— Я понимаю.

— Ничего тут не поможет. И уж тем более — какая-то гребаная книга.

Моя работа — книги, сбор информации. Я строила свою карьеру, веря в то, что

слова на прошитых и оформленных страницах помогают людям. Что они показывают

людям жизнь, которой те не видели, рассказывают им о них самих и помогают расти над

собой. И вот она я. В самый тяжелый период своей жизни отвергаю помощь того, во что

всегда верила.

Я ухожу из книжного.

Я бреду по потрескавшемуся тротуару улиц. По дорогам в округе. Пересекаю

большие перекрестки. Жду у светофоров. Снова и снова нажимаю на переходах кнопки

для переключения сигнала. Избегаю взглядов прохожих. Мне становится жарко. Я

снимаю кофту. Замерзнув, я снова ее надеваю. Я перехожу через возникшую на дороге

пробку, виляя между машинами, и каким-то образом вдруг оказываюсь прямо перед своим

домом и смотрю на свою дверь. Я не знаю, как долго я шла. Не знаю, как долго я плакала.

У двери что-то лежит, и у меня возникает мысль, что, возможно, это брачное

свидетельство. Подбежав, я разочарованно вижу, что это всего лишь Лос-Анджелес таймс.

Поднимаю газету и осознаю, что после случившегося совершенно не знаю, что

происходит в мире. Первое, что я замечаю: дату. Двадцать восьмое число. Это

невозможно. И в то же время это вряд ли ошибка. Сомневаюсь, что Лос-Анджелес таймс

неправильно напечатали дату и это увидела только гениальная я. Все дни смазались,

слились в единое целое, перетекая один в другой. Я даже подумать не могла, что уже

конец месяца. Мои месячные должны были прийти несколько дней назад.

МАРТ

— Ты — богиня, — выдохнул он, лежа на спине, влажный от пота и взъерошенный.

— Ну тебя, — отозвалась я.

В голове царила легкость, в теле — приятная усталость. На лбу и над верхней губой

ощущались капельки пота. Я вытерла их, но тут же почувствовала новую влагу. Я

повернулась к Бену. Обнаженная кожа всё еще была сверхчувствительной, и я ощущала

каждый миллиметр тела Бена, к которому прикасалась — даже если слегка.

Мы некоторое время молчали. Бен взял мою руку, и, переплетя мои пальцы со

своими, положил ее на свой живот. Я прикрыла веки и задремала. Разбудило меня

похрапывание Бена, и я спохватилась, что нечего нам дрыхнуть посреди дня. Мы хотели

посмотреть фильм и сходить на ужин. Я встала и открыла окно. Холодный воздух тут же

прогнал духоту и развеял сонное царство.

— Оу, зачем ты открыла его? — простонал Бен.

Я подошла к нему и сказала, что мы и так немало проспали. Он затащил меня

обратно в постель и положил голову мне на грудь.

— Признаюсь: я безумно рад этому твоему противозачаточному кольцу, —

проговорил он, окончательно проснувшись. — Мне совершенно не о чем беспокоиться. И

запросто можно после секса уснуть.

Я засмеялась. Поспать Бен любил, и его счастье немало зависело от удовлетворения

этой потребности.

— Оно тебе не мешается? — спросила я.

76

— Нет, совсем нет, — помотал он головой. — Его будто и нет, если честно.

— Точно. Но оно есть.

— Точно, — повторил Бен за мной.

— Однако теперь я что-то заволновалась.

— Из-за чего?

— Ты совсем его не чувствуешь? Что, если оно выскочило или еще что случилось?

Бен сел в постели.

— Как оно могло выскочить? Это же нелепо.

Он прав. Действительно, нелепая мысль. Но я, на всякий случай, решила проверить.

— Подожди тут.

Я прошла в ванную и закрыла дверь. Села на корточки и прощупала внутри, но…

кольца не было.

Сердце бешено заколотилось, щеки опалило. Казалось, я очутилась в парилке. Руки

задрожали. Слова не шли изо рта. Я онемела. Вскоре в дверь постучал Бен.

— Ты там в порядке?

— Мм…

— Можно мне войти?

Я открыла дверь, он увидел мое лицо и сразу всё понял.

— Его там нет?

Я покачала головой.

— Не знаю, как это возможно. Не понимаю!

У меня было такое ощущение, словно я разрушила жизнь и ему, и себе. Из глаз

брызнули слезы.

— Прости меня, Бен! Прости! Я не понимаю, как такое могло случиться! Это не…

Я следовала инструкции и сделала всё, как надо! Не знаю, как оно могло выпасть! Я не

понимаю, не понимаю!

Бен обнял меня. Он уже успел надеть трусы, а я всё еще была голой.

— Не страшно, — сказал он. — Мы что-нибудь придумаем.

Когда мужчина в таких случаях говорит, что что-нибудь придумает, он говорит об

аборте.

— Нет, Бен, я не сделаю этого. Я не смогу! Не тогда, когда это… твой ребенок.

Бен засмеялся, что было очень странно, потому что в возникшей ситуации не было

ничего смешного.

— Я не это имел в виду. Совсем не это. И я согласен с тобой. Мы этого не

сделаем.

— О. Тогда что ты имел в виду?

— Ну, мы же не знаем, как давно оно выпало, верно?

Я смущенно помотала головой. Вина была полностью на мне. Как я могла так

сплоховать?

— Значит, ты можешь принять противозачаточную таблетку. Ту, что пьют на

следующий день после секса. Но если ты забеременела несколько дней назад, то это не

поможет.

— Ты прав.

— И если в следующем месяце окажется, что ты забеременела, тогда я возьму тебя

за руку и приведу в суд — тот, что напротив моей работы. Мы получим разрешение на

брак, и я в ту же секунду, прямо перед судьей, женюсь на тебе. Брак не пугает меня. Меня

пугают памперсы. А совместная жизнь с тобой не пугает ни капли. Поверь, я не хочу

сейчас ребенка. Мы не можем себе его позволить. У нас недостаточно денег.

Недостаточно времени. Но клянусь твоей замечательной попкой, что если ты беременна,

то мы придумаем, как нам со всем этим справиться, и мы справимся! А потом,

оглянувшись назад, скажем, что потеря кольца — самое прикольное, что с нами

77

случилось. Так что не плачь. И не переживай. Чему быть, того не миновать. Я здесь, с

тобой. Я никуда не уйду. Мы вместе, и у нас всё будет замечательно.

Никто и никогда не говорил мне подобного, и я не знала, что на это ответить.

— Тебе подходит такой расклад? — спросил Бен. — Я должен быть уверен, что ты

чувствуешь то же, что чувствую я.

Я кивнула.

— Хорошо. Но знай: я надеюсь, что ты не беременна, потому что… — он

рассмеялся, — я не готов стать отцом.

— Я тоже, — ответила я и поправилась: — Стать мамой. — Мы немного

помолчали. — Когда у тебя закончится срок аренды квартиры?

— Я плачу помесячно, — улыбнулся Бен.

— Мне кажется, тебе пора переехать сюда.

— Я думал, ты никогда этого не скажешь.

После этого мы как два дурошлепа снова занялись сексом.

ИЮНЬ

Я сижу в ванной, не зная, что делать. Месячные не пришли. И я впервые со смерти

Бена взволнована. Испугана. Взбудоражена.

Что, если я беременна? Может быть, моя жизнь с Беном не кончена? Может быть,

Бен здесь. Живет во мне. Может быть, наши отношения не останутся призраком

прошлого. Что, если они породили нечто осязаемое? Что, если Бен вскоре снова будет

жить и дышать?

Я бегу в аптеку, расположенную в том самом магазине, куда Бен поехал на

велосипеде за хлопьями. Обычно я обхожу эту улицу и этот магазин стороной, но сейчас

мне нужно убедиться. Нужно как можно быстрее узнать, реально ли то, на что я надеюсь.

Я понимаю, что рождение ребенка ничего не решит, но оно уймет мою боль. Мне станет

легче. Ведь это будет значить, что Бен не ушел из моей жизни полностью и окончательно.

Надежда жжет меня изнутри, побуждая бежать не в обход, а прямиком в магазин.

Я достигаю перекрестка, на котором потеряла Бена, перекрестка, раздробившего

мое длинное счастливое путешествие под названием жизнь на череду невыносимо

мучительных дней, часов и минут. Пересекая пешеходный переход, я слышу тихий хруст

под ногами, но боюсь взглянуть вниз. Если я увижу Фрути-пеблс, то, наверное, рухну

прямо на дороге, желая, чтобы меня переехали машины, а я сейчас не могу себе этого

позволить. Может быть, внутри меня растет маленькая жизнь.

Я вбегаю в магазин и проношусь мимо продовольственного отдела. Я знаю, что это

последнее место, в котором побывал Бен. Знаю, что он стоял в этом проходе, выбирая

коробку с хлопьями. Не могу туда смотреть. Я направляюсь в отдел с аптечными

препаратами и беру четыре упаковки тестов на беременность. Спешу к кассе и

нетерпеливо постукиваю ногой, стоя в очереди, продвигающейся медленно и с

перерывами.

Когда доходит очередь до меня, я оплачиваю покупку, догадываясь, о чем думает

кассир, видя женщину моего возраста, набравшую кучу упаковок с тестами на

беременность. Вероятно, он думает, что понимает что к чему. Нет, не понимает. Никому и

никогда этого не понять.

Бегом вернувшись домой, я мчусь в ванную. Я нервничаю и совсем не хочу в

туалет, поэтому мне не сразу удается пописать на полоски — для уверенности, я

использую сразу две. Еще две убираю — вдруг они понадобятся мне потом.