— Дело… не в Ли. — Селина пыталась дышать ровно и спокойно.

— Тогда в чем? — потребовала ответа Джекки.

— Это… я… — Селина остановилась в последний момент, когда роковые слова уже готовы были сорваться с языка.

Слова, которые сказали врачи перед ее вылетом во Францию: «Неожиданное осложнение, мисс Фонтен. Необходима еще одна операция… Ее нельзя ни в коем случае откладывать».

Они сыпали профессиональными терминами, но суть была ясна: предстоящая операция рискованна, но если ее не сделать, Селина обречена.

Осколок пули, засевший глубоко в спине, тот самый, что врачи поначалу ради ее блага решили не извлекать — он такой маленький, она даже не будет чувствовать его присутствия, — вдруг начал смещаться и медленно приближаться к жизненно важной артерии. Еще немного, и он убьет ее. Может, это случится даже не в этом и не в следующем месяце, но времени у нее не больше года. Спасти ее может только операция. Операция должна состояться через две недели.

— Я… я просто устала. — Селина говорила теперь спокойно, переводя взгляд с матери на сестру. — Только и всего. Обычная усталость. Я еще не акклиматизировалась.

У нее не хватило бы смелости сообщить им страшную новость. Во всяком случае, этой ночью. Ее родные только отошли от переживаний, которые она им доставила в прошлом году. Пусть хотя бы праздник не будет ничем омрачен. Завтра или послезавтра она скажет. Время еще есть.

— Дорогая, дорогая, это точно, что больше тебя ничто не тревожит?

— Да, мама. Я пожелаю вам спокойной ночи и поднимусь к себе. Извинись за меня перед дядей Эдуардом и тетей Патрицией. — Селина чмокнула воздух около щек матери и повернулась к Жаклин: — Поцелуй от меня маленького Николаса.

— Ну конечно. Ты вправду не хочешь остаться? Подожди хотя бы начала затмения.

— Нет, я пойду. Оставляю вам, ученым людям, наблюдать затмение. Завтра вы мне расскажете, как все было. Я ведь по другой части — я же вышивальщица.

Джекки крепко обняла сестру.

— Ну, иди отдыхай. — Она понизила голос до шепота: — Если я встречу парня с широкой улыбкой и темными волосами в стиле Тома Круза или Сильвестра Сталлоне, я познакомлю его с тобой.

— Непременно. — Селина изобразила на лице нечто, что, на ее взгляд, выглядело как «усталая, но довольная улыбка», и, вскочив с кресла, бросила: — Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, Джекки.

— Я не шучу…

Последние слова сестры настигли ее, когда она, пробираясь сквозь толпу, была уже на полпути к выходу.

Она летела мимо ошарашенных гостей, мимо официантов, мимо слуг, пока не оказалась в самой старой части замка. Вдали от людей она почувствовала себя немного лучше. «Ну, давай, Селина, — уговаривала она себя, переходя на медленный, исполненный чувства собственного достоинства твердый шаг. — Где же хваленая сила духа рода Фонтенов?» Она остановилась в пустынном коридоре и перевела дух.

Почему-то ее многочисленным родственникам Бог дал либо волю, либо ум, либо решимость — качества, считавшиеся у Фонтенов фамильными. Ей же достались только лишь знаменитые огненно-рыжие волосы.

Нет, нет, нет! Она плотно сжала веки, отгоняя хорошо знакомое ощущение собственной неполноценности. Может быть, она недостойна их всех, но не из-за этого ей так не везет. Она еще не нашла своего места в жизни, но когда-нибудь это произойдет. Только надо непременно избавиться от привычки жалеть себя. И от привычки паниковать.

Она открыла глаза, сбросила с ног итальянские лодочки, схватила их, прижала к груди, и, расправив плечи, уверенно двинулась по коридору к своей комнате. Вокруг господствовала тишина, лишь изредка нарушаемая отголосками празднества.

Она выбрала эту часть замка, потому что тут всегда было тихо. С этим крылом дома были связаны самые приятные воспоминания детства. С этими комнатами в готическом стиле, с этими старинными коврами.

Селина остановилась возле гобелена, освещаемого старой лампадой. Именно коллекция гобеленов, хранящаяся в замке, стала главной причиной, почему она выбрала профессию художественного ткачества. В коллекции были уникальные образцы: средневековые материалы и техника странным образом сочетались с современной цветовой гаммой и узором. И ей тоже хотелось создать что-либо подобное — неповторимое и вечное.

Вздохнув, она повернулась и пошла дальше. Трудно винить семью за то, что ее новое увлечение не приняли всерьез. Ведь раньше она уже пыталась и открыть собственный ресторан, и стать фотомоделью и тренером по аэробике. И ничто не могло удержать ее больше года.

Но они поймут: нынешняя ее страсть — это настоящее.

У нее будет время всем доказать. Куча времени. Через две недели она ляжет в клинику, и все будет в порядке. Бояться нечего.

Держась за эту мысль как за спасательный круг, Селина пошла дальше, любуясь другим милым ее сердцу орнаментом: двумя переплетенными буквами «Г» и «Р», вырезанными над всеми дверями замка.

Семейное предание гласило, что буквы вырезали во времена первого хозяина замка — Гастона де Варенна. По тому же преданию, Гастон де Варенн был большим ценителем женской красоты, во всяком случае, до тех пор, пока не встретил свою будущую жену. Та настолько покорила его сердце, что ее инициалами украсили двери всех замков, которыми он владел, — а таких в округе было несколько. Правда, нигде в архивах не сохранилось записей с полным именем женщины, а со временем оно забылось, так что инициалы несли на себе отпечаток некой тайны.

Грустная улыбка тронула губы Селины, когда она вошла в следующий коридор. Будучи маленькой девочкой, она часто представляла себя загадочной леди Р., воображала, как на белоснежном коне она сопровождает своего красавца рыцаря на красочные турниры и роскошные пиры, на которых все женщины носят большие изысканные шляпы.

Улыбка сама собой угасла. Как трудно расставаться с некоторыми мечтами! Ведь до сих пор ей хотелось иметь рядом именно такого мужчину — мягкого, учтивого, задумчивого, говорящего тихим голосом. Одним словом, настоящего рыцаря, готового преданно служить своей даме.

Как же она ошиблась, приняв за своего героя человека, предавшего ее, как только с ней случилась беда!..

На этот раз при воспоминании о Ли она почувствовала гнев, ярость и… боль. У него не было права винить ее за инцидент в парке Линкольна. Правда, ей пришла в голову внезапная мысль пойти туда погулять — это казалось очень романтичным. Но если бы он не сцепился с бандой вооруженных подростков, которые попытались угнать его новенький «БМВ», ее бы не ранили.

В газетах это назвали «инцидентом с ограблением машины». Одна роковая секунда, которая изменила всю ее жизнь и лишила будущего.

У нее вдруг все поплыло перед глазами. Неужели она в последний раз видит эти ухоженные залы и гобелены Лафонтена? Неужели в будущем году она сюда уже не вернется?

Последние несколько шагов до своей комнаты Селина пронеслась опрометью. Ничего не видя от слез, она закрыла дверь и швырнула в сторону туфли, как будто именно в них был источник ее страхов. Ее сердце колотилось, голова раскалывалась от боли.

Она потерла пальцами виски. Нужно скорее заснуть! Завтра утром ей будет легче. Она почувствует себя лучше. И сильнее. И посмотрит своей беде в лицо. И расскажет о ней своим близким. А сейчас не надо о ней думать.

Селина погасила свет, сразу же ощутив, насколько приятнее находиться в прохладной темноте комнаты после огней и шума главного зала. Босиком она пересекла комнату и подошла к туалетному столику. Вынула из ушей серьги, расстегнула часики и положила их на полированную поверхность.

До нее доносились звуки праздника: на улицах, окружавших замок, жители городка Сен-Пол устроили фейерверк, сопровождая сверкание и хлопки петард и шутих пением и смехом. Наверное, уже скоро полночь.

Она сняла шляпу и шагнула к окну. Свет от полной луны пробивался сквозь цветные стекла витража. За окном тихо падал снег, сияли огни в домах, мигали неоновые рекламы открытых всю ночь заведений. На обрушенной местами стене, опоясывающей древний замок, она увидела с полдесятка людей, вооруженных камерами и телескопами, направленными в небо. Селина прислонилась лбом к стеклу. Теперь серебряный свет луны освещал ее всю — с ног до головы.

Серебро. Золото. Внизу были видны плавательный бассейн с подогревом, теннисный корт, домики для гостей, двор, заставленный «мерседесами», «бугатти» и «астон-мартинами». Богатство. Она всегда считала его само собой разумеющимся. Но все богатство ее семьи не могло сейчас помочь ей. Голова болела все сильнее. Селина отвернулась от окна. Если она хочет заснуть сегодня ночью, надо принять аспирин, несмотря на ее ненависть к таблеткам.

Селина подошла к шкафу и забросила шляпу на верхнюю полку, забитую яркими беретами, косынками и шалями. Затем расстегнула платье, сняла его через голову и повесила на плечики в соседнем отделении. Оставшись в тедди — короткой золотистой комбинации из шелка и кружев — всего на грамм веса, которую она купила в Милане за шестьсот долларов, — она наклонилась к обувному отделению гардероба и стала рыться в мешанине туфель и сапог, разыскивая сумочку. Где-то в ней наверняка завалялась пачка аспирина.

Наконец она отыскала большую сумку из ярко-розовой кожи, взяла ее и опустилась на кровать. Пальцы нащупали водительское удостоверение, билет на самолет, портмоне, темные очки, путеводитель, бейсболку болельщика клуба «Чикаго кабс», плитку шоколада «Тоблерон». Аспирина не было. Селина в отчаянии закрыла глаза.

С улицы раздались крики толпы, считавшей вслух бой часов:

— Шесть… пять… четыре… три… два… один! С Новым годом!..

С Новым годом…

Из глаз Селины полились слезы. Глупо реветь только потому, что ты не отыскала аспирин, но она не могла сдержать рыданий.

Как это похоже на нее: готова в момент сорваться и нестись на другой конец света, но не может обзавестись пачкой таблеток от головной боли.

Тут она заметила, что смех и возгласы на улице стихли, и вдруг раздался вопль, в котором смешались восторг и ужас.