Дженни откинулась на спинку дивана и расхохоталась, но, увидев напряженное и злое лицо Бет, мгновенно выпрямилась и перестала смеяться. Еще один урок. В доме, где идет война, нужно смеяться только с женщиной, если хочешь мира.

Но какое значение все это имеет теперь? Разве есть необходимость сейчас так осторожно себя вести? Какая разница, раздражает она Бет своим поведением или нет? Нет, разница конечно же есть. Она, Дженни, так устроена, что ей всегда хочется мира. Она сама приносит другим мир. И за это равновесие надо платить. И она платила. Тем, что подавляла свою индивидуальность. Если она скажет все, что на самом деле думает и чувствует, то, без сомнения, разразится настоящий скандал. И тогда ни о каком мире нечего и мечтать.

— Ну, теперь твоя очередь. Давай рассказывай. Я весь внимание. — Пол взглянул на часы. — У меня всего полчаса. Тебе хватит, чтобы поведать нам сенсационную историю своей жизни?

— Думаю, да, — ответила Дженни. Она выпрямила спину и быстро провела языком по нижней губе. Но никакие слова не шли на ум. Она молча посмотрела на собеседников и опустила голову. Поставила чашку на столик, достала носовой платок и вытерла лоб.

— Что такое? — тихо спросил Пол. — Что-нибудь случилось? — Он передвинулся на самый край стула и участливо посмотрел на гостью.

Бет тоже слегка наклонилась к Дженни.

— Мистеру Хоффману стало хуже? — сузив глаза, спросил Пол.

— Он умер, — ответила Дженни и снова протерла лоб платком. Затем высморкалась. Раздался громкий звук, который вполне соответствовал носу такого размера.

— О, прости. Но в каком-то смысле, — он кивнул, — в каком-то смысле это наилучший выход. Ведь он был уже давно прикован к постели. Да?

Дженни вяло кивнула. Теперь пришло время Бет вставить свое слово:

— Никогда не видела тебя в таком удрученном состоянии. Мне казалось, что ты уже давно привыкла к смерти.

— К этому невозможно привыкнуть. — Пол не столько отвечал жене, сколько просто высказал свою мысль вслух.

Бет продолжала расспрашивать кузину, как будто никто ее и не прерывал.

— Полагаю, ты всегда найдешь себе место. В наше время такие люди, как ты, на вес золота. И здесь тебе всегда найдется работа. — Бет улыбнулась и обвела рукой комнату.

Этот жест должен был означать, что в этом доме Дженни всегда будет чем заняться.

Гостья посмотрела в лицо хозяйке:

— Я не хочу заниматься чем-то другим, Бет. Понимаешь, Бенджамин Хоффман был не просто моим пациентом, он… он был моим… мужем. Мы поженились полгода назад.

— Джинни! — Пол медленно откинулся на спинку стула, напряженно глядя на девушку.

— Что такого удивительного в том, что я вышла замуж? — Она поджала губы и прямо посмотрела Полу в глаза.

— Нет-нет, боже, здесь нет ничего удивительного. Но почему ты не сказала об этом нам? На тебя это совсем не похоже. Ты никогда не отличалась скрытностью. Ведь даже и словом в письмах не обмолвилась, — ответил он.

Дженни снова взяла в руки чашку и одним глотком допила остатки чая. Затем она сказала:

— Я… я все время хотела, каждый раз, когда писала письма, я собиралась сообщить, но почему-то не могла заставить себя это сделать. А потом он вдруг заболел.

Пол уже открыл рот, чтобы спросить: «Была ли ты счастлива?» — но передумал. Как может молодая женщина быть счастлива с парализованным супругом? И в то же время он знал, что Дженни не вышла бы замуж, если б не полюбила этого человека. Трудно это понять, но что-то ему подсказывало: она действительно чувствовала себя счастливой, будучи замужем за этим инвалидом. Возможно, она посчитала, что в тридцать девять женщина должна принимать с благодарностью даже это. Дженни слишком плохо думает о себе, с горечью подумал Пол. Она заслуживает лучшего. Ведь, по сути дела, она еще и не жила.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Около месяца назад.

— Месяц назад? — быстро переспросила Бет высоким, тонким голосом. — Хочешь сказать, что он умер месяц назад? И где же ты была все это время?

— О… — Дженни вяло улыбнулась. — Мне нужно было столько всего сделать. Я продала дом и всю мебель. Оставила только самое необходимое. Я хочу сделать все, о чем он меня просил перед смертью.

— У него остались деньги? — мягко спросила Бет.

— Да, но… — Ее лицо застыло, словно маска. — Я вышла за него замуж совсем не из-за этого. Я не знала, что у него что-то было. Даже и не предполагала. Собственно говоря, я все время думала, что Бенджамин боится, как бы я его не оставила из-за финансовых трудностей. А затем я вдруг обнаружила… — Она покачала головой и стала внимательно изучать рисунок на ковре у себя под ногами. Дженни не могла признаться: «Я любила его». Для этих двух людей, единственных ее родственников, сидящих здесь перед ней, такое заявление показалось бы смехотворным, нелепым.

— Что ж, все не так уж и плохо. Так, значит, у него действительно были деньги? — Бет наклонилась так близко к Дженни, что та почувствовала дыхание кузины на своей щеке. — Я имею в виду, у него было много денег?

Молодая женщина грустно улыбнулась:

— Полагаю, с твоей точки зрения, Бет, наверное, действительно много. Мне он оставил сорок семь тысяч.

Бет не могла выговорить ни слова, казалось, ее поразила молния. Сорок семь тысяч фунтов! Мужчина оставил сорок семь тысяч этому длинному, худому, странному существу! Разумеется, она добрая, хорошая и заботливая, но что еще остается женщине в тридцать девять, которая к тому же еще так выгладит! Если бы она была хотя бы красавицей! Но с таким лицом… Это несправедливо… ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! Бет сразу вспомнила о том, что когда после смерти матери она получила пятьсот фунтов, то и пенни не предложила своей кузине. Хотя вполне могла бы. Ведь они с Полом тогда только что поженились, и Бет считала, что это на всю жизнь. Если б она хоть что-нибудь дала Дженни! Да, но что теперь толку сожалеть об этом. Бет посмотрела на своего мужа. Он мягко сказал:

— Если кто и заслуживает немного удачи, так это ты, Джинни. Но скажи, что же он хотел, чтобы ты сделала? Ведь ты говорила, что он просил тебя о чем-то. И пожалуйста, не плачь.

Дженни сидела и тихо плакала, по ее худым щекам медленно стекали слезы.

— Он… он хотел, чтобы я наслаждалась жизнью.

— Упокой, Господь, его душу. Вот это был мужчина. У него есть какие-нибудь родственники?

— Сын. Он приехал из Америки на его похороны. Похоже, он был доволен, что я вышла замуж за его отца. Очень доволен. — Дженни склонила голову, словно сама не могла поверить в реальность всего того, о чем рассказывала. — Я думала, что он захочет оспорить завещание отца, но он не стал этого делать. Он действительно выглядел довольным. Ему досталась точно такая же сумма, но ему ничего не нужно. Сын Бенджамина сам оказался весьма богатым человеком. У него свой собственный большой мясокомбинат. Он вдовец, и детей у него нет. — Дженни все продолжала плакать, и ее лицо выглядело при этом немного странно и нелепо. — Перед отъездом молодой человек сказал мне, что если он заболеет, то обязательно пошлет за мной. Отец ему много рассказывал обо мне в письмах. Мне стало очень смешно. Он тоже стал смеяться и еще сказал, что будет очень забавно, если я выйду замуж теперь за него. Бен смеялся точно так же, как и его сын, — закончила она свою историю. Ее голос звучал глухо, а лицо исказила гримаса боли, из глаз снова потекли слезы. И наконец она громко и безудержно зарыдала.

Пол присел рядом с Дженни, обнял за плечи, прижал ее голову к своей груди. Посмотрев на жену, он мягко проговорил:

— Налей ей немного бренди.

Без всяких возражений Бет пошла к шкафу в дальнем углу зала, наполнила бокал и снова вернулась к дивану:

— Вот, дорогая, выпей-ка все это.

Дженни одним глотком выпила бренди и вытерла слезы носовым платком:

— Простите, я не хотела…

— Не беспокойся, плачь, сколько захочешь, если тебе это помогает, — сказал Пол.

— Твоя комната по-прежнему свободна, — ободряюще улыбнулась ей Бет. — Сейчас я принесу одеяло, и ты можешь сегодня пораньше лечь спать. И завтра ты никуда не поедешь. Останешься у нас и как следует отдохнешь. Думаю, утром тебе станет лучше.

— Спасибо, Бет, но… — Гостья заколебалась.

Они очень добры. Они оба очень добры к ней. Дженни не хотелось думать о том, что причиной такого дружеского участия Бет была всего лишь корысть. К тому же даже при желании в таком доме очень трудно отдохнуть — постоянно чувствовалась напряженная атмосфера. Когда две пары глаз вопросительно смотрят на тебя, значительно легче сразу согласиться, но Дженни все же смогла возразить:

— Мне… мне завтра нужно в город, Бет. Но все равно, спасибо.

— И что из этого? Ты можешь вернуться вечером.

— О, я имела в виду не Ньюкасл, Бет, а Лондон.

— Лондон!

— Да.

— И что ты собираешься делать в Лондоне?

— У меня там небольшое дело. — Дженни перевела взгляд со своей кузины на ее мужа.

— Ты имеешь в виду деньги? Ты еще не решила, что с ними делать?

— О нет, с ними все в порядке. Это… это кое-что другое. — Она опустила глаза и едва слышно пробормотала: — Не спрашивайте меня об этом, пожалуйста. Боюсь, в ваших глазах все будет выглядеть довольно глупо. Я вернусь через три недели, и тогда вы узнаете…

— Это такая тайна? Ты не можешь даже намекнуть? — В голосе Бет послышалось нетерпение.

Прежде чем Дженни успела что-либо ответить, Пол посмотрел на жену и сказал:

— Это касается только Джинни. Она объяснит нам все позже. Мы должны подождать. — Он поднял глаза на жену и увидел, как напряглось ее лицо. Заставив себя успокоиться, Пол снова улыбнулся. Дженни в доме не больше получаса, а они уже снова готовы устроить скандал. — Она хочет заинтриговать нас. Наверное, просто собирается открыть ночной клуб.