Наверное, считает себя милым и очаровательным.

— Эм… Нет, знаете, мне нужно возвращаться к работе.

— Может, тогда в другой раз?

Не пойму: он думает, что я стесняюсь и скромничаю?

— Я замужем, — обрубаю я, пытаясь закончить разговор. Не знаю, говорю ли я это,

потому что так и считаю, или потому что хочу отделаться от парня, как когда-то говорила:

«Вряд ли моему парню это понравится», когда была одна и ко мне клеились бездомные

мужики у магазинов.

— Оу. Простите. Я не… я не ожидал.

— Бывает, — отвечаю я, показывая ему руку с кольцом.

— Что ж... — смеется он, — если у вас с мужем не склеится…

И в этот момент я его бью.

Удивительно, какое удовольствие мне доставляет ощущать, как кулак проходится

по его лицу, видеть, как из носа течет тонкая струйка крови.

Нельзя бить людей по лицу. В особенности нельзя этого делать на рабочем месте. И

уж тем более, когда ты работаешь в госучреждении. А тут человек, которому ты вмазал,

ведет себя как ребенок и настаивает на том, чтобы вызвали полицию. И когда приезжают

полицейские, мне нечего им сказать в свою защиту. Парень меня не бил. Не запугивал. Не

грубил. Он не делал ничего, что могло бы спровоцировать мою агрессию. То есть, я

набросилась на него без причины. Поэтому, как бы позорно это ни было, меня

арестовывают. Нет, на меня не надевают наручники. А один полицейский даже, кажется,

считает всё это забавным. Просто если копов вызывают, потому что ты дал кому-то по

морде, и по их прибытию ты признаешь: «Да, офицер, я ударил этого человека», то они по

крайней мере должны забрать тебя «для разбирательства» в участок. Один из полицейских

усаживает меня на заднее сидение патрульной машины, напоминая пригнуть голову,

чтобы избежать удара. Когда он закрывает дверцу и идет садиться на переднее сидение, из

библиотеки выходит мистер Каллахан и встречается со мной взглядом. Наверное, мне

должно быть стыдно. Но мне всё равно. Я гляжу на мистера Каллахана через стекло, и его

губы вдруг изгибаются в улыбке. А улыбка медленно переходит в смех — в смех, в

котором шок смешивается с уважением, или даже гордостью. Машина трогается, и

мистер Каллахан озорно показывает мне поднятый вверх большой палец. Я обнаруживаю,

111

что и сама улыбаюсь. Похоже, я всё-таки помню, как это делать. Нужно лишь приподнять

уголки губ.

В полицейском участке копы оформляют мое задержание, забирают у меня вещи и

закрывают в камере, после чего разрешают позвонить одному человеку. Я звоню Анне.

— Ты где? — потрясенно спрашивает она.

— В полицейском участке. Мне нужно, чтобы ты пришла и поручилась за меня.

— Ты ведь шутишь?

— Я серьезна как никогда.

— Что ты натворила?

— Дала по роже парню в библиотеке, где-то между секциями 972.01 и 973.6.

— Ладно. Уже еду.

— Погоди. Ты не хочешь узнать, почему я врезала ему?

— А это имеет значение?

* * *

Кажется, что до приезда Анны проходят часы, но думаю, что на самом деле она

приехала довольно быстро. Она подходит к моей камере и… ахах, каким лешим меня

сюда занесло? С ней арестовавший меня офицер. Он говорит, что пока я свободна и что

посмотрим, потребует ли потерпевший возбуждать против меня дело.

Мы выходим из участка, и Анна протягивает мне мои вещи. У меня случившееся

вызывает смех, но подруга не находит ситуацию забавной.

— В свою защиту могу сказать, что мистера Каллахана произошедшее тоже

рассмешило, — говорю я.

— Того старика? — поворачивается ко мне Анна.

Он не какой-то там старик.

— Забудь, — отвечаю я.

— Я позвонила Сьюзен, — ошарашивает меня подруга.

— Что?

— Я позвонила Сьюзен.

— Зачем?

— Затем, что ситуация вышла из-под контроля. Я не знаю, что делать.

— Поэтому ты настучала моей маме?

— Она не твоя мама, — поправляет меня Анна.

— Знаю. Но ты поняла, что я имела в виду. Ты не хочешь иметь со мной дела,

поэтому вовлекаешь меня в неприятности?

— Тебе не кажется, что ты сама вовлекаешь себя в неприятности?

— Он вел себя как говнюк, Анна.

Подруга молча смотрит на меня.

— Правда! А откуда у тебя вообще ее номер?

— Он забит в твоем мобильном, — объясняет она мне, как тупой.

— Ладно. Забыли. Прости, что побеспокоила тебя.

— Сьюзен будет у тебя через час.

— Она приедет ко мне домой? Я работаю до пяти.

— Что-то подсказывает мне, что на работу ты сегодня возвращаться не захочешь.

Мы садимся в ее машину, и она подвозит меня до моего автомобиля. Я выхожу и

благодарю ее еще раз за то, что она вытащила меня из участка. Говорю, что сожалею, что

со мной так сложно, и что я ей обязательно за это отплачу.

— Я же просто волнуюсь за тебя, Элси.

— Я знаю. Спасибо.

Я еду домой и жду стука в дверь.

Сьюзен стучит, и я ей открываю. Она ничего не говорит. Просто смотрит на меня.

112

— Простите, — говорю я. Не знаю, почему я извиняюсь. Я ей ничего не должна, из

участка она меня не вызволяла.

— Тебе не за что извиняться передо мной, — отвечает она. — Я просто хотела

удостовериться, что с тобой всё в порядке.

— Всё хорошо.

Сьюзен проходит в гостиную, скидывает туфли и ложится на диван.

— Что случилось? — спрашивает она.

Устало вздохнув, я сажусь рядом.

— Этот парень пригласил меня на свидание. Я отказала, но он не отставал, и тогда

я сказала, что замужем…

— Почему ты так сказала?

— А?

— Я постоянно говорю всем, что замужем, но делаю это из неправильных

побуждений. Я делаю это для того, чтобы чувствовать себя замужней. Мне не хочется

вслух произносить, что я не замужем. Ты сказала так из этих же побуждений?

— Нет. Как бы это объяснить… — Я умолкаю, задумавшись, а потом замечаю: — Я

действительно замужем. Я не развелась с Беном. Наш брак не закончен.

— Но он закончен.

— Ну… нет. Мы не заканчивали его.

— Он закончен.

Почему все вдруг принялись учить меня жизни? Почему я не могу вести себя так,

будто всё еще нахожусь замужем? Почему все не отвяжутся от меня, в конце концов?

— Если я… — я замолкаю, не уверенная в своих собственных оправданиях.

— Продолжай, — побуждает меня Сьюзен. Такое ощущение, что она знает, что я

собираюсь сказать, когда я и сама этого не знаю.

— Если мы перестали быть женаты с его смертью…

Сьюзен ждет, когда я закончу свою мысль.

— Тогда мы почти и не были женаты.

— Так и думала, что ты скажешь именно это, — кивает Сьюзен.

У меня невольно опускаются уголки губ.

— Кому какое дело? — заявляет вдруг она.

— Что?

— Кому какое дело, что вы почти и не были женаты? Это же не значит, что ты

меньше его любила.

— Да, но…

— Что?

— До свадьбы мы встречались всего каких-то полгода.

— И?

— Ну, женитьба — то, что отличает Бена от любого другого парня. Она доказывает,

что он… был любовью всей моей жизни.

— Ничего она не доказывает, — возражает Сьюзен, и я ошеломленно смотрю на

нее. — Свидетельство о браке — это всего лишь бумажный лист. Лист, которого, кстати, у

тебя даже нет. Так что заключение брака совершенно ничего не значит.

— Оно значит всё!

— Послушай меня. Оно ничего не значит. Неужели ты думаешь, что десять минут,

проведенных с Беном в комнате для заключения браков, определяет то, что вы значили

друг для друга? Нет, не определяет. Ты это определяешь сама. Твои чувства это

определяют. Ты любила его. Он любил тебя. Вы доверились друг другу. Вот что ты

потеряла. И неважно, кем Бен при этом звался: твоим мужем или бойфрендом. Ты

потеряла любимого человека. Потеряла будущее, которое должно было у тебя быть.

— Да, — соглашаюсь я.

113

— Я была со Стивеном тридцать пять лет, прежде чем его потеряла. Думаешь, у

меня больше прав на то, чтобы испытывать боль от этой потери?

Мой ответ — «да». Я действительно так считаю. И меня это страшно пугает. Я

чувствую себя незрелой девчонкой, какой-то притворщицей.

— Не знаю, — отвечаю я.

— А я знаю. И это не так. Любовь — это любовь. Ее потерю ты переживаешь как

самую дерьмовую катастрофу в мире.

Я киваю.

— Потеряв Стивена, я потеряла не только любовь, но и человека, к которому была

сильно привязана. У тебя не было столько времени, сколько было у меня, чтобы

привязаться к любимому мужчине. Но привязанность и любовь — две совершенно разные

вещи. Мое сердце было разбито, и я не понимала, как существовать без Стивена. Я не

помнила саму себя, ту, какой я была до него. Но ты… ты жила с Беном только последний

год. Ты можешь вспомнить, как жить без него. Ты можешь сделать это быстрее меня. Но

любовь… боль от ее потери никогда не пройдет. Она навсегда поселится в твоем сердце.

И со временем лишь слегка утихнет.

— Просто я была с ним так мало времени. — Мне так тяжело об этом говорить.

Тяжело, потому что я усиленно стараюсь не опускаться до самобичевания, а заводить об

этом разговор — всё равно что открыть дверь в шкафчик с запертой жалостью к себе и