Она пыталась оттолкнуть Сэма, отстраняясь, когда он притягивал ее к себе, проклинала его, вырываясь из объятий. Это буйство закончилось потоком слез.

Сэм не стал говорить слов утешения: он понятия не имел, какие слова тут помогут. Он просто взял Джоанну на руки и слыша, как она всхлипывает, уткнувшись ему в шею, сел, прижав ее к себе, будто маленького ребенка. Поглаживая ее по волосам, он терпеливо ждал, пока она выплачется. Сэм не понимал, как можно было держать в себе столько слез.

Она была разбита. Ей жгло горло и глаза, она чувствовала тяжесть в животе. Даже после того, как слезы иссякли, осталось это неприятное, болезненное ощущение. Силы покинули ее, как будто кто-то вынул затычку, предоставив им вытечь без остатка. Джоанна не возражала ни тогда, когда Сэм посадил ее на диван, ни тогда, когда он встал. Он уйдет. Это она готова была принять, даже притом, что ее истерзанное сердце в очередной раз будет разбито.

Потом он, сидя рядом с ней, дал ей в руки рюмку.

—Может быть, это немножко поможет, — негромко сказал он. — Пей не спеша.

Если бы у нее еще остались слезы, она бы снова заплакала. Джоанна кивнула и глотнула бренди, надеясь, что он залечит свежие раны.

—Я всегда перед ним благоговела, — начала она, не глядя на Сэма. — Я даже не знаю, любила ли его в детстве, но он всегда был самой большой и важной фигурой в моей жизни. После отъезда матери, — она остановилась, чтобы сделать еще глоток, — после отъезда матери я очень испугалась, что он тоже уедет или отошлет меня куда-нибудь. Я тогда не понимала, как важно для него было, чтобы его личная жизнь не стала достоянием общественности. Возможно, публика могла бы принять его романы и браки и интересоваться ими, но если бы он не моргнув глазом отослал своего единственного ребенка, на это посмотрели бы совсем иначе. Никто бы не забыл, что он был женат на Гленне Ховард, которая родила ему ребенка. Никто, кроме него.

Как рассказать о том, насколько потерянной и запутавшейся она чувствовала себя, глядя, как отец ухаживает за другими женщинами, будто ее матери никогда и не было?

—Когда он снова женился, это был кошмар!

Это была большая, пышная свадьба с огромным количеством фотографов, микрофонов, посторонних людей. Меня нарядили и заставляли улыбаться. Я терпеть не могла эти косые взгляды и намеки насчет моей матери. Перешептывания о ней. Отец мог не обращать на это внимания: это всегда было вокруг него, а я тогда думала только о том, что на мамином месте будет женщина, которую я даже не знаю. А мне приходилось улыбаться.

Эгоистичные, бесчувственные идиоты! Подумав это, Сэм еще крепче обнял ее.

—А больше у него никого не было... из семьи?

—Его родители умерли много лет назад. Помню, я слышала от кого-то из родственников, что его воспитывала бабушка. К тому времени ее тоже не стало. Я никогда ее не видела. У меня была кто-то вроде гувернантки, которая буквально умерла бы за отца. Так уж он действует на женщин, — устало сказала она. — Это все было бесполезно — мое присутствие на свадьбе было очень важно. Впечатления, снимки для прессы и все такое. Когда все было позади, я увидела его снова только через три месяца. Он вообще проводил много времени в Италии.

—А ты оставалась дома?

—Я училась в школе. — Она провела руками по волосам, затем сцепила их в замок на коленях. — Он имел полное право оставить меня на моих педагогов и репетиторов. Но вторая его жена хоть как-то могла переносить детей. Не многие его женщины могли этим похвастать.

Джоанна на расстоянии почувствовала жалость Сэма и тут же покачала головой.

—Здесь мне было лучше. Я проводила много времени с Хэддисонами. Они прекрасно относились ко мне.

—Я рад этому. — Он взял ее руку в свою ладонь. — Продолжай.

—Это случилось после его второго развода, когда он был с... не важно, с кем. Главное, что я тогда убежала из школы и очень себя жалела. Я поднялась к нему в комнату. Я даже не знаю, почему это сделала, разве только чтобы быть там, попробовать разгадать его тайну. И разгадала. Я всегда чувствовала себя рядом с ним неловко и не к месту, — продолжала она. — Должно быть, во мне чего-то не хватало, и это мешало ему любить меня так, как следовало бы. У него в комнате стоял такой чудесный старый письменный стол со всеми этими занятными ящичками и отделениями. Карл снова был в отъезде, и я не боялась, что он увидит, как я роюсь в его столе. Я нашла там письма. Некоторые из них были от его женщин, а я уже была достаточно большая, чтобы смутиться, и отложила эти письма в сторону. Потом нашла одно от моей матери. Старое, написанное сразу после ее отъезда в Англию. Держать в руках это письмо для меня было все равно что снова увидеть ее. Иногда я никак не могла вспомнить, какой она была, но в ту минуту, когда я держала в руках то письмо, я увидела ее именно такой, какой она была. Боже, она была прекрасной, такой хрупкой и таинственной! Я даже, точно наяву, слышала ее голос, необыкновенный, хорошо поставленный голос. Я так ее любила!

Сэм взял у нее рюмку и поставил на стол.

— Ты читала то письмо?

— Лучше бы не читала! — Джоанна на мгновение крепко зажмурилась, но и сейчас, как и тогда, назад было уже не отступить. — Я так жадно хваталась за все, к чему она прикасалась, за каждую ее частичку, что сначала даже не поняла, что читаю. Должно быть, она писала в гневе. Там были и злость, и горечь, и желание уколоть побольнее. Даже будучи еще ребенком, я знала, что в их семейной жизни не все было гладко. Но до этого письма я и представить не могла, что они так ненавидели друг друга!

— Люди часто говорят то, что на самом деле не имеют в виду, или даже чаще — то, что не следовало бы говорить в данных обстоятельствах.

— Она ведь на тот момент уже уехала, и теперь не узнать, имела она это в виду или нет. Ни мне, ни моему отцу, то есть Карлу, не узнать!

У Джоанны пересохло во рту, но бренди ей больше не хотелось. На мгновение она стиснула губы, затем продолжила:

— Она припомнила ему всю свою боль, все невыполненные обещания, все настоящие и выдуманные измены. Затем она перешла к тяжелой артиллерии. Она не придумала для Карла лучшего наказания, чем оставить ему меня! Она писала, что взваливает на него ребенка, рожденного не от него! Он никогда не смог бы доказать это, да и она никогда бы не назвала того, кто был отцом ребенка, которому Карл дал свою фамилию. Конечно, продолжала она, есть возможность, что это его ребенок, но... Она пожелала ему всю жизнь мучиться от неизвестности. А поскольку я прочла это письмо, то и мне!

Сэм долго, не отрываясь, глядел в темноту за окном. Гнев, переполнявший его, был так неистов и было так трудно его сдерживать, что он боялся говорить. Джоанна была ребенком, невинным и беспомощным. А всем было на это наплевать.

—Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?

—Нет, да и незачем было. В отношении меня он не переменился. Обо мне должным образом заботились, дали хорошее образование, и я могла делать все для достижения своих целей, лишь бы они не противоречили его интересам.

—Они не заслуживали тебя! Они оба!

—Это не важно, — устало вздохнула она. — Я больше не ребенок.

«И не была им с момента прочтения письма», — подумал Сэм.

—Для меня это важно. — Он взял в ладони ее лицо. — Ты важна для меня, Джоанна.

—Я никогда не собиралась говорить об этом ни тебе, ни кому-либо другому. Но теперь, раз я это сделала, ты должен понимать, почему я не могу позволить, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.

—Нет!

—Сэм...

—Я понимаю только то, что у тебя было паршивое детство и через то, что произошло с тобой, не должен проходить ни один ребенок! И еще я понимаю, что от этого остаются шрамы.

—Шрамы? — Она вскочила на ноги, издав короткий надтреснутый смешок. — Разве ты не знаешь, моя мать была больна? Ах да, это держалось в тайне от прессы, но я сумела это раскопать. В последние годы жизни она лежала то в одной закрытой клинике, то в другой. Маниакальная депрессия, нестабильность, пристрастие к алкоголю. И наркотикам... — Джоанна прижала к глазам ладони, пытаясь взять себя в руки. — Она меня не растила, и я не уверена, кто на самом деле мой отец, но она была моей матерью! Я не могу забывать ни об этом, ни о том, что мне, возможно, от нее что-то передалось!

Сэм снова встал. Его первым порывом было надавить осторожно, но он понял, что это неверная тактика. Джоанну нужно привести в чувство быстро и резко.

—Джоанна, не в твоем стиле все так драматизировать!

Его слова возымели именно тот эффект, на который он и рассчитывал. В ее взгляде сверкнул гнев, а щеки тут же вспыхнули.

—Как ты смеешь мне говорить такое?

—А как ты смеешь стоять тут и выдавать малозначимые оправдания, что не можешь мне доверять?

—Это не оправдания, а факты.

—Мне наплевать, кем была твоя мать и кто твой отец. Я влюблен в тебя, Джоанна! Рано или поздно тебе придется это принять и сделать следующий шаг.

—Я все время говорила тебе, что это ни к чему не приведет. И сейчас объясняю почему. Но это только одна часть всего. Моя часть.

—И что же еще? — Он запустил большие пальцы рук в карманы и покачался на каблуках. — Хорошо, выкладывай остальное!

—Ты — актер.

—Это верно, но ты же не собираешься проводить никаких аналогий с тем ответом.

—Меня всю жизнь окружали актеры, — продолжала она, стараясь быть терпеливой. — Я понимаю всю напряженность и требовательность профессии, невозможность, особенно для талантливого актера, держать в тайне свою личную жизнь, чтобы она действительно оставалась личной. И я знаю, что так случается даже с лучшими людьми, несмотря на все их намерения и усилия. Если бы я верила в счастливые браки (а я в них не верю), то все равно не стала бы верить в счастливый брак с актером!