– Как мы могли? У вас указание от королевы, и я сомневаюсь, что вам хватило бы смелости ее ослушаться. Мэри даже угрожала убить себя, если бы ей пришлось выйти за вас.

– Проклятье, почему мне никто ничего не сказал? – сердито воскликнул граф.

– Потому что, если бы она это сделала, никто не стал бы ее слушать. И вам стоит знать, что она ждет ребенка от любимого мужчины. Как видите, она не могла выйти за вас.

– Очевидно, – отрывисто произнес он. – Но я все равно настаиваю на том, что вам нужно было сообщить обо всем мне. Я бы помог ей, а уж с королевой договорился бы.

– Рискуя навлечь на себя ее гнев?

Граф нахмурил брови.

– Я не такая тряпка, какой вы, кажется, меня вообразили, сударыня. Я бы просто сказал ее величеству, что прибыл слишком поздно и не смог помешать своей невесте сбежать с другим мужчиной. Даже императрица с этим ничего не поделала бы. Но вместо этого вы с мисс Венмор затеяли весь этот цирк и выставили меня дураком. Это возмутительно.

– Простите, – сказала она, – но Мэри хотела любой ценой избежать брака с вами.

– Спасибо!

Он явно очень рассердился.

«Наверное, – подумала Венеция, – в первый раз он встретил женщину, которую не прельщает мысль стать его женой. Но ничего, это пойдет ему на пользу».

– Вы хоть понимаете, что натворили? – выпалил он. – Теперь мы муж и жена. Связаны до конца дней.

– Возможно, что нет, – возразила она, тоже начиная выходить из себя. Венеция все больше склонялась к мысли, что чем раньше этот «брак» закончится, тем лучше. – В конце концов, я же назвалась чужим именем.

– Это не имеет значения.

– Можно попросить признать наш брак недействительным…

– Если вы думаете, что я позволю вам превратить меня в посмешище двух континентов, то вы очень ошибаетесь.

– Все равно вы им станете, когда все откроется, – в сердцах воскликнула она.

– Ничего не откроется. Через несколько минут мы будем в Портсмуте, где сядем на корабль и поплывем в Индию.

– А если я не хочу плыть в Индию?

– Вы несколько поздно решили об этом подумать. Теперь вы моя жена и будете делать то, что я скажу.

– И не подумаю.

На лице его появилась насмешливая улыбка.

– Позвольте напомнить, что всего несколько часов назад вы дали клятву любить и почитать меня. Я, может, и не знал, кто вы, но вам было прекрасно известно, кто я, когда вы давали эту клятву, поэтому я без сожалений потребую от вас быть верной своему слову.

– Вы и сами не хотите быть моим мужем, – выпалила она.

– Не хочу. Но еще больше я не хочу показаться смешным. Понимаете? Что, по-вашему, должно было произойти, когда я узнаю правду? Кстати, когда вы собирались мне рассказать?

– Когда корабль выйдет в море.

– Так значит, вы были готовы идти до конца? Почему же сейчас отказываетесь?

– Потому что я не знала, какой вы человек. Я думала, вы окажетесь… благоразумнее.

Вместо ответа он громко рассмеялся.

– Вы вообразили, что можете сыграть со мной такую шутку, выставить меня на осмеяние, а я спущу вам это с рук? Вы с ума сошли, что ли, когда до такого додумались?

– Наверное, да, – призналась она. – Но у нас еще есть время все исправить…

– Я уже сказал: я вас не отпускаю. Мы женаты и отправляемся в Индию. К тому времени, когда мы вернемся, никто вас не будет помнить иначе как графиней Маунтвуд. Надеюсь, вы постараетесь не опозорить этот титул.

– Как вы смеете?..

– Смею? Пока что ваше поведение дало мне повод серьезно усомниться в вашем воспитании. Ни одна из знакомых мне молодых женщин не способна на такие выходки и никогда в жизни не стала бы отдавать себя в руки человека, о котором ничего не знает. Вы теперь леди Маунтвуд и останетесь ею до конца своих дней.

– До конца своих дней, – повторила она замогильным голосом. – Интересно, как быстро он настанет?

– Все зависит от вас. Научитесь вести себя как скромная, послушная жена – и увидите, что жить со мной не так уж трудно. Но больше никаких розыгрышей. Я этого не потерплю.

– Вы разговариваете со мной как с рабыней, а не как с женой! – воскликнула она.

Граф пожал плечами.

– С точки зрения закона, разница не большая. Вы сами сделали себя моей собственностью, с которой я могу поступать, как мне заблагорассудится. Вы выбрали для себя это положение, не я, но отныне последнее слово будет за мной.

Глаза Венеции наполнились ужасом, когда ей открылся истинный смысл этих слов. Он сказал правду. Жена принадлежит мужу. У нее нет прав, кроме тех, которые он сам ей предоставит, да и они могут быть отменены в любое время. Почему она не подумала об этом раньше? Когда она размышляла над своим планом, лорд Маунтвуд был чем-то бесплотным, как призрак. Теперь же, когда ей пришлось столкнуться с действительностью, она поняла, что нужно спасаться.

А это требовало проявления твердости.

– Вы ошибаетесь, милорд, – с чувством произнесла она.

– Не нужно называть меня «милорд», – ответил он. – Хотя, конечно, это очень лестно и подразумевает определенное покорное отношение, приличествующее хорошей жене. Но, раз уж мы женаты, я разрешаю вам называть меня Айвеном.

– Раз уж мы не женаты, я буду называть вас «милорд». Даже если бы мы были женаты, я не стала бы подчиняться.

– Станете. И я буду настаивать на этом.

– Не выйдет!

– Вы так думаете? Я вижу, между нами назревает война, но победа будет за мной, потому что больше я ни с чем не намерен мириться. И, раз уж мы затронули эту тему, я хочу, чтобы вы уяснили раз и навсегда: в будущем вы не будете мне перечить. Вот что означает покорность, к слову. Объясняю я это потому, что у меня появилось ощущение, будто вам это еще не известно.

Тут Венеция допустила ошибку, поддалась чувствам.

– О, мне это известно. Я видела женщин, которые обожествляют своих глупых мужей и даже своего мнения не имеют…

– Превосходно! – радостно произнес он. – Значит, вы все-таки что-то понимаете. Вижу, мы с вами поладим.

– Не будем мы с вами ладить, – резко бросила она. – Потому что я не плыву с вами в Индию.

– Вот как?

– В Портсмуте я вас покину. Уверена, добиться признания этого брака недействительным не составит труда.

– Никакого признания не будет, – спокойным голосом промолвил он. – И вы плывете со мной в Индию.

Глаза Венеции вспыхнули, как два факела.

– И как вы собираетесь меня доставить на борт, милорд?

– О, затащу за волосы, если придется, – белозубо улыбаясь, ответил граф. – Или переброшу вас через плечо, как мешок картошки. Меня устраивает любой вариант.

– А я-то думала, вы не хотите быть посмешищем. Вы представляете, каким скандалом это обернется?

Граф, похоже, серьезно задумался над этими словами.

– А знаете, – наконец сказал он, – мне кажется, вы правы. Вариант с затаскиванием за волосы придется исключить.

– Хорошо, поэтому…

– Поэтому я применю другой способ.

Он говорил так спокойно, что она даже не поняла, что он задумал. Не давая ей времени опомниться, он быстро пересел к ней, обнял обеими руками и крепко прижал к себе, всматриваясь в ее лицо сверху вниз с непонятным ей выражением.

Она успела лишь пискнуть «Нет!», когда его рот опустился на ее губы, заглушив возражения, хотя внутри у нее все продолжало кричать от возмущения.

Но теперь она поняла, что ему не было дела до ее внутренних побуждений. Мысленно она могла отвергать его, но пока ее тело было в его руках, пока его уста накрывали ее губы, он мог делать с ней все, что хотел.

Она делалась его собственностью. Он так сказал. И теперь стало понятно, что он собирается к ней относиться как к своей собственности.

Мысли ее закружились, перемешались, но в душе она понимала, что истинная угроза исходит от ее собственных чувств, которые предательски норовили отозваться на посягательства этого ужасного человека, несмотря на негодование, которое он вызывал в ней.

Прикосновения его губ дарили порочное удовольствие, дразнили и побуждали к ответу. Ей хотелось прочувствовать эти прикосновения, хотелось отчаянно и со все нарастающей страстью, так, что она, не в силах совладать с этим стремлением, начала сама прижиматься губами к его рту, исследовать его, хотя движения эти породили в ней ощущение жгучего стыда.

Она должна сопротивляться ему. Должна! Но как ей было сопротивляться, если все ее естество тянулось к нему, жаждало ощутить его напор?

Он отклонился, чтобы посмотреть на нее, и пальцем очертил контур ее рта. Она чуть не задохнулась от мощной волны наслаждения, но все равно продолжала бороться.

– Отпустите… меня… – пробормотала она.

Граф прикоснулся кончиком пальца к тому месту у основания ее шеи, где учащенно пульсировала жилка.

– Нет, – просто сказал он. – Вы хотите меня так же сильно, как я хочу вас.

– Нет! – неистово закричала она.

– Уста ваши говорят одно, но тело – другое.

Он приложил губы к жилке, заставив Венецию шумно втянуть воздух и впиться в него пальцами. Она возненавидела его за то, что он так беспардонно заставил ее ощущать физическое удовольствие, и возненавидела себя еще больше за то, что не устояла, вот только это ничего не меняло. Сопротивляющийся разум утонул в чувственной волне.

Его поцелуи стали подниматься по шее, к подбородку, снова пошли на штурм рта, целеустремленно, угрожающе, притягательно – так, что у нее закружилась голова.

Она испугалась, что вот-вот может лишиться чувств, и напрягла все силы, чтобы не сомлеть, но его страсть была слишком напориста. Он ошеломил ее мужественностью, властностью, чувственностью, и во всем мире не осталось ничего, кроме него.

Какой-то отдаленный уголок ее сознания почувствовал, что поезд остановился и открылись двери. Потом она услышала голос графа:

– У жены обморок. Я понесу ее.

Венеция ощутила, что ее поднимают и выносят из поезда. Граф прошел несколько шагов с нею на руках и поднялся в экипаж.