Грэй вернулся к вечеру с четырьмя рыбинами. Две мы поджарили на огне и молча поужинали. Остальных я предложила провялить на камнях, и Грэй согласился. У нас будет вяленая рыба. Он спокойно разделал окуней на филе, а я притащила с берега топливо и сложила его возле нашего укрытия. Молчание между нами было просто оглушительным, а я, как ни пыталась, не могла выбросить из головы прошлую ночь. Запретную и одновременно чудесную. Когда он разделывал ножом рыбу, я невольно любовалась игрой мускулов на его руках. Он взглянул на меня, и когда наши глаза встретились, у меня запылали щеки. Я быстро отвернулась.

Глава 14

Я заснула до того, как Грэй вернулся в лагерь. На следующее утро, когда я проснулась, он спал рядом со мной. Я смотрела, как вздымалась и опускалась его грудная клетка – размеренно, словно чириканье птиц в кроне дерева и удары волн о берег, – вдох и выдох, вдох и выдох. Он пошевелился, а его лицо мгновенно изменилось, стало напряженным. Интересно, как проходила его жизнь дома. Я подумала про боль, печаль, которые он носил с собой. Я видела их в его глазах с первого вечера, когда я встретила его на лайнере, они не покидали его на острове. Но в ту ночь… они ненадолго покинули его.

Я крепко сжала веки и открыла глаза снова, словно пытаясь изгнать воспоминания, чувства, которые так отчаянно просили, чтобы я их вспоминала, чувствовала снова и снова. Грэй пошевелился.

– Доброе утро, – поздоровалась я, когда он открыл глаза и посмотрел на меня долгим взглядом.

– Доброе, – ответил он, зевая, и сел. – Я вот что подумал, – продолжал он. – После завтрака давай сходим к кораблю и посмотрим, можно ли там спасти что-нибудь еще. Я хочу построить для нас новое жилье, а то скоро начнется сезон дождей.

– Ладно, – сказала я. Он встал и пошел в то место на берегу, которое мы уважительно называли «туалетом». Я потянулась, тоже вышла из шалаша и помешала угли в костре. Когда Грэй вернулся, мы перекусили моллюсками и манго.

Рыба вялилась на солнце, и через неделю она станет нам хорошим обедом, если мы сможем уберечь ее от птиц. Грэй предложил ее немного закоптить, каждый день понемногу держа филе над огнем.

– Я вот что думаю, – начала я, раскрыв раковину и с тоской вспоминая масляно-лимонный соус, в который так вкусно макать мясистую сердцевину.

– Что? – спросил Грэй, поднимая глаза от сочного манго.

– Кот, корабль, беглец с его чемоданом… – Я замолчала, собираясь с мыслями. – Может, у них есть что-то общее?

Грэй прищурил глаза:

– Например, что?

– Возможно, – продолжала я, – каждый человек, каждое существо убегали или сбежали от чего-то, поэтому и попали сюда.

Грэй пожал плечами:

– Не знаю. По-моему, тут большая натяжка. К тому же твои слова говорят о том, что ты тоже убегала от чего-то.

– Это не так, – ответила я, думая об омраченной жизни Грэя и о моей. Я подумала о моей операции, о страшной правде, которую я утаила от Эрика. Секреты. Да, у каждого из нас свои секреты. Возможно, у обитателей этого острова они были всегда. Может, этот остров – гавань для секретов, глубоких и темных. Может, он жаждет их, притягивает их к себе словно магнит. Может, как раз поэтому мы и оказались здесь.

– Слушай, – сказал Грэй, вставая. – Ты можешь говорить про этот остров, про чертова кота и про все остальное что угодно, но никогда не намекай, будто я от чего-то сбежал. Мне нечего прятать. – Он швырнул в кусты недоеденный плод манго и взял в руки нож. У меня побежали по спине мурашки.

– Давай, пора идти! – рявкнул он. – Если повезет, мы вернемся до темноты.

* * *

По дороге к кораблю мы практически не разговаривали. Грэй, казалось, глубоко задумался, я тоже. Внезапно я перестала вообще что-то понимать. Я была растеряна больше прежнего, меня терзала паника за мое будущее, я уже сомневалась, выживу ли я здесь. Услышав мяуканье Мака, я наклонилась и погладила его, радуясь его компании. Мы остановились, перекусили жареными моллюсками и сушеными манго и продолжили путь.

Бабочка глубокого синего цвета пошевелила крылышками, усевшись на ветку возле меня, потом полетела впереди нас, словно показывая дорогу. Через несколько мгновений показался старый корабль.

– Это действительно нечто, – сказал Грэй, остановившись, чтобы посмотреть на него. Он сделал глоток и передал воду мне. Я поежилась, вспомнив, как недавно ему пришлось зашивать рану на моем лбу, и порадовалась, что мне уже лучше и что все заживало быстрее, чем я думала.

– Вот как он очутился здесь, так далеко от берега? – продолжал Грэй. – Вероятно, волна была огромной, невиданной силы.

Я кивнула, обходя вокруг кормы корабля, но замерла на месте, когда услышала поблизости явственный звук шагов.

– Грэй! – окликнула я его полушепотом.

Он прибежал ко мне.

– Все в порядке?

– Я что-то слышала, – сообщила я. – Как будто шаги.

– Вероятно, это Мак, – сказал он, показывая на нашего кошачьего друга, который мурлыкал рядом со мной.

– Нет, – возразила я. – Это был не Мак. Кот все время был рядом со мной.

– Тогда, может, еще какое-нибудь животное. Тут наверняка водятся животные, с которыми мы пока еще не встречались. Даже дикие кабаны.

Я кивнула, опасливо огляделась вокруг и подошла поближе к нему.

– Как ты думаешь, тут живут другие люди, кроме нас?

Грэй пожал плечами:

– Сомневаюсь. Мы уже обошли несколько раз этот остров и заметили бы следы других людей.

Я кивнула и внимательно посмотрела на корабль, стараясь найти на нем какие-нибудь отметины для его идентификации. Ржавый металл, облезающая полосами краска, чудовищно поврежденный корпус. Но потом я отвела ветку пальмы от бока корабля и сразу увидела черные буквы, во всяком случае то, что могло быть буквами когда-то давно.

– Смотри, – сказала я, – по-моему, это название корабля.

– U.S.S., – прочел он, прищурясь и пытаясь разобрать остатки названия. – Ци…

– Цикло… сложила я и помолчала, обдумывая результат. – Циклон?

Грэй покачал головой:

– О господи.

– Что?

– Шарлотта, я думаю, что это тот самый «Циклоп».

Я покачала головой, не понимая, что он имел в виду.

– Я когда-то читал об этом, – сказал он. – «Циклоп» пропал, кажется, в 1920 году, ну, примерно в то время. На борту находились сотни моряков. Последний радиосигнал пришел из Бермудского треугольника. Это одна из крупнейших нерешенных загадок в истории ВМФ США и по сей день.

Я пожала плечами:

– Но это невозможно.

– Возможно, – сказал Грэй, погладив ладонью остатки букв, потом удивленно покачал головой.

– За все это время никто его не нашел, – сказала я.

– Поверь мне, – сказал Грэй, – не потому, что его не искали. В конце семидесятых правительство возобновило поиски «Циклопа». На выяснение того, что с ним случилось, ушли миллионы.

Я нахмурилась:

– Ты понимаешь, что это значит, не так ли?

Он мрачно кивнул.

Мои глаза наполнились слезами.

– Если весь морской флот не смог отыскать этот корабль, нас вообще никогда не найдут.

Он слегка дотронулся до моего плеча.

– Не плачь, Шарлотта.

– Почему не плакать? – сказала я дрожащим голосом. – На что нам надеяться? Зачем жить?

Его рука спустилась по моей руке к пальцам. Он переплел свои пальцы с моими.

– У нас есть этот день, – сказал он. – И другие дни, если нам повезет. У нас есть эта жизнь. И хотя она проходит не дома, хотя она проходит на этом богом забытом острове среди неизвестно чего, у нас есть этот остров.

Я с сомнением подняла на него глаза.

– Хотелось бы мне обладать твоим оптимизмом.

– Это не оптимизм, а правда. Мы можем позволить ей нас уничтожить, или мы можем принять ее. – Он взял другую мою руку. – Мы здесь и пока что никуда не собираемся. Так что давай распорядимся ею как можно разумнее и конструктивнее.

Я кивнула, но потом отвела глаза в сторону. Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть на него.

– Обещай мне, что ты тоже будешь стараться.

– Я… обещаю, – ответила я.

– Хорошо. Теперь давай посмотрим, что можно взять с этого корабля.

* * *

Мы провели несколько часов, вытаскивая из корабля испортившиеся припасы. Ящики, наполненные банками бог знает чего. Длинные деревяшки. Крепко свернутые рулоны парусины, перевязанные веревками. Сундук с ржавым замком, который Грэй легко открыл, а когда он это сделал, я уселась рядом с ним на корточки.

Я вытаращила глаза, когда мы увидели его содержимое: письма, перевязанные шпагатом, кажется, многомесячная (многолетняя?) переписка между миссис Идой Фриленд и мистером Максом Морганом. Кто он был, капитан корабля или просто член команды? Фотография красивой девушки-испанки, вся в пятнах сырости, и несколько других официальных документов в конвертах с машинописной надписью.

– Тут для нас нет ничего ценного, – сказал Грэй, закрывая крышку сундука.

– Подожди, – сказала я. – Давай хотя бы возьмем письма.

Он странно мне улыбнулся:

– Зачем?

– Кто знает. – Я пожала плечами. – Может, их интересно будет почитать.

Я протянула руку за письмами, но тут мои пальцы наткнулись на что-то твердое, лежавшее под ними: на книгу в кожаном переплете. Но это был точно не роман. Страницы были исписаны красивым, стремительным почерком, таким затейливым и выцветшим, что я с трудом разбирала слова.

– Грэй, – крикнула я. – Кажется, я нашла чей-то дневник.

Он заглянул мне через плечо, и я открыла первую станицу, датированную 7 марта 1918 года.


«Пожалуй, сегодня самый подходящий день, чтобы начать дневник. Шторм, шторм. Мой предыдущий дневник пропал в Рио. Скорее всего, он был украден. Жалко, честное слово, потому что пропали все мои наблюдения за флорой и фауной за последние пять лет, вероятно, их выбросили в море. Возможно, это сделал тот хитрый лейтенант с «Квинс» или, может, чин повыше – капитан-лейтенант Эймс, который никогда меня не жаловал. Этот морской поход, кажется, не задался, а то и был проклят, с того самого дня, когда я взошел на борт. Сначала короткое замыкание в столовой, и мы ели при свечах, потом крысы в грузовом трюме, и вот… открытие, о котором мне даже страшно писать. Прошлой ночью, когда я вышел на нижнюю палубу подышать воздухом, я услышал женский крик. Поначалу я решил, что мне это почудилось. В конце концов, в последний раз я видел женщин много месяцев назад, в Рио. Но крик этот не выходил у меня из головы, и когда мой сосед по койке уснул, я поднялся на верхнюю палубу. Дверь в капитанскую каюту была приоткрыта достаточно, чтобы я мог увидеть, что там внутри. В свете лампы я увидел девушку, ну, молодую женщину, вероятно, испанку. Ей было не больше 17 лет. Одежда на ней была разорвана. Женщина была привязана к стулу, а во рту у нее был кляп».