— Замечательно. Уверен, Лиз там понравится. Она работает дома.

Джоанна застыла и вытаращилась на него. Взгляд у нее стал твердым как кремень.

— Лиз? — очень-очень медленно произнесла она. — В анкете было указано, что вы разведены.

Ник отчаянно глотнул воздух, открыв рот и даже не зная, что собирается ответить. Единственное, что он знал, — это то, что ни при каких условиях он не может позволить Джоанне О'Хэнлон снова завладеть ситуацией.

— Это правда, но с Лиз мы живем вместе. Мы начали встречаться совсем недавно. — Он на минуту замялся, надеясь своим многозначительным молчанием показать, что их отношения все еще были на стадии всепоглощающей животной страсти.

Джоанна злобно сверлила его взглядом, но Ник уже точно знал, что будет говорить дальше, и бесстрашно продолжал:

— Ее зовут Лиз Чэпмен, она работает внештатным журналистом, может, вы уже о ней слышали? Она довольно популярна. Вчера в «Санди Ньюс» появилась ее большая статья о Джеке Сандфи.

Джоанна О'Хэнлон замерла и не могла сдвинуться с места, до глубины души пораженная тем, что только что услышала, но слова уже вылетели, и Ник сам удивился тому, что сказал.


Тем временем в Бишопстоне заканчивалось утреннее занятие Лиз. В конце урока она в двух словах рассказала, как добиться публикации любовных стихотворений. В пабе «Зимородок», всего в миле от поместья О'Хэнлонов, Ник хвалил себя за сообразительность, а в старом монастырском доме Морвенна готовила обед.

Весь дом пропитался запахом русской рыбной кулебяки. Приятный пикантный запах вареной трески и креветок в густом белом сливочном соусе, запеченных под корочкой из толченого картофеля, висел в теплом воздухе подобно океанскому туману. Это был один из любимых рецептов Морвенны. Пока кулебяка готовилась, Морвенна с котом сидели рядышком на кухне и доедали остатки креветок.

Морвенна осторожно отрывала головки креветок, потом хвостики, очищала толстые, сочные розовые тельца от блестящих пластинок-панцирей, бросала огрызки на тарелку. Влажные, сверкающие панцири смешивались со смолистым желтым пеплом ее сигареты.

Толстый черный кот, потянувшись, встал на цыпочки, наклонился вперед и, преодолевая отвращение, вызываемое едким дымом и полоской вулканического пепла, начал ковыряться в очистках со сноровкой специалиста по взрывным устройствам.

Поставив кулебяку в духовку, Морвенна записала домашние телефоны Майка Галла и Лиз Чэпмен на обороте записной книжки. Она очень быстро их выследила. Благодаря секретарше Майка ей удалось выяснить, что мистер Майк Галл занимается инженерным строительством и работает субподрядчиком в основном на объектах со стальным каркасом. Судя по всему, он был поставщиком стальных рам крупным клиентам в Европе. Правда, когда секретарша вежливо предложила Морвенне оставить сообщение, чтобы мистер Галл перезвонил ей, как только вернется в офис, та отказалась.

Еще два звонка в редакцию «Санди Ньюс» — и она узнала домашний номер Лиз Чэпмен. В первый раз она притворилась секретаршей агента Джека, во второй — бестолковой заикающейся ассистенткой из журнала «Чао». Морвенна выковырила застрявший в зубах кусочек креветочного панциря. Странно, что ее до сих пор не завербовали в разведку, хотя, наверное, гетеросексуальная женщина-художница — для них слишком рискованно.

Мелким, тонким почерком с наклоном Морвенна переписала номера в книжку. Она склонилась над столом, закрыв страницу рукой, чтобы никто не подсмотрел, чем она занимается, хотя буковки и циферки были настолько крошечные, что даже если бы Джек их увидел, ничего бы не разобрал.

На кухне зазвонил телефон, и Морвенна замерла, дожидаясь, пока в мастерской не возьмут трубку. Ей всегда больше нравилось подслушивать. Телефон звонил и звонил, и этот звук действовал ей на нервы, как звон бьющегося стекла. В конце концов у Морвенны не осталось другого выбора и пришлось самой снять трубку.

— Добрый день, говорит Мария Ладлоу, — раздался голос из маленького металлического динамика. — Редактор журнала «Чао». Можно поговорить с Джеком Сандфи? — У женщины был ужасно раздражающий говор, причудливое резкое сочетание звучных гласных лондонского пригорода и верхнеанглийского акцента.

— К сожалению, мистер Сандфи сейчас не может подойти, — ответила Морвенна, умолчав о том, что она и не собирается его подзывать. — Если хотите, можете оставить сообщение. Я его… его… — Морвенна на мгновение замешкалась; было бы неплохо узнать, что предлагает Джеку мисс Ладлоу и журнал «Чао». — Я его персональный ассистент. Что ему передать?

— О, отлично, — сказала женщина. — Я надеялась переговорить с ним лично, но, возможно, вы именно тот человек, кто мне и нужен. Я бы хотела как можно скорее назначить дату интервью и договориться с фотографом и стилистом, чтобы можно было приехать и посмотреть дом. В идеале мы хотели бы, если возможно, привязать этот репортаж к лондонской выставке, в таком случае у нас остается совсем мало времени. — Мисс Ладлоу рассмеялась. — Иногда эта работа превращается в настоящий кошмар, не поддается никакой логике. И, кстати, пока не забыла, у вас случайно нет телефона Лиз Чэпмен?

Морвенна чуть было не закричала от ужаса; каким-то образом ее замысел раскрыли! Она почувствовала, как бледнеет, но, прежде чем успела придумать ответ, мисс Ладлоу продолжала:

— Я видела ее статью в воскресной газете. Отличное интервью. И когда агент Джека, Артуро — правда, он милый парень? — предложил, чтобы Лиз взяла у Джека еще одно интервью, честно говоря, я подумала, что это превосходная мысль. Они явно замечательно ладят. Когда я читала интервью, мне показалось, что между ними существует особенная связь, а наши читатели это просто обожают. Поэтому, если у вас есть ее контактный телефон, я бы не тратила время на поиски.

Морвенна напряглась.

— Мне ужасно жаль, — произнесла она, положив записную книжку на колени (вдруг мисс Ладлоу каким-то образом узнает, что она у нее?). — Боюсь, я ничем не могу помочь.

* * *

Чуть позже, в понедельник вечером, вернувшись в свою квартиру целым и невредимым после обеда с Джоанной, Ник Хастингс подошел к кухонному окну и выглянул на улицу. Начинало смеркаться, и дневной свет приобрел мягкий оттенок старинного золота, возвещая начало долгого и жаркого летнего вечера. В самом конце Кингсмед Террас была маленькая площадь, связывающая вместе три узкие улочки и окруженная домами и магазинчиками.

В ее центре все в цвету стояло одинокое городское деревце, несмотря на то, что росло прямо из выложенного декоративными камнями тротуара, а рядом с ним — копия уличного фонаря викторианской эпохи на круглом постаменте. На скамейках сидели люди, наслаждаясь последними лучами солнца.

У входа в бистро собрались вечерние посетители. Они пили домашнее красное вино, сидя за изящными деревянными столиками, стоящими прямо на тротуаре, представляя, будто они в Провансе. Через открытое окно до Ника долетали обрывки их разговора, но он не прислушивался к звукам голосов. Это был всего лишь фон для его тяжелых раздумий.

Боги удачи, случая, лжи и неосторожного озорства оказались не на шутку мстительны. Ник инстинктивно чувствовал, что ему придется расплатиться сполна, если он хочет снова вернуть свою жизнь в спокойное русло.

Встреча с Джоанной О'Хэнлон была частью его наказания. Эта женщина оказалась сиреной, сошедшей прямо со страниц книжки легенд и мифов Древней Греции. Ник закрыл глаза и попытался отогнать видение: ярко-красные губы, похожие на губы рыбки-гуппи, которые тянулись к нему через стол, грозно приближающиеся груди и пышные кремовые изгибы ее тела, надвигающегося на его несчастную фигурку, в то время как она теплой потной ладонью проводила по внутренней поверхности его бедра.

Ник проглотил комок в горле, вздрогнув при одном воспоминании об этом безумии. Мысленно он уже рассматривал произошедшее утром и во время обеда в пабе «Зимородок» как жестокую пародию, в которой он, несомненно, играл роль козла отпущения.

Вранье, которое он нагородил о своих отношениях с Лиз Чэпмен, на несколько минут охладили пыл Джоанны, но ему не хватило времени, чтобы вернуть самоуважение и спрятаться за повергнутыми бастионами.

Джоанна была немного шокирована известием о том, что «Лиз работает дома», и это была еще одна ложь, за которую ему, вне всякого сомнения, придется расплачиваться. Он не имел понятия, почему выбрал на роль своей возлюбленной именно Лиз Чэпмен, когда можно было бы от балды назвать любое имя, — хотя, надо признаться, в последнее время он много о ней думал. Вспоминал ее имя, лицо, обрывки их разговора и ее смех, — эти непрошеные воспоминания то и дело вспыхивали у него в мозгу. А теперь благодаря Джоанне О'Хэнлон он опутал Лиз еще одной паутиной вранья.

За десертом либидо Джоанны немного упало.

В течение нескольких благословенных минут у нее вроде бы пропал к нему интерес: она убрала ладонь с его бедра и принялась задумчиво разглядывать его поверх горько-сладкой пены черносмородинового мусса, свежих сливок и раскрошенного безе.

Но как только Ник почувствовал себя в безопасности и стал расслабляться, она снова перешла в наступление. На этот раз Джоанна провела ногой по его незащищенному паху — голой ступней в блестящих черных колготках с крепко сжатыми длинными цепкими пальчиками, похожими на шоколадные печеньица в пачке.

К тому времени, как принесли кофе, Джоанна была уже довольно пьяна, и Ник понял: что бы он ни сделал, он все равно проиграл. Если он отвергнет ее притязания, она сможет приписать свою наглость действию спиртного. А если нет… Ник содрогнулся. Ему было страшно даже подумать об этом.

Тем не менее, пока они пили кофе и коньяк, ему удалось отцепить ее от себя, опустив ее ногу на ковер. А потом, словно выставив перед собой огненный меч, заговорил о взаимном уважении и необходимости поддерживать хорошие деловые отношения. Единственная уступка, на которую он пошел, — пообещал ей в следующий раз быть более откровенным и не напрягаться.