Ничего не отвечаю. Просто продолжаю смотреть на нее сверху–вниз. Ее ясные, голубые глаза

привязаны к моим. Я доминант по природе, и контроль – то, в чем я нуждаюсь. И поддаваться ее

требованиям я не собираюсь, и не думаю, что добьюсь от нее того, что хочу, если так сделаю. Я

чувствую ее эмоциональную борьбу за «выигрыш» в этой схватке, но продолжаю молчать и даю ей

обдумать свой следующий шаг. Она нарушает тишину.

– Ты сексуален, но не думаю, что доставишь мне наслаждение. Большинство сексуальных парней

ленивы потому, что полагаются только на свою внешность. Мне приходится делать всю работу, чтобы

добиться того, что хочу, так что я принимаю этот спор.

Если парни ленились с ней, тогда они полные безумцы. Мысль о том, что она кончает от моих

пальцев, рта и члена – самое сексуальное, что я мог себе представить. Это настолько сексуально:

представлять, как эта решительная женщина выкрикивает мое имя, потому что я доставляю ей

неконтролируемое удовольствие. Я бы вылизывал ее киску до тех пор, пока она не смогла бы

шевелиться и осталась бы в моей постели.

Я наклоняюсь, чтобы снова поцеловать ее в губы, но замираю до контакта. Не смотря на ее правило

никаких–поцелуев–в–губы, ее голова запрокидывается назад, чтобы принять поцелуй, ее тело

прижимается к моему. Не важно, что говорит ей ее разум, ее тело наслаждается представлением.

Я смотрю в ее светло–голубые глаза и вспоминаю первый раз, когда увидел ее. Это было неделю

назад, когда ее файл приземлился на мой стол. Я раскрыл папку, и там была она. Единственная.

Большинство людей скажут, что я сошел с ума. К счастью для меня же, мне похрен на то, что

большинство людей считают. Я родился в большой итальянской семье, где у каждого было мнение

насчет того, как ты должен прожить свою жизнь, но своего отца я уважаю больше всего. В тот день,

когда я увидел ее снимок, этот ледяной взгляд, которым она смотрела на меня в ответ, я пропал. Я

встал из–за стола и пошел навестить отца. Мой отец все понимает. Он увидел мою мать впервые,

когда ему было десять, и понял, что проведет остаток своей жизни с ней. Ни за что бы ни подумал,

что молния может ударить дважды в одну и ту же семью, но в тот день, я пропал. Она – моя, только

еще не знает об этом.

Когда отец обнял меня и сказал, что все будет в порядке, я вернулся на работу, чтобы выяснить, каким

образом этот маленький меткий стрелок причастна к краже оружия.

Я хотел стать полицейским с детства, поэтому служба в ФБР стала воплотившейся мечтой. Я отдал

службе десять лет и надрывал задницу, чтобы добиться того места, где я сейчас. Это не легкий путь,

но именно тот, какой я хочу. Поэтому новость о том, что моя девочка замешана в краже оружия, стала

для меня ударом под дых.

Я подключился к этому делу, потому что работаю в отделе по особо тяжким преступлениям и кражам

в особо крупных размерах в ФБР Канзас–Сити. Федералы любят все, что связано с кражей оружия, и я

возглавляю этот отдел. Все в подобных масштабах проходит через меня, и когда я увидел ее снимок,

то понял, что лично должен вести это дело.

Один из пистолетов был найден на месте двойного убийства, и из того, что наше исследователи

обнаружили – он когда–то принадлежал Макензи Страйт. Ее файл длинный, перечисляет все ее

личные достижения в ВВС и впоследствии ее снайперские навыки в других военных направлениях. В

нем были хвалебные страницы ее службе своей стране, поэтому я был озадачен тем, как она попала во

все это. Поначалу это все казалось какой–то ошибкой, но чем больше я капал, тем больше

открывалось. Оказывается Макензи разыскивается в Техасе для допроса в деле об убийстве, так что

она не только связана с украденным оружием, но и еще может быть причастна к убийству.

В тот день, когда я получил ее дело и навестил отца, я покинул его дом и прокатился мимо ее дома.

Ну, я собирался только прокатиться, но когда оказался на месте, я решил припарковаться ненадолго.

Я хотел увидеть ее, даже если мельком, а потом уехать. По крайней мере, так я говорил сам себе.

Солнце только садилось, когда я припарковался на пустое место между деревьями как раз напротив

ее дома. К счастью, мне пришлось прождать около пяти часов до ее приезда, поэтому к тому времени,

когда она вернулась домой, было полностью темно.

Я услышал ее до того, как увидел, рокот ее мотоцикла сообщил о ее прибытии. И пока я наблюдал,

как она заезжала на подъездную дорожку, я сполз на своем сидении, чтобы она не заметила меня.

Когда я услышал, что байк затих, я немного приподнялся и проследил за тем, как она слезала с него. Я

следил за тем, как она стояла там и встряхивала своими волосами. У меня встало только от такого вот

нахождения рядом с ней, и я начала растирать переднюю часть своих брюк. Я никогда не

заморачивался переодеваниями после работы, поэтому все еще был в своем стандартном рабочем

костюме. Я потянулся и ослабил галстук, открывая доступ к кислороду в мое тело. Мне внезапно

показалось, что я задыхаюсь.

Я видел, как она обернулась и посмотрела в мою сторону, как будто почувствовала меня, но я знал,

что полностью скрыт. Спустя минуту колебания, она развернулась и вошла в дом. Я был слишком

возбужден и слишком взволнован. Мне нужно было что–то с этим сделать. Я продолжал тереть перед

своих штанов, но понимал, что мне нужно большее для хоть какого–то облегчения.

Мне нужно было увидеть ее еще хоть раз, только на секунду, а потом я смогу уйти. Я проверил свою

машину, убедился, что никого не было поблизости, и бесшумно вышел, прокладывая свой путь к ее

дому. Я заметил, как зажегся свет в тот момент, как я обошел дом, и я нырнул вниз, под подоконник.

Я старался контролировать свое дыхание, но сердце сбивалось в груди. Я понятия не имел, что делал

здесь. Просто знал, что должен. Отклонившись немного, я заглянул в окно. Мое дыхание просто

остановилось, когда я осознал, что это ее спальня. Она сидела на краю кровати, расшнуровывая свои

черные, военные ботинки, и когда я освободил свой член, я даже не задумывался о том, что творил.

Совершенно внезапно мой член оказался в моей руке.

Когда она встала, меня накрыла минутная паника, но затем любые волнения оставили мою голову,

когда она расстегнула свои обтягивающие джинсы и начала снимать их со своих ног. Они были, как

вторая кожа на ней, поэтому ей пришлось покрутить бедрами, чтобы спустить их с них. Я

передергивал свой член и пыхтел так сильно, что запотело стекло. Я убрал руку и плюнул на нее для

лучшего скольжения, и когда вернул свое внимание обратно, она полностью согнулась, пытаясь снять

джинсы со своих ступней. Ее трусики–шортики открывали вид на ее пышную попку и дразнящий

намек на ее киску. Когда я вернул свою скользкую ладонь на член, не потребовалось больше трех

взмахов, чтобы обкончать одну стену ее дома.

Я опустил взгляд, чтобы рассмотреть беспорядок, который устроил, и потом внезапно свет в ее

спальне погас. Я запаниковал, запихнул свой все еще набухший член обратно в штаны и застегнул

молнию. Когда я услышал звук телевизора, то решил, что она наверняка ушла в гостиную, чтобы

передохнуть перед сном. Я снова бросил взгляд на стену ее дома, и заметил место, где приземлилась

моя сперма. Я слегка улыбнулся, считая, что пометил свою территорию и оставил ее там.

– Спокойной ночи, Макензи, – прошептал я, и вернулся к машине.

Я занимался этим каждую ночь прошедшую неделю, до сегодняшнего дня, когда, наконец, получил

возможность сделать свой шаг. Я сидел у нее на хвосте семь долбанных дней, и сегодня впервые она

поехала куда–то, где я мог подойти к ней. Она постоянно находилась с кем–то из мотоклуба

«Призрачные Всадники», а мне нужна была она одна для того, что я запланировал.

Глядя сейчас на нее сверху–вниз, я понимаю, что должен сделать, чтобы удержать ее. Ей просто

нужно догнать меня до того места, где я уже находился.

Тянусь вниз и расстегиваю свой ремень.

– Полегче, здоровяк, я сказала только ртом.

Я улыбаюсь ей и вытягиваю свой ремень из брюк.

– Ты скажешь мне свое имя, или мне придется придумать, как тебя называть. Куколка? Сахарок?

Печенька?

– Назовешь меня любым из этих имен, и я лишу тебя твоего любимого придатка к телу.

– Так значит, ты назовешь мне имя?

– Мак, – отвечает она, но могу сказать, что неохотно.

– Ты назовешь мне свое полное имя, или будет казаться, что я трахаюсь с мужиком, когда я буду

выстанывать твое имя?

Она выдавливает улыбку на мою шутку, и я замечаю, как она слегка смягчается.

– Макензи, но не распространяйся.

– Понял, Макензи, – она слегка улыбается, и могу сказать ей понравилось, как оно прозвучало. Могу

поспорить, что я единственный, кому она позволила называть себя так. Замечательно. Я хочу, чтобы

так оставалось только для меня. – Винсент. Но я буду откликаться на все, что вылетит из твоего

ротика, – Боже, Господи, Еще, Умоляю, Жестче…на все, – произнес я и поднес ремень к ее запястьям.

Улыбка сползает с ее лица, когда она понимает, что я собираюсь сделать.

– Какого хрена ты творишь? Я не говорила, что ты можешь связывать меня.