Элизабет Биварли - Не было бы счастья…

Джонас круто обернулся к ней.

— Видишь, ты не можешь нас бросить только потому, что закончились обещанные две недели. Вдруг я что не так сделаю?

У Зои как-то странно екнуло сердце. Джонас говорил неуверенным тоном, жалобно и… соблазняя. Он говорил так, словно в самом деле нуждался в ней.

— За последние две недели вы с Джулианой по-настоящему подружились, — мягко ответила она. — Вам будет хорошо и без меня. Обоим.

Он покачал головой.

— Не рассчитывай На это, Зои. Не рассчитывай.

После чего он снова повернулся к ней спиной. Господи, если бы можно было все изменить, тоскливо вздохнула она. Если бы можно было стереть память о годах ее юности…

Нет, она этого не сделает. Если бы ее прошлое было другим, то не было бы и Эдди. А он ей очень дорог, несмотря на то что его смерть оставила у нее в сердце незаживающую рану. Пусть у нее больше нет сына, но она знала счастье материнства, ей знакомо удивительное чувство, когда мир становится другим с появлением одного-единственного крошечного существа. Она познала ни с чем не сравнимую любовь. Любовь, которую не смогли уничтожить никакие страдания и потери. Пусть недолго, но она была матерью. И не отдаст память об этом чувстве ни за какие сокровища в мире.

Но больше она не рискнет повторить этот опыт. Слишком она исстрадалась.

Зои посмотрела на Джулиану: на ясные голубые глазки, пухлые румяные щечки и беззубую улыбку. Она отдала этой малышке часть своего сердца. И эта часть умрет вместе с исчезновением Джулианы. А она, Зои, снова превратится в пустую оболочку — как после смерти Эдди. Нет, этого допустить нельзя. А значит, нужно расстаться с ними как можно быстрее.

Ее обязательства перед Джонасом и Джули сегодня будут выполнены, напомнила себе Зои. Да, именно. И неважно, что она успела полюбить не только Джулиану, но и Джонаса. Любовь к этому человеку не

значит, что она, Зои, непременно будет счастлива. Наоборот, любовь эта, возможно, разрушит ее окончательно. Ей нужно быть сильной, ей нужно стоять на своем. В конце концов, она ведь крепкий орешек. Так все вокруг считают. А крепкий орешек может справиться с чем угодно. Даже с жизнью в одиночестве.

Если бы только крепкие орешки умели верить собственной лжи.

Джонас невидящими глазами смотрел на чашку с супом и думал о том, как выглядела Зои, когда говорила, что им будет хорошо и без нее. Она казалась такой грустной, далекой и очень-очень одинокой. Если бы он только знал, как ему разубедить ее, как доказать, что она страшно ошибается. Зои принесла в его жизнь то, что он умудрился где-то на пути растерять. Тепло. Уют. Спокойствие. Он и не помнил, когда у него было так хорошо на душе, как стало с появлением в его доме Зои. И он не желал потерять все это.

Что же касается Джулианы, то Зои удалось превратить малышку в совершенно другое существо. Куда только подевался истеричный, визжащий ребенок. Теперь Джули была веселой, очаровательной, по-настоящему счастливой девочкой. И Джонас прекрасно понимал, что благодарить за это нужно одну только Зои. Неизвестно, что бы он в одиночку сотворил с девочкой? Может, лет в четырнадцать она тоже очутилась бы на улицах Филадельфии?

Джонас нес огромную ответственность за дочь своего брата и испытывал самый настоящий ужас, когда представлял, что должен остаться один на один со всеми неизвестными трудностями, которые наверняка еще ждут его впереди. Но Зои нужна ему не только из-за Джулианы. Нет, его желание удержать ее было достаточно эгоистичным. Он нуждался в ней сам. Он хотел ее…

Хотел? В жизни он хотел множество женщин. Но ни одну не любил. До тех пор, пока рядом с ним не возникла Зои Холланд. Этот пресловутый крепкий орешек. Со своей несговорчивостью, со своими восхитительными руками и фланелевой пижамой. Возникла — и перевернула его жизнь. Ему нравился тот сумбур, который привнесла в его жизнь Зои. И он не хотел возвращения к упорядоченному, до стерильности чистому и одинокому существованию.

— Бульон готов, — произнес он, в то время как вихрь невысказанных мыслей кружился у него в голове. — А ты должна уже быть в постели.

— Я не хочу в постель, — заявила она.

— Не хочешь, а придется. Распоряжение лечащего врача.

Зои уже открыла рот для возражений, но Джонас молча развернул ее и легонько подтолкнул к спальне. А потом беспомощно покачал головой, глядя ей вслед. Она наотрез отказала ему в просьбе надеть его любимую красную пижаму и облачилась в старый серый спортивный костюм. Но даже этой бесформенной штуковине и ужасному насморку не удалось уменьшить силу его влечения к ней. Похоже, такое время просто никогда и не настанет — чтобы он не хотел Зои Холланд. Вся проблема в том, что сама Зои Холланд его явно не хочет.

Нет, не правда, мотнул головой Джонас, возвращаясь к столу, чтобы забрать поднос с обедом. Джонас не раз ловил на себе ее взгляд, полный несомненной тоски. Она хочет его. Она просто не хочет это признать.

— Какая глупость, правда, Джули? — спросил он у малышки. — Твой старик без ума от женщины, которая скорее выпьет яду, чем признает, что ее к нему влечет. Ну, что нам с этим делать, а?

Джулиана пускала пузыри и гулила, как обычно.

— Не знаешь, — понимающе кивнул Джонас. — Ну ничего. У меня еще осталась парочка фокусов в рукаве.

Он вынул малышку из креслица, взял на руки, пристроил ее головку у себя на плече, а потом осторожно поднял поднос. Балансируя подносом на растопыренных пальцах одной руки, он медленно двинулся по коридору в сторону спальни Зои. Ему очень нравилось ее жилище, нравилась простенькая мебель и разбросанные везде безделушки, нравилось очевидное отсутствие в ней хозяйственной жилки, за что Зои и не думала извиняться. Ему нравилось, что она наклеивает открытки и забавные вкладыши из жевательной резинки на дверцу холодильника, а фотографии близких ей людей — на зеркало в ванной.

Здесь все говорило об уюте. Зои окружила себя вещами, которые доставляли ей радость и удовольствие, не заботясь о том, понравится ее выбор кому-нибудь или нет. Это ее дом, и она сумела сделать его уютным.

Как бы ни нравился Джонасу его собственный дом, в какой бы чистоте ни содержала его приходящая прислуга, какой бы дорогой ни была там мебель, все равно Джонас не видел в нем настоящего дома. Не хватало тепла и очарования, присущих местам, где живут любящие семьи.

— Бульон подан, — провозгласил он, входя в спальню. Зои. — А также соленья, салат из тунца и имбирное пиво. Собранные все вместе, эти продукты составляют самое быстродействующее средство против простуды. Однако салат из тунца должен быть приготовлен соответствующим образом. Переложишь пряностей — и пропал твой шанс на выздоровление. К счастью, рядом есть тот, кто точно знает…

Джонас резко оборвал свой монолог, заметив, что Зои не реагирует на его шутливый тон, а лежит, свернувшись калачиком. Спиной к нему. Он уже был готов похвалить ее за то, что она наконец-то выполнила его указания, но плечи ее конвульсивно вздрагивали, и Джонас похолодел, сообразив, что она плачет.

Он быстро опустил поднос на тумбочку рядом с ее кроватью, разлив при этом бульон и сломав острую верхушку салата. Потом так же поспешно пристроил Джулиану на кровати и обернулся к Зои. Она вытерла слезы, но веки были красными и припухшими. При его приближении она повернулась, подобрала колени, опираясь на спинку кровати и вцепившись в подушку, которую держала перед собой. Казалось, ей было необходимо за что-то держаться, чтобы не прикоснуться к Джонасу.

— Спасибо, — пробормотала она. — Пусть там и стоит. Я сейчас не хочу. Поем попозже. Вам с Джули давно пора уходить. Уже поздно.

— Еще и двух нет, — возразил Джонас. — И мы с Джули хотим быть только здесь. Что случилось?

— Ничего. Ничего не случилось.

— Что-то определенно случилось, — настаивал он. — Ты плакала.

— Ничего подобного.

— У, тебя красные и мокрые глаза. Она шмыгнула носом и небрежно дернула плечом.

— Это от простуды.

Джонас, не скрывая недоверия, покачал головой.

— Понятно. Значит, я ошибся. Прошу прощения.

— Ничего.

Джонас обернулся к Джулиане. Та в изумлении рассматривала панно из засушенных цветов на стене спальни, а потом яростно стиснула кулачки и попыталась запихнуть их себе в рот. Джонас решил, что, проживи он хоть тысячу лет, ему никогда не постигнуть женской логики.

— Подвинься немножко, я поставлю рядом поднос, — сказал он Зои, поднимаясь, чтобы принести приготовленный обед.

— Я же сказала, что не хочу есть!

— А я сказал, что тебе поесть необходимо. Сама подвинешься — или мне забраться в постель и помочь тебе?

Зои, не дожидаясь, когда Джонас исполнит свою угрозу, метнулась на другую сторону кровати. Только этого ей не хватало сейчас — чтобы он в самом деле забрался к ней в постель! Достаточно вспомнить, что случилось в прошлый раз. Ее как будто пронзило электрическим током — от жаркого воспоминания и от той новости, которую она должна была объявить Джонасу.

— Да, кстати о постели, — как можно беспечнее произнесла она, предварительно попробовав салат из тунца. — Я не беременна.

Джонас в эту секунду разгибался, но она успела заметить, что он вздрогнул.

— Нет? — выпрямившись в полный рост, переспросил он.

Странно, но она могла бы поклясться, что в этом коротеньком слове прозвучало разочарование.

— Нет, — отозвалась она. — Я это обнаружила несколько минут назад, в ванной. Все в порядке.

— В порядке, — протянул он. Но вид у него был довольно несчастный. А потом вдруг выражение его лица изменилось. Так бывает, когда на человека снисходит озарение. Он впился взглядом в глаза Зои.

— Так ты поэтому плакала? — тихо спросил он.

Горячий обруч сдавил ей желудок, и Зои решила, что ее вот-вот стошнит.

— Нет, конечно, — неожиданно тонким и слабым голоском отозвалась она. — То есть я хотела сказать, что вообще не плакала. Это все от насморка.