Глубокий вздох поднял грудь Дженни.

Если что-то стряслось с Грасиелой, ей самой остается только приставить к голове ружье и спустить курок. Жизнь ее не будет стоить ни гроша, если она не выполнит обещания, если обманет женщину, которая умерла вместо нее.

Из желудка поднималась кислота; Дженни казалось, что ее сейчас стошнит. Опершись рукой о саманную стенку кафе, она наклонила голову и несколько раз сглотнула.

Ну хорошо. Она поняла по крайней мере две вещи. Во-первых, что ничего не сможет сделать в ближайшие несколько часов — вообще ничего. Грасиела где-то бродит, она в руках Господа… или чьих-то еще. Дженни должна признать, что не в ее силах вмешаться, она может лишь надеяться, что малышке повезет. Во-вторых, что совершенно ясно, где Грасиела окажется в семь вечера. Если проявленная девчонкой прыть сохранится, то явится она именно туда. И дай Бог, чтобы маленькая соплячка так и поступила в семь часов!

Выпрямившись, Дженни допила кофе и отдала чашку официантке. Надо бы поесть, но желудок так сводило, что вряд ли в нем что-то удержится.

Она вяло побрела по улице, приглядываясь к ребятишкам, и постепенно смирялась с тем, чего нельзя изменить. Самое лучшее было бы заняться делом, вернее, делами, которые она запланировала на этот день и которые сделала бы, если бы эта паршивка не удрала и не состарила ее на десять лет, не меньше. Дженни собиралась приобрести мальчишечий костюм для Грасиелы и оружие для себя. На это уйдет примерно час времени.


— Ведь ты такая милая крошка.

Даже голос у этого человека был горячий и масленый. Мужчина дышал Грасиеле в лицо запахом перца, сигар и еще чего-то тошнотворно-сладкого. Особенно пугали девочку его глаза.

— Мне больно, — прошептала она, подергав плечом, которое он крепко сжимал пальцами.

Бросив взгляд на улицу, Грасиела убедилась, что на них никто не обращает внимания. Возле самой двери лавки, где торговали кожаными изделиями, какой-то мужчина лупцевал мальчишку. На них тоже никто не оглянулся.

Сердце у нее колотилось очень сильно; она снова посмотрела на человека, стоящего перед ней на коленях и преградившего ей путь. Одной рукой он удерживал Грасиелу за плечо, а другой обхватил всеми пальцами ее голую ногу, продвигаясь вверх, к колену.

Грасиела вся сжалась. Ни один мужчина не трогал ее вот так, и она понимала, что это нехорошо.

— Хочешь пойти со мной, малышка? Мы поедим, выпьем чего-нибудь холодненького.

— Нет, — выговорила она губами, пересохшими от ужаса.

— Нежная кожа, милые глазки. — Пальцы мужчины поднялись к бедру девочки, и ей стало еще страшнее. — Нам будет хорошо вместе, — продолжал он, глядя жадными глазами на рот Грасиелы и облизывая губы.

С ошеломляющей ясностью Грасиела поняла, что этот человек сделает с ней что-то скверное, не обращая внимания на ее протесты. Она смотрела на его толстую шею и широкую грудь, и в глазах ее мутилось от страха.

В ужасе она пыталась сообразить, что ей делать. Что сделала бы на ее месте Дженни? Дженни не растерялась бы и не позволила бы этому человеку дотрагиваться до себя.

Вообразив, что она и есть Дженни, Грасиела быстро повернула голову и укусила мужчину за руку. Она не разжимала зубов, пока не ощутила вкус крови. И одновременно ударила своего врага свободной ногой между ляжками и почувствовала под пяткой что-то мягкое. Мужчина заорал, и они оба покатились на землю, чуть ли не под самые копыта проходившего мимо осла. Грасиела мгновенно вскочила и бросилась бежать со всех ног — за угол, потом еще эа угол, еще, пока совсем не задохнулась.

Она остановилась перевести дыхание, ухватилась за железные прутья каких-то ворот и в страхе оглянулась — не гонится ли за ней этот ужасный человек. Тихая улица была пустынна. Здесь не было ни крикливых торговцев, ни повозок, дребезжащих колесами по булыжной мостовой. Тишину нарушал только отдаленный плеск фонтана.

Вдоль улицы тянулись толстые кирпичные стены, над которыми виднелись зеленые ветви деревьев, скрывающих дома от чужой зависти и любопытства.

Сердце у Грасиелы успокоилось, и теперь она уже слышала голоса, доносящиеся из-за стен и железных ворот, — звонкие голоса слуг, которые переговаривались и смеялись, занимаясь повседневной работой.

— Будьте добры! — позвала Грасиела. — Помогите мне!

Уцепившись за прутья ворот, она, вытянув шею, посмотрела на статую святого у входа в красивый дом, напомнивший девочке об асиенде ее тети.

Тоска по дому вызвала слезы, и ноги у Грасиелы вдруг ослабели.

— Пожалуйста, помогите мне!

К воротам подошла хмурая женщина в фартуке, от нее пахло хозяйственным мылом. Женщина сердито поглядела на Грасиелу и помахала рукой у нее перед носом со словами:

— Пошла прочь отсюда! Убирайся!

Кто-то задал женщине вопрос, и она ответила, обернувшись через плечо:

— Это всего лишь нищенка.

Грасиела гордо вздернула подбородок.

— Я вовсе не нищенка, — заявила она. — Скажите вашей хозяйке, что Грасиела Сандерс, внучатая племянница доньи Теодоры Барранкас-и-Тальмас, умоляет ее о милосердии и помощи. Прошу вас сделать это поскорее.

Прачка усмехнулась и обратила к небесам взор своих темных глаз.

— Где это ты выучилась так складно говорить? — Она снова обернулась через плечо и бросила: — Даже уличный сброд нынче заважничал!

Впервые в жизни Грасиелы имя ее тетушки было встречено без должного почтения. Эта женщина — всего лишь прислуга! — смеялась над ней. Девочка побелела от смущения и обиды.

Прачка замахала на нее руками.

— Здесь ничего нет для тебя. Уходи от ворот, не то я кого-нибудь позову. Вряд ли тебе понравится, если Хосе даст тебе пинка.

Ни проблеска сочувствия не было в глазах у женщины, когда она смотрела, как девочка выпустила прутья решетки из дрожащих рук.

Перепуганная Грасиела поспешила скрыться с глаз, отошла подальше и, опустившись на колени возле высокой стены, горько заплакала, спрятав лицо в ладони.

Убегая утром из отеля, она предчувствовала большое приключение. И ничего не боялась.

Теперь она дрожала от страха. Каждый незнакомый человек, который мельком бросал на нее взгляд, пугал одинокую и голодную девочку до боли в желудке. Подавленная собственной беспомощностью, она горько рыдала.

Но вот слезы иссякли, и Грасиела вытерла глаза, а потом поглядела на свои грязные ноги. Ей хотелось искупаться и чего-нибудь поесть. В эту минуту она с радостью согласилась бы остричься, если бы Дженни вдруг появилась в конце тихой улицы.

Но она тут же опомнилась. Сжав руку в кулак — этот неподобающий для леди жест вызвал, бы неодобрение ее матери, — Грасиела изо всех сил ударила по кирпичной стене.

Ненавистная Дженни ни за что бы не сдалась. И она не сдастся! Маленький подбородок принял твердое и упрямое выражение, так хорошо знакомое матери Грасиелы. Она придумала свой план — и выполнит его. Так или иначе. Если ее не схватит какой-нибудь плохой человек. Если ей повезет. Бросив последний тоскующий взгляд на железные ворота, отгородившие ее от того единственного образа жизни, какой она знала, Грасиела пошла прочь, сбивая босые ноги о камни, пошла туда, где ее ждали запахи и шумы города. Шла и твердила себе, что Дженни не испугалась бы.


Луч солнца, отраженный водами Рио-Насас, на мгновение ослепил Тая, когда поезд громыхал по мосту. Отвернувшись от окна, Тай глянул на карманные часы. Кондуктор клялся, что они прибудут в Дуранго по расписанию ровно в семь, но они явно опаздывают. В Мексике ничто не происходило по расписанию.

Убрав часы в жилетный карман, Тай надвинул шляпу на глаза, сложил руки на груди и хотел было подремать, однако бодрствующий разум упорно боролся со сном.

Как он себе представлял, рыжая женщина направлялась в Мехико-Сити. Если его предположение верно, то добраться до нее — задача невыполнимая, безнадежное дело, однако он не может вернуться в Калифорнию и сообщить Роберту, что он даже не сделал попытки.

К несчастью, как он слышал, в столице большая английская колония. Американка с мексиканским ребенком не будет бросаться там в глаза. К тому же Мехико-Сити — огромный город. Тай ни за что не найдет рыжую женщину и свою племянницу.

Открыв глаза, Тай приподнял шляпу и посмотрел в окно, хмуро наблюдая за черными от сажи клубами жирного дыма. Поезд въезжал в плодородную долину, зажатую среди складчатых отрогов Сьерра-Мадрес. Маленькие фермы попадались все чаще — смелые пятна зелени на фоне серо-коричневой земли.

Прежде чем поезд прибудет в Дуранго, Таю следовало решить, сойдет ли он там, чтобы бегло осмотреть город на случай, если рыжая остановилась именно эдесь, хотя и непонятно, зачем бы это ей. Тай сомневался, что она интересуется теплыми источниками, да и к шахтерам вряд ли имеет отношение.

Он продолжал сидеть в поезде, когда тот остановился в Дуранго, и рассеянно глядел в окно, все еще пытаясь понять, стоит ли искать женщину тут.

Город был больше, чем Тай предполагал, жителей в нем, пожалуй, тысяч десять или даже пятнадцать. Он заметил шпиль церкви в центре города, посмотрел, как солнце купается в листве на удивление большого количества деревьев. Утратив интерес к городу, Тай обратил внимание на кучку нищих ребятишек, налетевших на пассажиров, едва те сошли на перрон. Как только ребята убедились, что из вагонов больше никто не выйдет, они побежали за приезжими, которые направлялись к ожидавшим их экипажам.

Взгляд Тая задержался на ребенке, который отстал от остальных. Это была девочка. Она смотрела на поезд в глубоком отчаянии, плечи у нее были опущены, маленькое тело сотрясала дрожь. Волосы грязные и спутанные, платье драное и бесформенное. Какая талия, подумал Тай. В один прекрасный день эта девчушка может превратиться в настоящую красавицу. С такими глазами…

Что такое? Тай внезапно выпрямился и пригляделся. Эти глаза он знал как свои собственные. Он видел их, зеленоватые с голубизной, каждое утро, когда брился и смотрел в зеркало.