Может, купить чистую, когда она пойдет за покупками?

— Лиз, уже двадцать минут девятого, — голос матери прервал ход ее мыслей.

— Хорошо, о'кей, я уже ухожу, спасибо, мам.