Впрочем, воля его начала быстро слабеть, и его взгляд обратился на нее раз, другой, потом он начал посматривать на нее все чаще и чаще. Он без труда заметил ее усталость. Она потирала спину после долгого дня, проведенного в седле, по ночам беспокойно ворочалась на охапке соломы, когда им приходилось ночевать под открытым небом, вдали от постоялого двора или аббатства. Она лежала, не в силах заснуть от ноющей боли в мышцах. Он лежал в двух шагах от нее и тоже мучился бессонницей от боли, но совсем другого рода.

Поняв, что путешествие утомляет ее, он решил чаще делать остановки. За месяц они бы при обычной скорости уже достигли цели. Но сейчас до поместья де Вареннов оставалось еще пять дней пути. Если так пойдет дальше, то слуги доберутся до замка прежде господина.

Когда весь отряд проехал, Гастон дал шпоры Фараону и замкнул колонну. Он непроизвольно искал глазами жену. Она покачивалась, почти засыпая, в седле. Как бы он хотел снять ее с лошади и остаток пути нести на руках! Или хотя бы дотронуться до нее… Гастон так сильно сжал поводья, что кожаные ремни впились в его защищенные перчатками ладони. Он не касался ее с того самого утра, как они покинули замок. Ни пожатия рук, ни случайного прикосновения.

А он втайне надеялся на это, строил какие-то планы, рисовал все в своем воображении, пока его не охватывала лихорадка желания.

Селина вздохнула, плечи, закрытые плащом, поднялись и опустились. Она откинула капюшон, повернула голову вправо и прикрыла глаза от налетевшего порыва ветра. Гастон будто увидел, как ее пушистые ресницы коснулись бледно-розовых щек, губы чуть приоткрылись, и в свете последних лучей солнца волосы заиграли, как расплавленное золото. Волшебное видение продолжалось всего секунду, пока она вновь не стала смотреть вперед.

Но и этого времени хватило, чтобы его снова стали терзать те же вопросы, которыми он задавался во время бессонных ночей и на которые не было ответа.

Что ей было нужно, когда она нашла его в абрикосовом саду в вечер приезда Туреля? Она проявила мужество, выдавая планы своего хозяина, или в очередной раз обманула его?

Хотела ли она спасти его или заманить в хорошо подстроенную ловушку?

И что означали ее нервные припадки, которые случались с ней тем чаще, чем дальше они удалялись от замка? Болезнь или притворство?

Она так опутала его своими загадками, что он уже не мог понять, где правда, а где выдумка. Еще труднее было разобраться, когда он хочет вывести ее на чистую воду, а когда просто желает ее. В горле у него пересохло. Желание? Страсть? Ежедневно и ежечасно он строил оборонительный вал, чтобы защитить себя от этого чувства, мысленно стараясь не называть ее иначе, как «она» и «супруга». Он убеждал себя, что это обычная женщина, не лучше и не хуже любой из тех, кого он встречал раньше.

Но стоило ему на мгновение увидеть ее, как образы других женщин мгновенно тускнели, превращались в бледные обрывки зазывных улыбок, шелковистой кожи, мимолетных физических наслаждений.

С ней же все было по-другому. Глаза цвета штормового неба. Запах тимьяна, лаванды и роз. Лезущий всюду котенок. Необычного фасона шляпы. Гордо вздернутый подбородок.

Как она таяла от страсти в его объятиях, как смеялась в кухне его замка…

Она так глубоко проникла в его жизнь, что он уже не знал, где начинаются и где кончаются их взаимоотношения.

Он не знал, хочет ли, чтобы их отношения закончились. Ни одна женщина никогда не имела для него такого значения. Больше всего он хотел, чтобы она исчезла из его жизни. И больше всего хотел, чтобы она осталась с ним.

Только ради нее, только потому, что ему было невыносимо видеть, как она страдает от усталости, он решил остановиться в этом замке, который ему не хотелось больше никогда посещать… Как встретит его женщина, которая любит его еще меньше, чем собственная жена, — его невестка? Может и пустить стрелу в горло, если окажется не в духе. Спутанные темно-русые волосы миледи Аврил свободно спускались на плечи, делая ее моложе своих девятнадцати лет. Гастон нашел невестку, как и сказали слуги, в покоях. Она сидела у окна в любимом кресле Жерара.

Не двигаясь, юная вдова смотрела на вышивку, лежащую перед ней на коленях, хотя солнце уже давно село и в комнате было темно. Огонь в очаге едва горел.

По словам домашних, она сегодня не выходила из комнаты, но даже со своего места Гастон видел, что за целый день она не сделала больше нескольких стежков.

— Аврил… — тихо позвал он.

Она не ответила, словно не замечая его появления, и он не нашелся, что еще сказать. Стража и слуги были очень рады его приезду. Хозяйка все еще не могла оправиться после смерти своего мужа, почти ничего не ела, и они беспокоились за ее здоровье.

Тем более что она была беременна.

Гастона новость буквально ошеломила. Но сейчас он ясно видел, что живот невестки под тяжелыми складками платья заметно округлился. Камеристка сказала, что ребенок должен появиться примерно через три месяца.

Ребенок его брата!..

К горлу подкатил комок. Как он тогда думал? Жизнь в окружении смерти?

Входя в комнату, он ждал, что его встретит град упреков, но вид молчаливой, изнуренной женщины подействовал на него куда сильнее. Глядя на нее, он не узнавал в ней ту огненного темперамента девушку, которая привязала к себе брата.

— Аврил, — повторил он, сделав нерешительный шаг вперед, — почему ты?..

— Если ты спросишь, действительно ли это ребенок Жерара, клянусь Богом, я убью тебя.

Она не двинулась, даже не подняла глаз, но он остановился, как будто налетел на стену. Тем не менее ему стало легче. Хотя слова были произнесены еле слышно, но угроза, прозвучавшая в них, сразу напомнила ему прежнюю Аврил.

— Я не спрашиваю об отце ребенка, — успокоил он ее.

— Но ты ведь не будешь отрицать, что в первую очередь подумал именно об этом, мой дорогой деверь? Разве не ты требовал от меня забыть его? Найти другого мужчину?

— Я лишь советовал тебе вновь выйти замуж, — поправил ее Гастон. — Ради твоего же блага. Ты обдумала мое предложение, которое я сделал, когда мы виделись в последний раз?

— Нет. А ты обдумал мое предложение?

— Поскольку стою перед тобой, значит, я не отправился в преисподнюю гореть в вечном пламени.

В первый раз за время разговора она подняла на него глаза, в которых на мгновение сверкнула крошечная зеленая искра.

— Мое предложение остается в силе.

Гастон пытался сохранить спокойствие.

— Аврил, почему?..

— Ты пришел сказать мне, чтобы я убиралась из замка?

Он пошатнулся, как от удара. Неужели она считает его таким жестоким? Разве он может выбросить ее из дома? В ее-то положении?

— Нет, — раздраженно ответил он. — Я просто заехал сюда по дороге в отцовский замок. Это твой дом, и можешь оставаться здесь сколько хочешь. Я тебе уже говорил.

— Извини, милый деверь, за то, что я сомневаюсь. — Ее взгляд затуманился, и она отвела его, вновь уставившись на свою незаконченную работу. — Ведь тебе не впервой нарушать свое слово.

Обвинение, произнесенное тихим шепотом, громом взорвалось в его ушах. Она бередила незаживающую рану в его душе. Сжав кулаки, он с трудом загнал вспыхнувшую боль обратно.

— Почему ты не сообщила мне о ребенке?

— Не думала, что это тебя тронет.

Еще один удар, после которого он некоторое время даже не мог вздохнуть. В ее голосе не было иронии, обычная констатация факта. Почему она считает, что ее беременность безразлична ему? Она единственная из всей семьи осталась в живых. Неужели он так сильно обидел ее, когда предложил вновь выйти замуж и обеспечить свое будущее? Вполне разумное предложение. Аврил нужна опора, нужен кто-то, кто защитил бы ее.

— Не важно, как ты оценила мои чувства, — с упреком сказал Гастон, — но ты должна была сообщить мне. Я несу за тебя ответственность.

— Да, ты много раз напоминал мне об этом, милый деверь. Особенно когда требовал, чтобы я слушалась твоих приказов. — Она не отрывала глаз от вышивки и даже сделала один стежок. — Значит, нам можно остаться в замке?

— Я уже сказал. — Его терпение иссякло. — У меня три замка. Я же не могу жить сразу в трех!

— Тогда я останусь здесь. Где он. И я останусь одна. Я не собираюсь выходить замуж второй раз. Никогда.

Гастон возвел глаза к потолку. Богу недостаточно связать его с одной упрямой, не слушающей доводов разума женщиной. Он послал ему вторую. Чем он заслужил такое наказание?

— Аврил, — мягко сказал он, взяв себя в руки. — Ты плохо представляешь свое положение. Отсюда всего несколько часов до границы с Фландрией, и стычки там становятся с каждым разом все более серьезными. А если фламандцы пойдут войной? Ты окажешься на их пути, и замок станет для них привлекательной добычей. Что ты будешь тогда делать? Наденешь доспехи, выйдешь на стену и будешь защищаться?

Она молча опалила его изумрудным пламенем своего взгляда.

— Господи, помоги! — воскликнул он, проведя рукой по лицу. — С тебя станется!

— Мне уже приходилось защищать себя.

— Ради всех святых, ведь ты же женщина! Одинокая женщина. Тебе опасно здесь находиться — только не напоминай мне о своей искусной стрельбе из лука. Убить человека — вовсе не то же самое, что подстрелить куропатку.

— У меня есть люди. И я уверена, братец, что и ты не откажешься защитить меня. Ведь если речь идет о том, чтобы убивать, жечь, разрушать, трудно найти человека с большим опытом, чем у тебя.

Гастон еле сдерживался.

— Твои люди — это не муж, который и присмотрит за твоими землями, и обеспечит тебе безопасную жизнь. Я нахожусь в пяти днях пути от тебя. Я еще не успею получить сообщения о приближении фламандцев, как весь твой замок будет лежать в руинах.

— Я не выйду вновь замуж, — просто сказала Аврил.

Под ее спокойным взглядом он чувствовал себя неразумным ребенком и от этого еще больше злился. Надоело доказывать, что женщина нуждается в мужчине для защиты от враждебного окружающего мира. Он решил изменить тактику: