В людском огромном море ты одна,

Родной души никак там не найдется…

Бок о бок с ГОЛОЙ ПРАВДОЙ до утра

Тебе уснуть, увы, не удается...


1

Пропажу золотого крестика Тамара обнаружила сразу по возвращении из отпуска. Разбирая перед сном постель, она, как обычно, остановилась перед маленькой иконкой Божией Матери, закрыла глаза, зашептала «Отче наш», попыталась нащупать на груди крестик и… не дочитав молитвы, приблизилась к зеркалу: старинного оберега, который, почти не снимая, носила больше двадцати лет, не было.

Ощутив лихорадочное сердцебиение, усилием воли она снова закрыла глаза и заставила себя сосредоточиться: где и когда видела крестик в последний раз? Утром, в отеле, когда принимала душ… Может, он затерялся среди выгруженных в ванной вещей?

Тамара тут же опустилась на колени и, заглядывая во все укромные уголки, принялась ползать по квартире: спальня, ванная, корзина с бельем, прихожая, кухня. Безрезультатно. Неужели потеряла в дороге? Присев на край огромной кровати, она в отчаянии закрыла лицо руками.

Маленький золотой крестик на тонкой цепочке незадолго до смерти Тамаре подарила бабушка, папина мать. Правда, за праздничным столом в день Тамариного шестнадцатилетия она вручила внучке лишь цепочку, а крестик передала тайком ближе к вечеру. Скорее всего не хотела конфликтовать с мамой.

«Мне он достался от моей матери… Пока он будет с тобой, что бы ни случилось в твоей жизни, все закончится хорошо, — прошептала бабушка, прерывисто дыша. — Ты только верь, детка. Теперь это твой оберег». Спустя три недели бабушки не стало…

Тамара долго относилась к крестику как к обычному золотому украшению (время было такое), а поскольку комсомолке, отличнице, дочери второго секретаря райкома партии подобные вещи носить вообще не позволялось, прятала его в кармашек школьной сумки. В общежитии крестик перекочевал уже в ящик стола, и лишь к концу первого курса она осмелилась носить его открыто. На недоуменные взгляды не реагировала, а на прямые вопросы отвечала коротко: семейная реликвия.

Первой за такое не совсем почтительное отношение к святому символу ее пожурила Лариса Ленская и даже переписала на листочек молитву «Отче наш». К тому, что ее хорошо читать на ночь, мысленно перекрещивая близких, Тамара пришла сама, интуитивно. Первым был Алексей, затем маленький Сережка…

Много лет с ней был этот крестик — свидетель всех жизненных побед, горестей и разочарований… Со временем его дизайн устарел, механизм застежки на цепочке много раз ремонтировался, но Тамара с ним не расставалась. Всегда и повсюду он был со своей хозяйкой, лучился от счастья, тускнел от горя. И если в особых случаях требовалось надеть бриллианты, рядом с холодным сиянием которых крестик смотрелся нелепо, Тамара клала его в дамскую сумочку. Как в детстве…

Почувствовав подкативший к горлу ком, она упала на кровать, уткнулась лицом в шелковое стеганое одеяло и, зажав прохладной тканью рот, тихонько завыла. Ну почему? Неужели не будет теперь в ее жизни счастья? А много ли его было? К чему ей эта великолепная итальянская кровать, которой по замыслу дизайнеров надлежало стать ложем любви, а не местом для несбыточных фантазий ее хозяйки? Была ли она вообще рождена для счастья — смотреть в дорогие глаза, замирать от прикосновения любимых рук, засыпать на родном плече? Видимо, нет. За все нужно платить, а уж за собственные ошибки — вдвойне, втройне… Но разве это были только ее ошибки?..

В дверь постучали: мать и сын никогда не входили друг к другу в комнату без стука.

— Ма! У тебя все в порядке?

В голосе Сергея звучала обеспокоенность. Вскочив с постели, Тамара метнулась в ванную, подлетев к туалетному столику, быстрыми движениями пальцев нанесла на лицо первую попавшуюся под руку маску и прокричала:

— Входи!

— Мне показалось, кто-то плакал, — замер в проеме двери сын и внимательно посмотрел на мать. — Ты слышала?

— Слышала. У соседей снизу ребенок родился. Такой беспокойный. Звук идет по стояку. — Словно в подтверждение ее слов, откуда-то из-за стены послышался приглушенный плач младенца. — Не хочешь до начала занятий съездить к бабушке?

— Можно. — Сергей пожал плечами и подошел ближе. — А что у тебя с глазами?

— Аллергия. Крем не пошел, — глянув на себя в зеркало, быстро нашлась Тамара, тут же подошла к умывальнику и стала споласкивать лицо.

— Будь поосторожней, — отступил к двери сын. Кажется, поверил. — Иначе придется дома сидеть. Помнишь, полгода назад из-за какого-то прыщика ты не пошла на прием в посольство?

— Дело было не в прыщике: не хотела встречаться там с одним типом.

Промокнув лицо полотенцем, она снова присела за туалетный столик, смочила лосьоном тампон и стала аккуратно протирать кожу.

— Мам, а какие тебе мужчины нравятся? — продолжал наблюдать за ней сын.

— Сильные… Сочетание ума, силы воли, энергетики. К тому же они не должны быть обременены семьей, а такие в наше время — большая редкость.

— Но ведь у дяди Юры не было семьи, когда вы расстались.

— Значит, он не был сильным… В моем понимании.

— А твой Ляхов?

Услышав «твой Ляхов», Тамара непроизвольно опустила руку с тампоном: впервые за последний год Сергей упомянул в разговоре Сашу.

— Он был сильнее Юры, но не настолько, чтобы я пошла за ним.

— …А мой отец?

— Это запрещенный прием, — повернулась она к сыну лицом. — Мы договорились не касаться этой темы… Я крестик потеряла, — пожаловалась она. — Ты не помнишь, когда в последний раз его на мне видел?

— Не помню, — напряженно свел тот брови. — Не расстраивайся: с первой зарплаты я куплю тебе новый.

— Такой не купишь, — вздохнула мать. — Кстати, запомни на будущее: дарить женщинам драгоценности позволено только любимым мужчинам.

— Пока ты полюбишь кого-то из мужчин, успеешь состариться и уйти на пенсию, — заметил он с юношеским максимализмом. — Так что придется тебе принимать подарки от меня… Можно последний вопрос?

— Давай.

— По твоей шкале я — сильный?

— Время покажет… Во всяком случае, с генами у тебя все в порядке: твой отец был сильным человеком, — непроизвольно вырвалось у нее.

— Что и требовалось услышать! — воскликнул тот довольно. — Жаль только, что он оказался единственным, кого ты встретила. Спокойной ночи! — донеслось до нее уже из комнаты.

«Единственным, — продолжая рассматривать себя в зеркале, задумалась Тамара. — И совершил единственную ошибку, но ее оказалось достаточно… Плохо, что Сергей снова стал интересоваться отцом… Рано или поздно наступит момент, когда не рассказать правду будет невозможно», — тяжело вздохнула она.

Сколько раз она рисовала в воображении эту картину: Алексей узнает, что у него есть сын, просит прощения… Фантазии грядущей встречи обрастали подробностями, повторялись и преследовали ее до той самой минуты, пока, приехав забирать сына из школы в Штатах, она не заметила столь явного, усилившегося за год сходства с отцом.

«А ведь это не только мой сын!» — пронзило ее тогда. Именно в тот миг все сладкие, душещипательные фантазии трансформировались и стали держать ее в постоянном страхе: что будет, если Алексей узнает о Сергее? Ясно, захочет встретиться. А вдруг… а вдруг он захочет его забрать? У Тамары холодела спина от этих мыслей…

С тех пор никаких иллюзий по поводу возможной встречи с Алексеем она не питала, а узнав от Инночки, что, достигнув в жизни немалых высот, тот так и не завел детей, страх потерять сына стал почти маниакальным: следовал по пятам, не давал уснуть, заставлял нервничать по поводу и без. И все чаще она сожалела, что поделилась своей тайной с подругой.

«Надо взять себя в руки, — тряхнула головой Тамара. — Это только мой сын», — в три тысячи первый раз повторила она себе и выключила свет в ванной…

* * *

…Алексей Ярославович прибыл в офис ровно к девяти утра. Современное четырехэтажное здание из стекла и бетона располагалось практически в самом центре Москвы и пряталось от любопытных взоров за домами послевоенной застройки: Радченко терпеть не мог излишней шумихи вокруг своего дела, а потому долго и тщательно выбирал место под строительство. Согласования растянулись почти на год, зато будоражившая общественность стройка двигалась ударными темпами. И не зря: едва успели заселиться, как грянул дефолт.

Через год жильцы соседних домов успокоились и даже решили, что им повезло: во дворе появилась новая детская площадка, отремонтированный продовольственный магазин, молодые деревья взамен старых, готовых вот-вот упасть на голову. И хотя кое-кто продолжал ворчать: мол, от машин не продохнуть, — претензий к обосновавшемуся на задворках холдингу «Промэнергостройинвест» по большому счету не было. И автомобили у них в основном — иномарки, и водители воспитанные, лишний раз не нажмут на клаксон. Не то что свои автолюбители: то часами прогревают двигатель, то без конца что-то ремонтируют, и вокруг стоит невыносимый грохот.

Быстро взбежав по лестнице на второй этаж, Алексей толкнул не обозначенную никакой табличкой дверь, поздоровался с личным секретарем и вошел в просторный кабинет. Убедившись, что все в порядке, Владимир тут же оставил его одного: в связи со скорым возвращением Артемия Михайловича Кушнерова, второго основного учредителя холдинга, требовалось решить немало вопросов.

Проследив за Черновым по монитору, секретарь открыл мини-бар, заварил чай, нарезал лимон, взял подготовленные папки (биржевые сводки, котировки, список людей, которые просили срочно связаться) и негромко постучал к шефу. То, что, вернувшись накануне из отпуска, Радченко появился в офисе с самого утра, означало: у него важные дела.