Ирина Тарасова - Не бойся, малышка

— Он такой, — вздохнул Максим. — Жизнь круто его колошматила, вот и пришлось толстую кожу нарастить, чтоб не так больно было. Но ты не боись. Виталька, как тебя за свою примет, помягчеет. Жена у него чудесная, ребята. Обязательно вас познакомлю. — Максим приподнялся на локте. — Знаешь, мы с Виталькой решили спортивный центр строить. Чтоб бассейн, тренажерный зал и прочее. Я парнишек тренировать буду. У меня, знаешь, черный пояс.

— Ух ты… — Таня повернула голову и улыбнулась. — А я хотела поступать в институт, но опять год пропустила.

— Ничего не пропустила. Жизнь впереди.

— Вообще-то мне работа нравится. И ребенка хочу. А ты?

— Сто штук.

Таня щелкнула его по носу.

— Я серьезно.

— Ну, если серьезно… — Максим лег с Таней рядом, обнял ее за плечи и твердо сказал: — Остановимся на пятидесяти.

— Ах ты… — Таня пощекотала его под мышками. Максим только повел бровью.

— Не проймет. А если я тебя. — Он приподнялся и, согнув руку в локте, пошевелил пальцами в воздухе.

— Ай. — Таня замахала руками.

— Коза-коза-коза. — Максим пощекотал Таню.

Она с криком вскочила:

— Не трогай… ай… хи-хи…

Максим, схватив ее за плечи, опять опрокинул на спину. Постепенно ее смех превратился в стоны. Она металась под его ласками и, когда он опять вошел в нее, на минуту застыла и вдруг расплакалась.

— Я люблю тебя, люблю, — шептала она, всхлипывая.

Максим приподнялся и погладил ее по волосам.

— Я тоже люблю тебя, — сказал он и поцеловал ее чуть солоноватые губы. Дрожь замершей в его руках Тани передалась ему. Он попытался отстраниться, но Таня, схватив его за шею, прижала к себе.

— Не уходи.

— Не бойся, малышка, — ответил он и коснулся губами ее век.

Это теплое и нежное прикосновение вдруг показалось Тане самым чудесным, что она когда-либо испытывала.

— Как хорошо с тобой… — выдохнула она, прижимаясь к нему всем телом.

В яркий теплый августовский день особенно чувствуешь свое одиночество. Тем более когда тебе двадцать с таким «хвостом», что еще немного, и он завернется в ноль. Что скрывать? Мне двадцать восемь, и в жизни моей все, как в песне, которую очень любила первая жена моего отца: все подруги по парам, и только я засиделась одна.

Это так, но не совсем. Действительно, две мои закадычные подружки обзавелись мужьями, но и я не куковала. Просто Валька и Томка законно вышли замуж и даже родили по младенцу, а я свое золотое невестино времечко провела с мудаком, который парил мне мозги целых шесть лет, но так и не развелся. Мало того, на днях я узнала, что его жена родила ребенка. Третьего по счету.

Вот я и не выдержала: пусть-ка мой ненаглядный, раз он такой козел, катится ко всем чертям, а именно — к законной своей супруге и малым деткам, пусть меняет памперсы и греет бутылочки в лоне официально зарегистрированной ячейки общества. А я умываю руки. Так я ему и сказала: «Пора и мне позаботиться о своем стабильном будущем. И так я кучу времени на тебя, козлину, потратила. Если уж ты удосужился обрюхатить не меня, а свою законную, я говорю вам обоим: «Прости-прощай!» — и с чистой совестью на чистенький свой пальчик надену вскорости обручальное колечко». И еще я добавила, что у меня уже есть на примете один молодой и неженатый. На что мой бывший только ухмыльнулся во всю ширину своей холеной сорокасемилетней морды и покачал своей лысеющей макушкой. Не поверил, гад. Правда, я сама виновата — опять, как дура, покраснела. Не умею врать — и это мой главный недостаток.

Новоиспеченный папаша даже попытался сунуть мне в нос загодя припасенные астрочки с тещиного огорода. Так я этим поганым веником по его щекастой морде прошлась по русскому обычаю: раз-два-три. А он ничего… Только поиграл мягкими своими плечиками, похмурил ершистые бровки и даже попытался пошутить. «Чем бы дитя ни тешилось… Все равно ведь позовешь. Не в первый раз».

Он прав: не в первый и даже не во второй… За время нашего знакомства была у нас пара-тройка серьезных размолвок. Только на сей раз всему действительно конец. Навсегда. Надо вернуть в лоно многодетной семьи беспутного папашу розовопопого младенца. Я знала, что старшей его дочке — почти как мне, средняя закончила престижный лицей и в университет зачислена, а единственного наследника надо будет растить и растить… Вот пусть и займется.

С этими благими намерениями я выставила своего любовника, с которым провела почти год в любовном угаре и еще пять лет в ритуально-привычной любовно-сексуальной связи. Обдумывая свое новое положение одинокой женщины, я всю ночь проревела белугой и только под утро заснула.

Проснулась после полудня — лицо словно пальто на синтепоне, волосы — торчком во все стороны, синяки под глазами. А главное — гнетущее чувство одиночества, пронзительное и острое, как визг пилы.

Дотянувшись до пульта, я включила телевизор. Похожая на стерву актриса уныло пыталась изобразить интеллект на недавно подтянутом лице. Щелк — мужики привычно мочат друг друга в сериале. Щелк — шоу-миллионер устраивает дачный уют на личной паре-тройке гектаров. Мутотень и скука на всех доступных моей антенне каналах.

Наконец я нашла нечто подходящее: лощеный мужик ест-пьет-нахваливает в каком-то жутко дорогом ресторане. Рубашка на мужичке отутюженная, галстук-бабочка, пухленькие пальчики без обручального кольца. Выпил, закусил и пригласил на собеседование. Он, мол, предлагает работу за рубежом. Высшее образование, можно неполное (у меня — три курса начфака), знание английского (ple-e-ase), танцевальная подготовка (полтора года хореографической студии). Крупно, во весь экран, номер телефона.

Чтобы не забыть, черкнула на листочке и тут же набрала заветные шесть цифр.

— Алло, вас слушают, — сказал кукольный голос.

— Когда можно на собеседование прийти?

— Лет?

— Не знаю… Сначала месяца на три…

— Вам сколько лет? — В кукольном голосе проскользнуло раздражение.

— Двадцать… — Я поперхнулась.

— Значит, незаконченное?

— Три курса педагогического, — поспешила я сказать полную правду. — Немножко танцую, рисую, английский…

— Можете сейчас подъехать?

— Yes! I am sure…

— Пишите.

На том же клочке бумаги я записала адрес: Комсомольский проспект, 28. В номере дома, совпадающем с моим возрастом, я увидела добрый знак. Все остальные числа оказались случайными и ничего не предвещали. Пятнадцатый этаж, офис 159.

Трубка отключилась, я соскочила с дивана. «Почему бы нет?! — взвилась я. — Поеду в чужестранные дали, где, по сводкам статистики, превалирующая масса холостых-неженатых, встречу там суженого-ряженого, и будем жить-проживать да добра наживать».

Не позволяя себе вдаваться в детали моего авантюрного плана, я встала под душ, вымыла, вытерла, высушила, расчесала, подвела и накрасила. Наконец, окинув себя с ног до головы беглым, но вполне дружелюбным взглядом, я выскочила за дверь.

Недавно отец отдал мне свою старенькую «шестерку». Хорошая машина, немного строптивая, но мы с ней ладим. Я села в свою ненаглядную, крутанула ключик. Моторчик ободряюще заурчал. Его тихий рокот сродни мужскому баритону вселил в меня еще большую уверенность.

Взглянув в зеркало заднего вида, я осталась довольна своей уже пришедшей в себя физиономией с вполне приличным макияжем и тщательно замаскированными тональным кремом веснушками. Я попробовала было размять плечи, но мышцы спины словно окаменели. Потянув рычаг, я заставила машину сдвинуться с места. Моя старенькая автомобилька сейчас была мне более послушна, чем мое собственное тело. Продолжая ощущать скованность мышц, я покрутила рукоятку на левой дверце — стекло медленно опустилось. Запах городского асфальта, нагретого солнцем, показался мне приятным. Чуть крутанув руль вправо, я выползла на шоссе и прибавила скорость.

Шины шуршали успокаивающе монотонно, как дождь. Я посмотрела на небо — ни облачка. Открыточный глянец солнечного дня вселял в меня уверенность. Я перешла на вторую скорость, косясь на таблички с названиями улиц. Наконец на серой стене огромного домины увидела крупно выведенную черным цифру 28. Это было высокое, не менее чем в два десятка этажей, грязно-бездушное здание из стекла и бетона, спроектированное, вероятно, в глубокие застойные времена архитектором-номенклатурщиком в период жесточайшего похмельного синдрома.

Припарковавшись за углом, я направилась ко входу, миновав уличное кафе с пластмассовыми столиками и рассевшимися под псевдо-пляжными зонтами парочками. И опять я почувствовала себя жутко несчастной. «Вот ведь, люди встречаются, — думала я, — пьют свой кофе, любезничают, заигрывают, обсыпают друг друга комплиментами, а я, как дура, иду сама по себе, и ни одна сволочь даже «здрасте» не скажет».

С этими невеселыми мыслями я потянула на себя стеклянную дверь, предъявила паспорт заслуженному седовласому вахтеру и согласно направлению его указующего перста подошла к стене с тремя дверьми.

Ужасно не люблю закрытое пространство лифтов и предпочитаю простор лестничных площадок, даже если приходится шагать по немытым ступеням и вдыхать отнюдь не пахнущий озоном воздух. Но нужный мне этаж был пятнадцатым, и я обреченно нажала на мигнувшую кнопку. Лифт толчками, словно спотыкаясь, пополз вверх.

В приемной офиса под номером сто пятьдесят девять женщины с кукольным голосом не оказалось, так что путь в кабинет с табличкой «директор» был открыт. Беспрепятственно я надавила на рычаг дверной ручки, дверь открылась, и я вошла в светлую, узкую комнату с длинным столом, кожаным креслом и десятком стульев. У громадного, чуть ли не во всю стену, окна стоял мужик в мятой рубашке и, потягиваясь, чесал под мышками.