— Ну зачем ты здесь?.. Зачем? — всхлипнула она, прижавшись лицом к его груди.

— Так получилось, детонька, так получилось.

«Детонька» посмотрела на него. Глаза ее были влажными.

— Домой поедем? — еле слышно спросила она.

— Поедем, доченька, поедем. А то плохо мне тут, ой как плохо.

— Ты иди в палату, собирайся, — сказала она, отстранясь. Ее лицо вмиг стало серьезным. — Я сейчас все с врачом утрясу. Уколы-капельницы, знаешь, если надо — сама сделаю.

— Знаю, знаю… — затряс головой Кирилл Петрович. — Только я не могу в палату… лучше я тут посижу.

Дочь Кирилла Петровича скрылась за дверью с надписью «Ординаторская».

— Все хорошо, что хорошо кончается, — произнес он, грузно опускаясь на стул. — Дочура приехала, а я уж думал — помру, не дождусь.

— Ну вот и дождались, — сказала Таня и, нагнувшись, поцеловала его в макушку. — Значит, жизнь продолжается?

— Верно, — усмехнулся он. — «Зе енд» откладывается.

— Вы это о чем? — вмешался Максим.

— Наши девичьи секреты, — ответил Кирилл Петрович и, подмигнув Тане, хрипло пропел: — «Десять девок бросил я, девять бросили меня».


— Скоро? — спросила Таня, когда машина, чуть замедлив ход, взобралась на пригорок.

— Пять минут, — ответил Максим, не отрывая взгляда от дороги. — Вон шлагбаум, это въезд.

Таня посмотрела вперед. За бетонным забором виднелись покатые крыши.

— Здесь в перестройку землю на дачный кооператив выделили, да охотников не нашлось. Виталька под шумок все к рукам прибрал, на завод приписал. Себе дом построил, пару-тройку участков отдал нужным людям.

— У тебя тоже есть?

— Есть. Только я не строился. Может, когда-нибудь…

Полосатая штанга шлагбаума поднялась, открывая въезд, и Максим повел машину по бетонированной дороге мимо роскошных коттеджей.

— Пара-тройка… — растерянно повторила Таня. — Да здесь же целый город.

— От центра — меньше часа. Только в прошлом году — пять новых домов построили.

«Волга» остановилась у кирпичной ограды с большими железными воротами. Не успел Максим достать телефон, как створки ворот поползли в стороны.

— Вылезай, — сказал он, останавливая машину у небольшого двухэтажного кирпичного строения. Максим высунулся из окна и крикнул: — Привет, Степаныч!

Таня вышла из машины. К ним приблизился мужчина с густыми седыми волосами и такой же бородой.

— Приветствую, Максим Юрьевич, — сказал он. — Как здоровьице?

— В норме, — ответил Максим, выходя из машины. — Поставишь?

— Не вопрос.

Степаныч искоса глянул на стоящую около машины Таню, но промолчал.

— Вот мы и на месте, — сказал Максим. — Хорошо-то как!

Таня огляделась: молодые деревья и кустарники радовали свежестью листвы, вымощенные серым камнем дорожки казались только что вымытыми. Недалеко от забора, справа, виднелась беседка, украшенная деревянными кружевами, впереди, метрах в пяти от входа, стоял желтый двухэтажный коттедж под зеленой черепичной крышей.

— Мы здесь будем жить? — спросила она, словно не веря своему счастью.

— С недельку поживем, — ответил Максим и, легко подняв объемную сумку, пошел вперед. Сделав несколько шагов по вымощенной камнями дорожке, он остановился и оглянулся. — А ты что?

Таня подхватила свою сумку и поспешила следом.


— Как хорошо пахнет! — воскликнула Таня. Она стояла у распахнутого окна и смотрела вдаль.

— Это ирисы цветут. Сейчас их время, — сказал Максим.

— Да… — вздохнула Таня. Спиной она чувствовала взгляд Макса, но не оглянулась, как будто боялась расплескать ощущение счастья, переполнившее ее.

— Я вообще-то городской житель, — сказал Максим и сел в кресло, стоявшее около окна. — Дня два поживу, и тянет обратно.

Он замолчал, прислушиваясь к шелесту листвы за окном.

— Здесь слишком тихо, — после минутной паузы сказал он.

— Тихо, — повторила Таня.

Она еще некоторое время смотрела в сад, вдыхая аромат весенних цветов и нагретой жарким солнцем зелени. Развернувшись, она обвела взглядом комнату: стены, оклеенные обоями в еле заметную полоску, накрытую покрывалом с ярким цветочным рисунком широченную кровать, расположенный на элегантной тумбе музыкальный центр, большое зеркало.

— Это моя будет комната? — спросила она, все еще боясь поверить в реальность происходящего.

— Нравится? — спросил Максим, добродушно улыбаясь.

Таня закивала:

— Очень-очень. Как в кино.

— С Ричардом Гиром?

— Почти… Значит, это будет моя комната? — повторила она.

— Вообще-то это гостевая. Я здесь раньше останавливался.

— Ладно, — с легкой ноткой сожаления сказала Таня. — Где моя?

Максим помолчал, как будто обдумывая ответ.

— Дом такой большой… — сказала Таня чуть сконфуженно. — Сколько же здесь комнат?

— Не считал, — ответил Максим. — Знаешь, ты оставайся тут, а я устроюсь за стенкой.

— Спасибо, — воскликнула Таня и с трудом удержалась, чтоб не запрыгать от радости.

Она вновь повернулась к распахнутому окну:

— Здесь даже воздух другой. Кажется, что его можно потрогать.

— Навыдумываешь…

— Нет, правда. В городе все по-другому. Там и воздух какой-то жесткий. А здесь… — Прикрыв глаза, она глубоко вдохнула. — Как в раю.

Она вновь открыла глаза и улыбнулась. Ее глаза светились.

— Я знаю, почему ангелам есть не хочется, — сказала она.

Максим удивленно приподнял брови:

— И почему?

— Я читала, что в раю много цветов, и ангелы просто дышат пыльцой. Им этого вполне достаточно.

— Хочешь сказать, что и ты есть не будешь?

Таня растерянно заморгала.

— Ну я же не ангел, так что… Буду.

Максим рассмеялся и поднялся с кресла.

— Я — вниз. Посмотрю, чем там можно поживиться. Перекусим, а потом подумаем, чем заняться.


Таня проводила его взглядом. Как только за ним закрылась дверь, она подошла к музыкальному центру, включила радио. «Come end kiss my eyes», — вырвалось из динамиков.

Таня запрыгала по комнате. «Kiss… eyes», — повторяла она, поглядывая на себя в зеркало и довольная отражением. Когда музыкальный трек разорвал блок рекламы, она остановилась и шагнула к зеркалу. «Привет», — сказала она и помахала себе рукой. Ее отражение ответило тем же. «Как я счастлива», — прошептала Таня, и отражение улыбнулось, повторив ее улыбку.

Снова зазвучала музыка. Мелодичный, с хрипотцой голос запел: «She say «Good by». «Good by», — шепнула Таня и, подмигнув отражению, сделала шаг назад и упала спиной на кровать. Ее душа ликовала. Она смотрела наверх, в потолок, и ей казалось, что все ее огорчения, ее боль и страх навсегда остались в далеком прошлом.

«А мы любили, а мы могли свою любовь найти на краешке земли…» — запело радио. «Ведь мы поем, когда нам хочется любить!» — подхватила Таня.

ГЛАВА 8

Максим проснулся в холодном поту. Ему снился все тот же сон: широкая серая река, полные отчаяния глаза, лихорадочно бьющие по воде руки. Он тряхнул головой, отгоняя ночной кошмар, и приподнялся на кровати. В комнате было темно и тихо, ночной мрак, казалось, поглотил не только предметы, но и звуки. Макс нащупал выключатель. Раздался щелчок, и свет залил комнату, резанул по глазам. Он инстинктивно зажмурился, но уже через секунду осторожно приоткрыл сначала один, потом другой глаз. Ночник освещал низкую тахту со смятыми простынями, кресло, высокий стеллаж. Обстановку можно было бы назвать скудной, если бы не обилие комнатных растений, которые занимали большую часть пространства комнаты.

Он поднялся с тахты, обогнул кадку с торчащими вверх острыми листьями и подошел к окну. По-прежнему не было слышно ни звука. Максим повернул ручку на раме. Створка отошла, и комната наполнилась звуками ночи. Ярко светил набирающий полноту месяц. В саду гуляли тени. Максим вдохнул свежий ночной воздух, проникающий сквозь тонкую преграду москитной сетки. «Я как пойманный муравей», — вдруг подумал он, вспомнив, как, перевернув стакан, накрыл муравья, а потом наблюдал, как тот бегал по кругу в поисках выхода, каждый раз натыкаясь на невидимую преграду.

Максим еще немного постоял у окна и вернулся к тахте. Одеяло было откинуто, на подушке виднелась вмятина от его головы. Он перевернул подушку на другую сторону, потрогал шероховатую шелковистую поверхность наволочки и вдруг почувствовал, что не может оставаться в одиночестве.

Он быстро оделся и, сделав несколько шагов по коридору, осторожно приоткрыл дверь. Пахнуло теплым и сладким. Днем Таня срезала несколько ирисов, и теперь в ночной темноте цветы отдавали свой аромат. Максим остановился у кровати. Таня, свернувшись клубочком, слегка посапывала во сне.

«Спит, как ребенок», — подумал он, и по его губам скользнула улыбка. Он вспомнил, как днем, гуляя по заросшему травой берегу пруда, она сорвала покрытый белыми пушинками одуванчик и, набрав в грудь побольше воздуха, дунула; парашютики сорвались и полетели по ветру, и только два упрямо продолжали торчать на вмиг облысевшей головке. И тогда он, выхватил из ее рук сочащийся белым молочком стебель, тоже дунул что есть сил. Парашютики только качнулись, продолжая насмешливо торчать на голой сердцевинке. Раздосадованный, Максим дунул еще раз, а потом еще и еще… Глядя на его старания, Таня смеялась звонко и так заразительно, что ему ничего другого не оставалось, как рассмеяться вместе с ней. «С ней чувствуешь себя не разочарованным мужчиной с потрепанным сердцем, а ребенком, который радуется всякой малости», — подумал Максим.

Его глаза привыкли к темноте, и он уже мог видеть ее разметавшиеся по подушке волосы. Он сел на ворсистый ковер и осторожно дотронулся до одной из прядей.