Светлана прыснула в чашку с чаем.

— Хорошо, бабуля, как скажешь.

Оставшись одни, Георгий и Света пару минут в молчании допивали чай. Она не хотела, чтобы он уходил, а он уже тяготился ее компанией. Мысли возвращали его к предстоящей встрече, но правила приличия нужно соблюдать. Отхлебнув напоследок, Мартов поднялся и чмокнул девушку в щеку.

— Завтра встретимся. Не надо, не провожай меня. — Светлана осталась на кухне, машинально откусывая еще от одного шедевра бабушкиной выпечки. Ясно, ему уже надоела ее компания, он всеми силами пытался скрыть это, но она слишком проницательна. Часто все понятно и без слов. То, что произошло между ними ночью, имеет значение только для нее. Сгоряча он предложил стать его женой. И прозвучало это так сухо, как будто речь шла не о событии на всю жизнь, а о какой-то сделке с недвижимостью. Он даже не хочет, чтобы она проводила его. Боится, что она напомнит об их ночном разговоре? Она прислушивалась к шороху в прихожей, подавляя в себе желание вскочить и побежать к Мартову. Она уже чувствовала себя одинокой. Нет, она должна выйти к нему. И зачем она настояла на двух месяцах ожидания? И потом, пока еще родители соизволят смириться с ее выбором, им ведь в любом случае не угодишь. Вдруг ей в голову пришла мысль, от которой ее бросило в жар: что, если она забеременеет? Сколько случаев, когда единственная близость приводит к этому. Родители точно не обрадуются перспективе такой свадьбы-обязаловки. А Георгий? Вдруг он не готов к таким переменам? Многие союзы распадаются из-за подобных проблем. Света прижала ладонь к груди, сердце испуганно колотилось. Она вскочила и выбежала в прихожую. Георгий уже взялся за ручку входной двери. Увидев глаза Светы, удивился.

— Ты что? На тебе лица нет, что пришло в твою белокурую головку? — Он смотрел на нее без насмешки. Перемены настроения не добавляли ей очков, но что взять с женщины?

— Жора, я не хочу, чтобы ты подумал, что у меня семь пятниц на неделе, но… Я не собираюсь ожидать приезда родителей. Я заранее уверена, что они примут любой мой выбор. Я хочу за тебя замуж и не собираюсь ожидать ничьего благословения! Если ты, конечно, не передумал.

— Ну, с тобой не соскучишься! — Георгий внимательно посмотрел на побледневшую девушку. Она явно что-то недоговаривает. — Твое желание — закон. Во вторник идем подавать заявление. Все равно там дается срок на обдумывание-передумывание, так что у тебя будет время сто раз поменять решение. И перестань смотреть на меня как на икону.

— Никто не собирается на тебя молиться, вот еще сказанул. — В ее голосе была какая-то заторможенность, словно говорила об одном, а думала совсем о другом. — Просто глупо устраивать тебе смотрины, когда мы все решили.

Мартов повернулся к девушке всем телом, взял ее подбородок и чуть приподнял своими тонкими пальцами. Его колючий взгляд насквозь пронзил девушку.

— Борзова, ты не умеешь врать. Запомни это и никогда не пытайся меня провести. Ты не могла передумать только из боязни показаться смешной. — Он взял ее лицо в свои ладони. Они были сухие и теплые, Света даже закрыла глаза от удовольствия. — Истинную причину можешь оставить при себе.

— Жорка, не копайся во мне так глубоко, не надо, — тихо сказала она.

— Я и не собирался. Будь умницей и, ради бога, не начинай вести себя так, словно я твой любимый хомячок.

— Я буду вести себя с тобой очень осторожно, как с необъезженным мустангом. Устраивает?

— Мы поняли друг друга, — улыбнулся Георгий, поцеловал ее в щеку и вышел, неслышно закрыв за собой дверь.

На улице он сразу увидел подъехавший к остановке автобус. Начало марта было не по-весеннему холодным, снежным. Заждавшиеся транспорта люди топали ногами, торопливо заходя в автобус. Не потратив на ожидание ни минуты, Георгий подбежал к остановке и успел вовремя. Он ехал на улицу Петрова к родителям Степана. Он пытался заранее обдумать то, что хотел бы сказать своему бывшему другу, но слова не складывались. Получались какие-то обрывки мыслей. Может, на месте способность общаться вернется? Главное, чтобы Степан согласился поговорить с ним. В глубине души он надеялся застать его одного. Хотел убедиться в том, что тетя Марина сгустила краски. Эмоции обиженной за сына матери перехлестнули через край и только.

Дверь ему открыл Степин отец. Он выглядел очень усталым, похудевшим. Вокруг впалых глаз образовались темные круги. Создавалось впечатление, что он очень устал или долго был лишен нормального сна.

— Здравствуйте, дядя Миша. — Георгий придал своему голосу как можно больше бодрости, но улыбаться не стал: Доценко-старший смотрел на него слишком пристально и неприветливо.

— Кажется, тебя просили больше не давать о себе знать, — глухой голос Михаила Анатольевича неприятно прозвучал в тишине подъезда.

— Я хочу поговорить со Степаном. Позвольте мне сделать это. Мы с ним всегда понимали друг друга. Я не могу вот так проглотить ваши обидные слова. Дайте нам возможность разобраться. Все настолько извращено, что только наш с ним разговор может все объяснить. Во всяком случае, пусть он сам скажет, чтобы я больше не возникал в его жизни.

— Я не дам тебе больше будоражить его психику. Он только стал приходить в себя. Хватит, Жора, прошу тебя как отец. Я тоже, знаешь, не из железа. Слава богу, что в тот день пришел раньше с работы. Вынимать сына из петли — не самое приятное занятие, можешь мне поверить.

— Из петли? — Мартов отказывался верить. «Значит, не таблетки. У Степана на шее, должно быть, сине-бордовый синяк. Боже, как это нелепо». Георгий мысленно нарисовал картину: Степан с петлей на шее стоит посреди комнаты на табуретке. Вот-вот он сам выбьет ее из-под ног, и удушливый обруч стянет тонкую юношескую шею. Тело повиснет, раскачиваясь из стороны в сторону, язык противно вывалится, лицо станет багровым, с уродливо выпученными глазами.

Мартов почувствовал, что теряет равновесие, оперся о стену. Неприятная дурнота подступила к голове, конечности ослабли. Его сильно качнуло, он чуть было не упал. А перед глазами стояла картина раскачивающегося на толстой веревке тела Степана. Когда он очнулся от своего видения, дверь была закрыта. Он не мог окончательно прийти в себя. Стоял и тупо смотрел на глазок. Потом Мартов медленно спустился вниз. Ноги дрожали. Он шел, держась за перила. Чтобы думать о чем-то другом, стал мысленно считать ступеньки. Тринадцать, четырнадцать… тридцать две. Вышел на улицу, всей грудью вдохнул морозный воздух. Холод немного привел его в чувство. Огляделся по сторонам. За ночь намело много снега. Зима не хотела сдаваться. Георгий поковырял ногой сугроб у самого крыльца. Холодный комочек бугорком лег на черном носке ботинка. При первом же шаге он упал на утоптанную снежную дорожку. Мартов поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и зашагал прочь от дома. Однако какая-то невидимая, но очень властная сила заставила его остановиться буквально после нескольких шагов. Он ощутил дискомфорт, который не давал ему двигаться дальше. Наконец, повинуясь внутреннему голосу, Георгий оглянулся и поднял глаза на окно Доценко. Мартова словно током ударило, передернуло: отодвинув знакомую штору, Степан стоял, прижавшись лбом к холодному стеклу. Увидев, что Жора оглянулся, он отпрянул, но через мгновение штора вновь колыхнулась, отодвинулась. Небольшая высота второго этажа позволила Георгию хорошо разглядеть Степана. В глаза бросалась его бледность, черные круги под глазами, бритая голова. Шею закрывал высокий ворот водолазки. Лицо Степана ничего не выражало. Пустые глаза, только сильнее обычного сдвинуты брови на переносице. В нем трудно было узнать веселого балагура Доценко. Затравленные глаза дикого зверя уставились на Мартова. Сколько длился этот обмен взглядами? Георгию показалось, что прошла вечность. С каждой секундой у него укреплялось желание вернуться. Теперь Степан точно сам откроет ему. Вдруг губы Степана зашевелились, и буквально сразу рядом с ним оказался его отец. Он увидел Мартова, приобнял сына за плечи и увел в комнату. В последний момент Георгий заметил его движение шеей, будто тесный воротник мешает ему нормально дышать и нужно поскорее расстегнуть его. Еще через мгновенье чьи-то руки задернули шторы, разделяя мир на тот, что внутри, без Мартова, и тот, что за окном с предателем-дружком. Подниматься к знакомой двери еще раз Георгий не стал.

Мартов съежился, повернулся и пошел прочь от дома. Дорога сюда ему заказана. Надо же, Светка оказалась роковой женщиной для Степана. Ее зеленые глаза способны лишить разума. Закрывая глаза на свою роль в случившемся, Георгий обвинил во всем Борзову. Но не почувствовал при этом облегчения. Ему стало обидно, что в его сердце нет и сотой доли такого страстного обожествления Светланы. Какого черта он помешал Доценко завоевать ее? Может, у них что-то и получилось бы. Она имела бы рядом с собой человека, готового целовать ей ноги. От него, Георгия, она подобного не дождется никогда. Хотя бы потому, что, уступая зову природы, он просто обязан иметь свою женщину. Никакой романтики, никаких чувств. Изначально у его амурчика крылья подрезаны и стрелы кончились. Впервые за время претворения в жизнь своего далеко идущего плана Мартов почувствовал к себе отвращение. Захотелось вернуться к Борзовой, взять ее за руку и привести сюда. Она говорила, что ей будет не хватать Доценко, так пусть полюбуется, во что он превратился. Сможет ли она переступить через такое? Еще несколько шагов, и Георгий немного успокоился. Поздно устраивать психологические проверки. Ни Света, ни Степан этого не поймут. Дорога плата за настоящее чувство. Сейчас Мартову уже не казалось, что Доценко счастливее его. Если потрясение слишком глубоко, его разум может больше никогда не просветлеть. Георгий еще раз сказал себе, что ни одно существо в юбке не выбьет его из колеи никогда, никогда…

Мартов не заметил, как прошел мимо автобусной остановки. Возвращаться не стал, поэтому медленно пошел дальше. Обычно от Степана он доходил домой минут за пятнадцать. На этот раз путь занял у него в два раза больше времени.