Патриция Мэтьюз - Навстречу счастью

– Понимаю, дорогая девочка. Думаешь, мои родители не делали то же самое? – Хестер улыбнулась. – Процедура сродни аукциону, на котором выставляют рабыню. Есть единственный способ избавиться от этого: выйти замуж за одного из них, как это сделала я.

– Не желаю! Все равно что из одной тюрьмы попасть в другую. Кроме того, мне хотелось бы выйти замуж по любви, а я пока еще не встретила человека, который вызвал бы во мне такое чувство.

Хестер печально кивнула:

– Однако мне повезло. Я была вполне довольна и счастлива с моим Томасом.

– Тетя Хестер… – Джемайна перестала ходить по комнате. – Если случится такое чудо и миссис Хейл возьмет меня на работу, могла бы я пожить у тебя в Филадельфии? Или это создаст какие-нибудь сложности?

– Вовсе нет, Джемайна. – Хестер встала и взяла племянницу за руку. – Буду очень рада тебе. Я ведь одинокая старая леди. Но как же Генри?

– Он, конечно, будет против, я знаю.

– Придется закрыть на это глаза, – сухо проговорила Хестер и добавила: – Жить со мной вне его дома – это еще полбеды. Но работа! Неужели его дочь будет работать?!

– Я уже взрослая женщина. – Джемайна выпрямилась. – Я достигла совершеннолетия.

– По мнению Генри, если я хоть сколько-нибудь разбираюсь в мужчинах, ни одну из женщин нельзя считать совершеннолетней.

– Он не сможет остановить меня, тетя Хестер, и запереть в комнате. Буду бороться с ним.

– Вижу. – Хестер одобрительно посмотрела на нее. – Ты действительно стала взрослой. – Она поцеловала Джемайну в щеку. – И я всем сердцем поддерживаю тебя.

– Правда, все может оказаться напрасно, – сказала Джемайна, внезапно сникнув. – Вдруг миссис Хейл решит, что у меня вовсе нет таланта!

На следующий день пришло письмо от Сары Хейл.

Сара Хейл, сидя за столом в своем кабинете, с серьезным видом смотрела на мужчину, сидящего напротив. Луис Гоуди был поглощен чтением письма, которое Сара дала ему. Во время чтения он перебирал пальцами цепочку часов, свисающую из кармана жилета, плотно облегающего его широкую грудь.

У Гоуди высокий лоб, над которым волосы уже начали редеть, пухлые щеки с резкими линиями, спускающимися до круглого подбородка и обрамляющими рот. В его внешности проскальзывает что-то тщеславное, и Сару всегда забавляет вид причудливой завитушки у него на лбу. Черты его лица говорят о мягкости и благовоспитанности. Сара хорошо знала, что наряду с открытым выражением лица он обладал также проницательным умом.

Гоуди поднял голову и поджал губы.

– Не знаю, Сара. Письмо само по себе мало говорит о девушке. Ты считаешь, ее статья хороша?

– Превосходна, Луис. Она явно талантлива, я уверена. Но надо помочь ей развить талант.

– Ладно, согласен. Мне хорошо известна твоя проницательность. Ты открыла многих прекрасных авторов для нашего издания. А что ты можешь сказать о ее редакторских способностях?

– Ты знаешь мое мнение по этому поводу, Луис. Чтобы оценить то или иное произведение, редактор сам должен обладать писательскими способностями. Многие не согласны со мной, но это мое убеждение. Думаю, ей подошла бы должность редактора-корреспондента. Если, конечно, я возьму ее на работу. Не смогу принять решение, пока не поговорю с ней.

– Значит, девушка приедет в Филадельфию? Сара кивнула:

– Да, сегодня. Скоро должна появиться.

– В таком случае оставляю это дело тебе. А сейчас… – Гоуди подался вперед на своем стуле, – поговорим о твоей статье в следующем номере, посвященной персоне Элизабет Блэквел…

– Персоне? – Сара слегка улыбнулась. – Мисс Блэквел женщина, Луис. Почему бы не выразиться именно так?

– Хорошо, – раздраженно молвил Гоуди. – Пусть будет женщине.

– Что-то не так в этой статье, Луис? – простодушно спросила Сара.

– Черт возьми, ты прекрасно понимаешь, в чем дело! – воскликнул Гоуди. – Это ее стремление поступить в медицинский колледж идет вразрез с существующими традициями, и тебе это хорошо известно.

Сара мягко улыбнулась:

– Для нее поступление в колледж имеет большое значение.

– Знаю, – проворчал Гоуди. – Но мне не нравится, что ты используешь «Бук» для обсуждения этой проблемы. Ведь я против вовлечения нашего издания в политику и публичные споры.

– Да, Луис, мне известна твоя позиция.

Сара встала и, повернувшись к нему спиной, посмотрела в окно на Честнат-стрит. Хотя ей шел шестидесятый год, она выглядела моложе лет на десять. Аккуратно одетая в консервативном стиле – правда, без корсета, – миссис Хейл обладала властной внешностью. Черные волосы, слегка тронутые сединой, ниспадали локонами на плечи. Лицо полное и круглое, темные глаза – мягкие и умные, в них еще вспыхивал огонь, когда ее охватывало волнение.

Она обернулась, сложив руки на груди.

– Сожалею, что наше издание оказывается так или иначе вовлеченным в политику.

– Особенно последний номер. И если не непосредственно в политику, то уж непременно в обсуждение социальных вопросов. Ты знаешь, что выражение подобных взглядов может задеть некоторую часть мужей наших читательниц…

– О да, Луис, – сухо сказала Сара. Она взглянула на потолок. – Помнишь, я писала в передовой статье: Мужья могут не беспокоиться – их жены не найдут на страницах журнала ничего такого, что заставило бы их относиться менее прилежно к своим домашним обязанностям или вторгаться в прерогативы мужчин?

– Многие мужчины могут истолковать принятие мисс Блэквел в медицинский колледж как вторжение в мужские прерогативы.

– Но я также писала, если помнишь, в той же статье: В этом веке нововведения могут оказать более важное влияние на процветание нашего общества благодаря возможности, данной женщинам, получить всестороннее образование. При этом честь победы разума над укоренившимися предрассудками принадлежит мужчинам Америки.

Гоуди улыбнулся:

– Помню. Последняя строчка – классический пример способности Сары Хейл использовать лесть для успокоения разгневанных мужчин. – Он стал серьезным. – Однако этот номер посвящен другой тематике, Сара.

– Ты же сам часто говорил, что строго придерживаешься мнения о необходимости предоставления женщинам возможности получать всестороннее образование. – В ее словах звучал вызов.

– Верно, Сара. Это мое личное мнение, но зачем использовать «Бук» для того, чтобы сыпать соль на раны?

– «Бук», Луис, стал мощным рупором нации благодаря нашему с тобой руководству.

– Это так, но только потому, что мы никогда не поддерживали непопулярных мнений.

Сара слегка улыбнулась:

– Не забывай, что бывает с теми, кто ведет двойную политику, Луис, особенно из числа мужчин.

– Сара, вряд ли женщине следует делать подобные замечания. – Гоуди встал. – А теперь ответь: могу ли я рассчитывать, что содержание следующего номера будет приведено в порядок?

– А я могу рассчитывать, что имею право лично поддерживать Элизабет Блэквел?

– Пожалуйста, если это не касается «Бук». – Гоуди улыбнулся. – Я хорошо знаю, насколько бесполезно запрещать тебе что-либо. – Он склонил свою большую голову. – Желаю тебе доброго утра, Сара.

Сара стояла, улыбаясь вслед своему хозяину, в то время как он тяжелой походкой выходил из ее кабинета. Она очень любила Луиса Гоуди и была чрезвычайно благодарна ему. Предоставив ей должность редактора в таком престижном издании, он тем самым оказал ей большое доверие и милость. Хотя Сара и сама добилась такого веса и влияния, чем вызывала зависть многих женщин. Тем не менее она всегда будет благодарна Луису Гоуди.

Когда Сара направилась к своему письменному столу, послышался легкий стук, и, прежде чем она успела что-либо сказать, дверь приоткрылась, и в проеме появилось мужское лицо.

– Доброе утро, дорогая. Я проходил мимо и подумал, не поприветствовать ли мне мою единственную любовь.

Сара ласково рассмеялась:

– Оуэн, ты лгун и негодяй.

– Конечно, дорогая. Разве я отрицаю это?

– Слышала, ты был где-то на западе и писал репортажи о войне с индейцами.

Оуэн Тэзди вошел в кабинет и присел на краешек письменного стола Сары, покачивая ногой.

– В настоящий момент сиу побеждены, и я поспешил назад в Филадельфию. Представляешь, какая скука на границе, когда там все спокойно?

– Ты имеешь в виду, что там нет молодых леди, за которыми можно было бы приударить?

Оуэн поморщился:

– Несколько молодых незамужних дам на границе едва ли стоят того, чтобы на них тратить время.

– Не подозревала, что ты такой разборчивый, Оуэн.

– Но я такой. Кроме того, соскучился по тебе, Сара.

– Не сомневаюсь, мошенник. – Сара внимательно посмотрела на него.

Оуэну Тэзди около тридцати лет, однако он – один из самых талантливых и уважаемых журналистов в Америке, умеющий излагать даже довольно скучные события весьма ярко и волнующе. К тому же Тэзди весьма красив: высокий и стройный, рыжеволосый, с бакенбардами, обрамляющими вытянутое лицо. Нос у него благородной формы, взгляд голубых проницательных глаз умен и слегка насмешлив. Точнее, одного глаза – правого, так как левый закрыт повязкой, придающей молодому человеку лихой вид. Сара слышала несколько историй о том, как Оуэн потерял глаз, но не верила ни в одну из них. Каждый раз в ответ на ее расспросы он рассказывал по-разному, так что она в конце концов безнадежно махнула рукой.

Сара не знала, как одевается Оуэн, уезжая на задание редакции, но в городе он всегда одет безукоризненно и, по ее мнению, может сойти за денди. В данный момент на нем были высокие блестящие сапоги темно-красного цвета, сизые бриджи, поплиновый пиджак и белый шелковый шейный платок. Он также носил трость с украшенной жемчугом рукояткой. Поговаривали, что в трости спрятано стальное лезвие, которое выскакивает при нажатии кнопки.