– Покойся с миром, – тихо произнесла я.

* * *

На четвертый день мы доели миндаль и остатки «Сникерса». Мы дрейфовали уже так долго, что я утратила представления о том, где мы находимся и что с нами будет. Я наловчилась писать с носа катера и даже ходить по-большому, но все это было ужасно, особенно без туалетной бумаги.

– Вы чувствуете? – спросил Грэй. Я не поняла, о чем он говорил, но он улыбался, значит, это была хорошая новость.

– Что?

– Дождевая капля, – сказал он и раскрыл рот, запрокинув голову.

Мы не пили воду уже день. Моя глотка стала как пергаментная и болела, как будто ее натерли наждаком. Если пошел дождь, это хорошая новость. Очень хорошая.

– Чувствую! – воскликнула я, когда капля упала мне на щеку. – Где ведро?

– Здесь, – сказал Грэй и поднял его. Дождь усиливался. Мы с жадностью смотрели, как в ведро медленно набиралась вода.

Через полчаса дождь перестал, и сквозь тучи снова пробилось солнце. Грэй протянул мне ведро, и я сделала глоток. Пресная вода была божественно вкусной; она омыла мое пересохшее горло. Мне хотелось выпить все, но воды было совсем мало, около дюйма, а Грэю тоже нужно было пить.

– Я не понимаю, – сказала я в тот вечер, глядя на океан. – Мы плыли почти пять дней. Почему мы не видели сушу? Или самолеты? Почему никто не приплыл сюда?

Грэй взялся рукой за лоб.

– В этих историях про Бермудский треугольник что-то есть.

– Можно вас спросить про одну вещь? – обратилась я к нему.

Он кивнул.

– В тот вечер на ужине в ресторане, – осторожно начала я, – вы показались мне таким… подавленным. Почему?

Он нахмурился и долго молчал, потом встал и прошел на нос катера. Потом сел в капитанское кресло и стал смотреть в ночное небо.

* * *

– Лодка дала течь! – воскликнул Грэй на следующее утро. Его слова прозвучали почти как фраза из фильма, герои произносят эти слова, когда сюжет начинает обретать драматизм. Вот только мы не смотрели кино, а жили по этому сюжету, и какие еще неприятности ждали нас по сценарию, неизвестно. Это было кошмаром. Нашим собственным, персональным кошмаром.

Я открыла глаза и опустила ноги на дно лодки. Они погрузились в воду на несколько дюймов.

– Боже! – воскликнула я. – Что происходит?

– Это было неминуемо, – сказал Грэй. – Я знал, что удар повредил корпус, но не знал, насколько сильно. Положение ухудшилось.

– Ухудшилось?

– Смотрите, – сказал он, показывая на дальний правый угол катера. – Вода набирается быстро. Мы больше не можем тут оставаться.

Я покачала головой и взглянула на океан.

– Что же нам делать?

Грэй посмотрел на спасательный плот.

– Можно вас попросить?

– Меня? – спросила я. – У меня кружится голова, даже когда я надуваю воздушный шарик.

Он протянул мне плот.

– Вам придется это сделать. – Его тон был серьезным. – У меня астма.

– О, – сказала я, – у вас есть…

– Ингалятор? Да. – Он достал его из кармана и снова убрал. – Я не знаю, сколько мы еще тут пробудем. – Он вздохнул. – Поэтому намерен тратить его как можно экономнее.

Я кивнула:

– Хорошо, сейчас начну. – Я поднесла губы к соску плота и стала вдувать воздух в хлипкое плавсредство. Мне было страшно покидать катер, но Грэй был прав. Вода набиралась быстро. Вот она почти добралась до сидений. Если мы промедлим, то утонем вместе с катером. Я дула все усерднее и останавливалась, чтобы перевести дыхание, только когда у меня кружилась голова.

– Простите, – сказал Грэй. – Жаль, что я не могу вам помочь.

– Все нормально, – ответила я. – Ведь вы не можете.

У меня горели щеки. Я не сомневалась, что у меня лопнули кровеносные сосуды, и я представила себе, как красные паучки прожилок покроют мою кожу. Этот плот был не из тех, какие надувают ртом. На борту должен был быть специальный насос, но Грэй не смог его найти. Впрочем, это не имело значения. Выхода не было, и я должна была надуть эту штуковину. На это у меня ушло два часа. Вода была нам уже по колено.

* * *

Катер тонул.

Грэй бросил на плот одежду, ведро и две бутылки воды. Я забрала содержимое сумочки Луизы, бумажник капитана, на всякий случай, и свою сумочку. Я забралась на плот, Грэй последовал за мной и сел рядом. Плот оказался меньше, чем я думала. Я чувствовала под ногами холодную воду, но знала, что винил скоро нагреется. Солнце пекло немилосердно, и мы не успеем оглянуться, как будем обливаться потом.

Грэй оттолкнулся веслом.

– Стойте! – воскликнула я. – Моя камера. Я забыла фотоаппарат мужа!

Грэй пожал плечами:

– Вы уверены, что вам сейчас понадобится камера?

В чем-то он был прав. Фотоаппарат лишь добавит нагрузку на уже и так перегруженный плот, и все же я поняла, что эта камера была для меня спасательным тросом. С ней мне казалось, что Эрик был недалеко, искал меня. А без нее? Ну, это будет конец всяким надеждам.

– Пожалуйста, я не могу ее оставить, – попросила я.

Грэй пожал плечами, снова взялся за весло и подгреб к катеру. Он уже накренился, готовый скрыться под водой.

– Она там, – сказала я, показав на нос лодки.

Грэй протянул руку, схватил камеру и передал мне.

– Спасибо, – поблагодарила я, когда он снова уселся рядом со мной. – Большое спасибо.

Он просто смотрел перед собой и молчал.

Мы дрейфовали несколько часов. Катер скрылся из виду.

– Вы не хотите сделать снимок? – спросил он.

– Какой?

– Сфотографировать нас. Как мы тут сидим.

– Зачем? – спросила я. Мне не хотелось вспоминать про это потом. Я хотела, чтобы появился Эрик. Я хотела оказаться дома и больше никогда не думать об этом ужасном происшествии. Я даже не была уверена, что захочу потом снова увидеться с Грэем.

– Потому что это будет, возможно, последняя фотография, которую мы сделаем, – сказал он.

И тут до меня дошло. Вот оно что. Это жизнь или смерть. Я посмотрела на Грэя, действительно посмотрела на него. Он слегка улыбнулся мне в ответ, и эта улыбка говорила все – и ничего. На мгновение, лишь на мгновение в его глазах я заметила доброту, которую не видела прежде. Я достала камеру и посмотрела в видоискатель. За его спиной садилось солнце, он сидел в его неярком свете, словно в ореоле.

Я сделала снимок и опустила фотоаппарат.

– Готово.

Грэй взял фотоаппарат в руки, а я пригладила ладонью свои светлые волосы, жесткие от морской соли. Моя косметика давно стерлась, вернее, ее смыли мои слезы и соленая вода.

– Взгляните на небо, – сказал он, показывая на оранжевые и розовые краски заката. Я повернула голову и посмотрела на горизонт, прислушиваясь, когда раздастся щелчок камеры, и с облегчением поняла, что он не стал меня фотографировать. Я не хотела знать, как выглядела сейчас. Я не хотела видеть страх в своих глазах, ужас поражения. Грэй сфотографировал два раза закат, убрал фотоаппарат в футляр, и мы молча смотрели, как солнце опускалось за горизонт. Может, мы увидим новый день, может, не увидим. Все, что я знала точно, это то, что я сидела на этом маленьком плоту и слушала, как он прыгал на волнах.

Глава 7

Шел седьмой день. Во всяком случае, я так думала. Дело в том, что мы потеряли счет дням, времени. Мы долго ничего не ели, а наши запасы воды тоже заканчивались. От того мизерного количества, которое мы смогли набрать во время недавнего дождя, почти ничего не осталось, и мы каждый час смотрели на небо с мольбой и надеждой на благосклонность Матери Природы, но она не была настроена на щедрость. Нам отчаянно была нужна вода.

Я не понимала, почему Эрик нас не нашел. Я мучительно беспокоилась за него. Я представляла себе, как он остался на Бермудах, неустанно искал меня днем в океане, а ночью проверял по айфону рапорты Береговой охраны. Вероятно, он уже позвонил моим родителям и Габби. Папа с мамой, конечно, сходят с ума от тревоги, Габби тоже. Они уже вылетели на Бермуды, чтобы помочь Эрику. Может, они все уже здесь. Эта мысль дарила мне надежду. Тут я вспомнила про фотоаппарат Эрика. Вероятно, в карте памяти сохранились снимки нашей свадьбы. Фотографии свадьбы и нашей совместной жизни дадут мне надежду и силы, в которых я отчаянно нуждалась.

Мы с Грэем разговаривали мало. Так, иногда. Но как-то утром он посмотрел на меня так, словно его осенило.

– Почему ваш муж не поехал с вами на катере?

– У него не было билета, – ответила я.

Грэй покачал головой:

– Как странно. Почему?

– В экскурсионном бюро лайнера забыли дать ему второй билет.

– И он не заметил этого сразу?

Я прищурила глаза.

– Что вы говорите? Почему вы меня допрашиваете?

– Просто не складывается два плюс два, вот и все.

– Что не складывается? Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Грэй пожал плечами:

– Не важно. Забудьте о том, что я сказал.

Я вздохнула и отвернулась от него. Что он говорил? Очевидно, он перегрелся на солнце.

Я достала из сумки фотоаппарат и повернула к себе дисплей, чтобы просмотреть сделанные снимки. Сначала появились самые последние. Я ахнула, увидев на маленьком экране первый снимок. Со мной. Когда я думала, что Грэй фотографировал закат, он на самом деле направлял камеру на меня. Первым было мое лицо, снятое крупным планом. Растрепанные волосы, веснушчатый нос. Потом он крупно снял мои глаза. Зачем? Я смотрела на них и с трудом узнавала эти зеленые глаза, мои зеленые глаза. Они были озабоченные, настороженные, полные раздумий, но решительные. Если бы я уже не знала, что Грэй фотографировал меня, я бы не поверила, что это мои глаза. Я глядела на эти снимки, на женщину, которая могла упорно добиваться своего, которая ничего не боялась.

Я посмотрела на Грэя. Мне хотелось что-то сказать ему, но он дремал. Мы договорились спать по очереди, чтобы не пропустить самолет или судно. Я прислушалась к его дыханию. Его руки казались сильными, даже во сне. У Габби отвисла бы челюсть, если бы она увидела его. Он точно ее тип. Красивый. Загадочный. Опасный. Я сказала себе, что познакомлю их, когда нас спасут. Если нас спасут. Я вздохнула. Дыхание Грэя было жестким, я надеялась, что его астма не ухудшится. Конечно, я беспокоилась больше за себя, чем за него. Если он… ну… как я смогу продержаться тут одна?