Тогда он ушел из больницы. Так до конца и не дослушав причитания и убеждения доктора в более удовлетворительном выходе из сложившегося положения. Не видел смысла. Не хотел испытывать на себе жалость. Иначе и не назовешь то, что сначала тебе заявляют, что ты никогда не сможешь иметь детей, а потом, растерянные твоей реакцией, пытаются убедить - еще не все потеряно. Но не будь оно на самом деле потеряно, разговор начинался именно с этого. А не из слов - "Алексей Владимирович, Вы бесплодны...".

Приговор, который ставил крест на всем. Смещающий и искажающий реальность... В сознании вдруг отчетливо всплывали слова Киры... О семье... О детях... Просьба исполнить одну единственную её мечту... И обещание. Искренне и настоящее. Не сейчас. Пускай в будущем, но с уверенностью, что так оно и будет... Тогда Лёша еще не знал, чем все обернется. Тогда он даже не предполагал, что никогда не сможет дать Кире желаемое... Просто напросто не сможет. При всем желании.

Это уже потом, спустя пару дней размышлений, спустя десятки тысяч мысленных вариантов развития дальнейших событий... Переступая через себя... Игнорируя расспросы Евы... Практически игнорируя желание быть ближе к Кире... Вопреки себе, но ради неё... Лёшка снова решился пойти в больницу. Попытаться. А вдруг и правда у него есть хоть какой-то шанс? И он считал необходимым его использовать. Он пытался, честно пытался... Что-то изменить... Как-то поспособствовать...

В те дни закрутилась безумная вереница, сплошь из одних обследований, из одного кабинета в другой... Анализы... Диагностики... Люди в белых халатах... И везде этот удручающий запах лекарств и безысходности. Все что-то обещали, но не могли дать конкретных гарантий...

Дни, когда Лёша разрывался между желанием забыться, плюнуть на все и плыть по течению, или рассказать обо всем Кире. Но он не мог этого сделать. Забыться не мог, потому, как отныне его жизнь стала другой. Как будто внутри что-то надломилось. Жизненные приоритеты исказились, проявляя себя в полной мере. Недаром ведь говорят - "Что имеем - не храним, потерявши - плачем".

Отныне Алексей в полной мере осознавал ценность того, чему ранее не придавал должного значения. Относясь вполне скептически и отчасти как-то равнодушно к детям, теперь видя где-то посреди улицы маленьких ребятишек, мужчину буквально трясло от страха, что в собственной жизни он, скорее всего, никогда не услышит смех и не увидит улыбки родного ребенка... А еще каждый косой взгляд мимолетного прохожего, вызывал убийственные ощущения. Так, будто, все вокруг знали о его несостоятельности, как мужчины... Знали и мысленно насмехались, только и того что, не тыкая пальцами.

Вы когда-нибудь могли себе представить, каково это быть музейным экспонатом? Живым, реальным. Позволяя всем и каждому сканировать себя взглядами, обсуждать. В лучшем случае за спиной. В худшем даже в глаза. И при этом, не имея возможности что-то возразить или прекратить насмешки... Лёшка отныне знал. Не понаслышке. За время посещений больницы, ему пришлось испытать на себе все это. И взгляды, и сочувствующие кивания головой, и какие-то обрывки случайных фраз, брошенные с расчетом, что он не услышит...

- Такой молодой и уже безнадежный... Вот что за жизнь пошла, здоровый мужик, а детей не видать! Жалко его, видно совсем тяжко ему...

Слова, которые даже потом, спустя годы, Алексей будет вспоминать с содроганием...

За эти дни, хождений по мукам, терзаний по живому, Лёшка понял, что не может рассказать о своей проблеме Кире. Кому угодно только не ей. Жалости и сочувствия еще и от неё он не вынесет. Он боялся, по-настоящему боялся, встретить в её взгляде то, что, скорее всего никогда не прозвучало бы вслух... Точнее не так сразу...

В какой-то момент проблема как-то резко исказилась. Мартынов понимал, что, даже уйдя от Евы, не сможет быть с Кирой. Потому что не хотел для неё такой участи. Нескончаемые походы по клиникам, без особого результата. Попытки подержать, которые со временем, не смотря на любовь, в любом случае сменяться жалостью. Это неизбежно в его ситуации. Невозможно продолжать любить мужчину, который лишает всего, ничего не давая взамен. Только ненависть. Или жалость. Последнее даже хуже. Ненавидят сильных, достойных личностей. Жалеют потерянных и безнадежных во всех смыслах. Недостойных.

Алексей не хотел жалости. Не от любимой женщины. И не хотел, чтобы Кира страдала с ним... Она достойна была лучшего. Не долгих и безрезультатных лет хождения по мукам, на которые он непременно обрек бы Киру, останься она с ним. Ей нужна была настоящая семья. Та самая, о которой так долго мечтала... И он не мог лишить любимую еще и этого...

Сколько раз Лёшка порывался позвонить Кире и признаться. До последнего держался. Порой, доходя до абсурда. Избегая с ней лишних встреч. Понимал, что так вечно продолжаться не может. Что рано или поздно придется что-то менять. Но не мог. Отпустить не мог. Но и удерживать силой, обманом, недомолвками, тоже не имел права...

Все искал себе оправдания, уговаривал проявить решительность. А потом снова оттягивал момент объяснений, находя какие-то причины. Вот-вот, еще один поход в клинику, оглашение новых результатов... Быть может, более обнадеживающих, нежели предыдущие... Возможно, появление хоть малейшей надежды... И так снова и снова... Изо дня в день... От обследования к обследованию... До тех пор, пока не стало окончательно и бесповоротно понятно, что надеяться не на что. Пока в итоге опять все не решила сама Кира...

Сколько прошло с тех пор, когда она позвонила и попросила о встрече? Той самой, последней. Роковой. Строящей между ними огромную стену, окруженную бездонной пропасть. Несколько дней? Неделя? Две? Месяц? Или еще больше? Последнее время Алексей попросту потерял счет времени...

Тогда, собираясь к Кире, мужчина чувствовал, что это конец. Он понимал, что тянуть больше не имеет права. По пути заготавливал десятки фраз. Придумывал причины. От реальных, до самых неимоверно-фантастических и непредвиденных...

Но и здесь все решилось без него. Кира первая заговорила о расставании. Кира первая решилась на перемены. И он опять промолчал. Не смог всего рассказать. Просто нашел в себе силы отпустить... Вопреки собственным желаниям... Вопреки собственной любви... Вопреки всему, но во имя счастья любимой...

И вот уже который день перед глазами снова и снова возникала одна она. Единственная дорогая и такая необходимая для него женщина. Женщина, которую он потерял. Причем, как полный мазохист, собственноручно сделал все для того, чтобы так произошло... Просто взял и отпустил, считая, что ей так будет лучше.

Но разве можно его в этом упрекнуть? Мог ли поступить иначе? Мог. Как последний эгоист утаить от неё свою тайну. Или рассказать и заставить быть рядом. Не отпустить. Лёша был практически уверен, что настаивай он на своем, прояви чуть больше уверенности, что они должны быть вместе, Кира сдалась. Только кому от этого стало лучше? Обоим. Совсем ненадолго. А что потом? Любовь, перерастающая в ненависть, приправленная жалостью? Может ли быть что-то хуже между двумя, некогда любящими друг друга людьми. Мужчина посчитал, что лучше рубить сразу, на корню, нежели позволяя грузу обстоятельств медленно, но верно убивать их с Кирой любовь...

Зато теперь, везде она... В памяти всплывал такой родной и нежный образ. Растерянный взгляд... Глаза, полные невыплаканных слез. Полные сожаления и немой мольбы. И вместе с этим упорная решимость. Серьезность тона и режущие насквозь фразы. Его девочка, Кира, снова сделала тот самый, необходимый для обоих шаг, первой. Она в который раз сделала все, чтобы показать, что сильнее. Гораздо сильнее него. В то время, когда он просто не мог представить, как что-то изменить, как вырваться из замкнутого круга, ведь находиться и дальше в нем не было никакого смысла, Кира решилась на перемены...

Кира- Кира... Теперь ему везде мерещилась Кира. В случайных прохожих. В каждой встречной девушке, мало мальськи похожей на неё... Даже в янтарной жидкости, плескавшаяся в прозрачном бокале... Ведь это напоминало цвет её глаз... В кубиках льда, тающих в мгновение ока. Так же как и растаяла его надежда на лучшую, более счастливую и полноценную жизнь... Её образ, словно выгравировался в памяти и сердце. Будто тату, отпечатался на его коже...

Короткий глоток. Виски, обжигающие горечью горло. Согревая, опьяняя, стирая грани здравого рассудка... Именно то, что ему было сейчас необходимо... Забыться. Притупить боль. В идеале было бы, конечно, полное излечение. Излечение от душевной боли. От физической. От боли, что разъедала серной кислотой изнутри... Выжигая навсегда мечты и простые человеческие желания... Переворачивая его жизнь с ног на голову. Раз и навсегда. В который раз, давая понять, что как раньше уже не будет... Как хотелось тоже... Он собственными руками разрушил хрупкое и невесомое, что еще теплилось в самых потаенных уголках души... Жизнь никогда не будет прежней... Потому что отныне в его жизни больше никогда не будет Киры...

- Опять пьешь?

- Пью, - отрывая глаза от бокала, Лёшка проводил невидящим взглядом вошедшую в зал жену. Можно лишь предположить, что она сейчас надумала себе... Хотя, в данный момент то, что могла подумать Ева, его волновало меньше всего.

- И долго это будет продолжаться? - присаживаясь напротив мужчины, холодно уточнила Белова, кивнув в сторону полупустой бутылки с алкоголем.

- Ты решила поиграть в воспитательницу? - наливая новую порцию, фыркнул равнодушно мужчина. Сколько он уже выпил за последние дни? Кажется, он потерял этому счет. Равносильно, как и самим дням.

- Может, хватит уже оплакивать эту свою... рыжую сучку? - презрительно поморщившись, предложила девушка.

На что Алексей, лишь сильнее стиснув зубы, окатил жену холодным взглядом. Давая понять, что не намерен разговаривать с ней на подобные темы. Но, похоже, в этот раз Ева была настроена решительно, и не собиралась так просто сдаваться. Вероятнее всего, ощущала вкус собственной победы. Запоздалой и никому ненужной. Внутренне ликовала и радовалась, не особо скрывая этого внешне. Почти что светилась от счастья. Считала себя победительницей там, где все заранее было предрешено. Где победителей не могло быть по определению. Но ведь Ева этого пока не знала... Или не хотела знать.