Анастасия Соловьева - Не дай ему уйти

– Нам пора – опаздываем к началу шоу!

– А козочка? – настаивал детский голосок.

– Пошли-пошли!

Экскурсанты потянулись вверх по переулку, оставив Сашу и Дмитрия одиноко стоять на углу Печатникова и Трубной.

– Выходит, ты получил мое письмо?

– Получил. Это просто невероятно, но…

– И ты живешь теперь на улице Катукова?

– Какое там! Я живу в Амстердаме. Помнишь, как мы ездили с тобой зимой в Амстердам?! Катались на коньках всю ночь по замерзшим каналам… Когда я вижу наши с тобой места, каналы… И ту кирху с часами, рядом с которой мы жили… А помнишь, когда мы с тобой только приехали в Амстердам, какой был холод! – я тебе сообщил, что замерз старик Альберт. А ты очень удивилась, недоуменно пожала плечами и даже испугалась за меня – чему же здесь радоваться? А потом, когда узнала, что старина Альберт – это старый амстердамский незамерзающий канал, как мы хохотали?! И катались по нему на коньках…

– И мое письмо тебе переслали туда, в Амстердам?

– Нет же! Нет… Представь только, как интересно получилось. В июне этого года я гостил у родителей, на Катукова. Провел там несколько незабываемых дней. И вот когда уезжал и уже вышел на лестничную площадку, вызвал лифт, отец вдруг сунул мне несколько старых писем, пришедших почему-то к ним, но адресованных на наше давным-давно закрытое предприятие!..

– Понятно, дефолт, обвал рубля, всеобщее банкротство и все такое прочее.

– Конечно! Что в них может быть, в этих письмах? Ясно что – очередные претензии, угрозы в связи с невыплатами, нарушениями договоров, обязательств и так далее и так далее. Короче, все эти неактуальные письма я, не глядя, пихнул в боковой кармашек своей дорожной сумки, собираясь выкинуть их в ближайшую урну. И так бы обязательно и сделал, но… сразу у подъезда нас ждало такси. А дальше – аэропорт, тотальная суета, переселение народов, поголовная эвакуация… В общем, про письма я напрочь забыл. Приехали в Голландию. Я второпях разобрал сумку и сунул ее в шкаф. Вместе с письмами.

И вот проходит три месяца, понадобилась мне зачем-то эта сумка. Вынимаю ее из шкафа. Глядь – а в ней забытые конверты!.. Был вечер, горел камин. Писем-то было немного, штук пять-шесть, не больше. Я, не задумываясь, швыряю в огонь одно. Тут же другое. А за ним и третье, и четвертое. Тоже не читая, не рассматривая, заметь! Гляжу, как они мучительно корчатся и чернеют в огне…

Дмитрий сделал паузу. Волнительно вздохнул полной грудью, счастливо поглядел на Сашу и стал сказывать дальше:

– Горели письма в камине плохо.

– Почему?

– Видимо, бумага была синтетическая, негорючая. К тому же они смрадно воняли. В руках у меня оставалось одно-единственное письмецо. Я его зачем-то распечатал, пробежал глазами и…

– Зачем же ты его распечатал? Просто так?

– Нет, не просто так. Я хотел письмо сжечь, а целлофановый конверт бросить в мусорное ведро.

– Понятно. И что дальше?

– А дальше было вот что. Я пробежал его глазами по привычке к чтению механически. И оно, это письмо, показалось мне знакомым, родным, невероятным!.. И фантастически хитрым!

– Ты сразу понял, от кого оно? Или соображал полчаса?

– Ох! Это все не те слова и эпитеты. Когда я пробежал глазами такой замысловатый и вместе с тем такой ясный текст – я воскрес из мертвых. Тогда я понял основное – ты жива!

– Ты, по-моему, утрируешь.

– Утрирую?! – Его глаза вспыхнули изумлением. – Да я смягчаю! Ведь когда я увидел по телевизору, что мэр Губернского города Верхоланцев разбился на вертолете, я испытал смешанные чувства. Не скрою, я обрадовался нехорошей радостью. Я сорвался и через три дня был в Губернском городе в счастливом предвкушении встречи с тобой. При мысли, что сейчас я увижу тебя, я трепетал, как осиновый лист поздней осенью. Но, примчавшись в город, я понял, что моя нехорошая, нечистая, эгоистическая радость была преждевременна.

– Значит, ты был в Губернском городе 20 августа? – вырвалось у Саши, ведь именно в этот день она тайно покинула Город.

– Да, но тебя там уже не было. По Городу ползли зловещие слухи, что ты не просто исчезла. Что те люди, которые отправили на тот свет мэра…

– Давай не будем об этом.

– Давай. У кого я только не выспрашивал про тебя. Все задумчиво пожимали плечами. И даже более того!.. В подтверждение этих кошмарных намеков за мной увязалась группа каких-то деклассированных элементов. Куда я – туда и они. В общем, они ходили за мной повсюду и отвязались только тогда, когда я, отчаявшись найти тебя, купил билет и сел в обратный поезд. Эти типы помахали мне своими грязными руками и пошли прочь.

– Да-а… – тяжело вздохнула Саша, тоже вспоминая то время.

– И вдруг представляешь себе? Я читаю загадочный текст. И в нем проскальзывают такие фразы: «Приглашаем вас в путешествие по скверику у метро «Кировская»… В программе игра на скрипичном футляре…»

Саша невольно рассмеялась:

– Там такого не было! Я написала: в программе скрипичная музыка.

– Но это одно и то же.

– Нет, не одно! То, как ты прочел, – это же явная глупость. Как можно играть на футляре? Нет, я написала умней. И потом, в моем письме не было такого: «Приглашаем в путешествие по скверику у метро «Кировская». Я написала приблизительно так: «Маршрут нашего увлекательного путешествия пройдет через известный сквер у метро «Кировская». Имея в виду маршрут, известный тебе одному!

Разговаривая, они незаметно вышли на оживленное, праздничное убранное Садовое кольцо и теперь стояли посреди тротуара, мешая гуляющим. Их задевали и подталкивали. Саша слушала бурлящую речь Дмитрия, смотрела в глаза, иногда невольно увлекалась и смеялась вместе с ним… Да, когда-то они любили друг друга, искали даже квартиру… Но сейчас все это представлялось ей таким далеким и мимолетным. И этот человек, так радующийся встрече с ней, тоже был далеким, чужим. Или она стала другою. Она написала ему письмо, поддавшись минутному порыву, просто весеннему настроению, ностальгии. А сейчас раскаивалась. Опять вспоминалось:

Удивительно точное наблюдение! Этот человек был для нее всем: небом, воздухом, живой водой. Но все это было когда-то, в прошлом. А в настоящем он – тень, не более. И даже непонятно, что им теперь делать вместе. Вспоминать?

Саша и так дорого дала бы, чтоб отвязаться от этой чрезмерно развившейся у нее в последнее время старушечьей привычки. Не нужно было писать, напоминать о себе, ведь прошлого не вернешь. Когда-то очень давно они хотели, страстно хотели сойтись, но ничегошеньки у них не вышло. Значит, и не надо было. И теперь у них ничего не выйдет, и не стоит поэтому ничего затевать. Как встретились, так и расстанутся.

– К сожалению, не могу пригласить тебя в гости, – вздохнула Саша. – Хотя… я теперь почти москвичка.

– Поздравляю! Ну так давай куда-нибудь зайдем и отметим твое переселение.

– Можно.

– Я приехал в Москву не в самое удачное время, – заметил Дмитрий, когда его пихнули в очередной раз.

– Ты просто все забыл. В первое воскресенье сентября в Москве отмечают День города.

– Не забыл – как-то не подумал… И вообще, когда мне попалось твое письмо…

Он опять стал бурлить по поводу письма, но Сашино настроение потихоньку ему передавалось. Через слово Дмитрий приговаривал: «Помнишь?.. А помнишь?» Конечно, Саша все помнила. Но помнила она и боль, причиненную этим человеком. И не могла, ни на секунду не хотела забыть о боли…

Зашли в ресторан с вывеской «Трамвай «Желание». Ресторанный зал, узкий и длинный, как вагон, имитировал салон допотопного трамвая. Вместо окон – широкие экраны, на которых плыли черно-белые виды старой, послереволюционной, казалось, полуразрушенной Москвы. Создавалось ощущение непрерывного движения. Освещали зал-вагон круглые матовые плафоны, снятые с настоящих трамваев, ходивших некогда по Москве.

Посетителям этого оригинального заведения предлагалось занять места на кожаных мягких диванах. Их блестящая благородная, хотя слегка уже потертая коричневая кожа тоже напомнила Саше что-то старое, давно ушедшее и ненужное.

Подошел официант, наряженный в форму железнодорожного кондуктора и даже с закрученными пышными старомодными усами. Не особо вчитываясь в меню, Дмитрий – казалось, он наконец-то почувствовал Сашино отчуждение – бегло делал заказ: салат «Семафор», мясной рулет «В депо».

– А что будем пить?..

– Наливку «Сигнальные огни».

– И все?

– Еще ликер «По шпалам».

Кондуктор, поправив съехавшую набекрень черную фуражку, удалился. Дмитрий примолк, осторожно поглядывая на Сашу, которая улыбалась устало и отстраненно.

– Зачем тогда ты написала мне? – неожиданно спросил Дмитрий другим голосом.

– Думала, мы просто погуляем с тобой, как раньше. Никак не могла предположить, что вы в Амстердам переехали.

– Так получилось неудачно тогда, – пробурчал Дмитрий. – Ты на меня обижаешься?

– Неудачно получилось?! – ужаснулась, точно обожглась, Саша. – Я обижаюсь?!

Ее взорвало. Все ее страдания точно проснулись, как по команде повскакали на ноги и по-бабьи завыли, запричитали в голос.

– Неудачно получилось?! Да ведь ты же меня просто бросил, кинул тогда?!! А я… растерялась, наделала массу глупостей. Меня уволили с работы. Но я все ждала и ждала тебя. У меня вышли все деньги. А ты не звонил, исчез. А я все ждала тебя. Я думала, что ты… Потом, когда отчаялась, приняла, сама не зная зачем, ничего не соображая от боли, приняла предложение нелюбимого, ненужного человека. Но все равно, накануне свадьбы я ездила в Москву, чтобы найти тебя. И рассказать, как мне плохо… Господи! Но тебя не было, ты, оказывается, был в Амстердаме. И я разговаривала с твоей женой, Еленой Загудаевой!..

– Ты говорила с Еленой? – помертвел Дмитрий.

– Не бойся! – презрительно успокоила Саша. У нее по щекам текли ручейки, но она не замечала их. – Не бойся. Я представилась ей корреспонденткой женского журнала. Пришлось брать у нее интервью. Она ни о чем не догадалась. Я уехала в Губернский город и заставила себя все забыть. Я молила Бога, чтобы Он помог мне перестать вспоминать, похоронить тебя и еще чтобы случилось чудо. Когда шло венчание, я опять ждала, все надеялась, что вот сейчас ты появишься в церкви… подойдешь ко мне. И я уйду из церкви уже с тобой. А ты в это время, оказывается, гулял по Альберт-каналу и предавался милым и ненавязчивым воспоминаниям. Что ж!..