сюда с полными и пустыми подносами бегают официанты. Анна таскает с одного из

подносов финики, завернутые в бекон.

— Я сделала это, — докладываю я.

Она одобрительно хлопает о мою ладонь своей.

— Когда ты ела в последний раз? — спрашивает подруга, жадно поглощая финики.

Мне вспоминаются блины. Если я скажу ей правду, то она насильно накормит меня

закусками.

— О, совсем недавно, — отвечаю я.

— Врешь, — замечает Анна, и останавливает проходящего мимо нее официанта с

креветками.

Я морщусь.

— Нет! — наверное, слишком резко возражаю я. — Никаких креветок.

— Финики? — протягивает мне подруга свою салфетку с двумя из них.

Они большие, в толстом беконе, липкие от сахара. Вряд ли я смогу это засунуть в

себя. Но потом я вспоминаю о куче закусок из морепродуктов и понимаю, что финики —

наилучший вариант. Поэтому я беру и съедаю их.

Они. Невероятно. Вкусные.

Мне вдруг хочется еще. Еще сахара. Еще соли. Еще жизни. Я говорю себе: ты

больная, Элси! Бен мертв. Не время предаваться чревоугодию.

Я сообщаю Анне, что ненадолго отойду, и поднимаюсь на второй этаж — подальше

от еды и поближе к зеркалу в гостевой ванной. Умом я понимаю, куда направляюсь, но

иду туда не совсем осознанно. Меня словно тянет туда какая-то сила. Поднимаясь по

лестнице, я слышу бубнеж голосов. В гостевой ванной тоже собрался народ. Все идут

посмотреть на зеркало. Я не поворачиваю в коридоре и не захожу в ванную комнату. Так

и стою наверху лестницы, не зная, что делать. Я хочу побыть у зеркала в одиночестве.

Мне невыносимо будет видеть написанное рукой Бена при посторонних.

Мне спуститься вниз? Вернуться сюда позже?

— Ее надгробная речь была убедительной, — доносится до меня мужской голос.

— Знаю. Я и не говорю, что она была неубедительной, — горячо отвечает другой

— высокий и женский.

— О чем вы? — раздается третий голос, подвыпивший. У его обладательницы,

скорее всего, и сейчас бокал в руке. Она явно не прочь посплетничать.

— О вдове Бена, — отвечает ей женщина.

— Ах да. Какой скандал! — реагирует обладательница третьего голоса. — Они же

были женаты меньше двух недель?

— Да, — подтверждает мужчина. — Но мне кажется, Сьюзен ей верит.

70

— Нет, я знаю, что Сьюзен ей верит, — говорит женщина. — И я тоже ей верю. Я

всё понимаю. Они на самом деле были женаты. Я о том, что ты же знаешь Бена, знаешь,

как сильно он любил свою мать. Разве он не рассказал бы ей об этом, если бы всё было

действительно серьезно?

Я медленно и неслышно отступаю, не желая быть услышанной и не желая слышать,

что последует за этим. Спустившись вниз к Анне, я ловлю взглядом свое отражение в

одном из зеркал. И впервые не вижу себя. Я вижу женщину, которую видят все вокруг,

женщину, которую видит Сьюзен: дурочку, считавшую, что она всю свою жизнь проведет

с Беном Россом.

ФЕВРАЛЬ

В тот вечер четверга мы с Беном страшно устали. Я целый день в библиотеке

занималась подготовкой проекта с демонстрацией документов периода администрации

Рейгана. Бен долго спорил со своим начальником о том, каким должен быть логотип

фирмы, созданием которого он занимался. Никто из нас не хотел готовить ужин. Мы

вообще ничего не хотели делать, кроме как поесть и лечь спать.

Мы пошли в кафе на углу дома. Я заказала спагетти с соусом песто, Бен — сэндвич

с курицей. Мы уселись на открытом воздухе за шатким столиком на шатких стульях и ели,

дожидаясь наступления времени, когда можно будет завалиться в постель.

— Мне сегодня звонила мама, — сказал Бен, вытаскивая из своего сэндвича

красный лук и выкладывая его на вощеную бумагу.

— О?

— Знаешь… наверное, я настолько вымотан еще и из-за того, что так и не рассказал

ей о тебе.

— Если ты переживаешь из-за меня, то не стоит. Я своим родителям тоже о тебе

пока не рассказала.

— Это не одно и то же, — ответил он. — Мы с мамой очень близки. Я всё время

болтаю с ней, просто почему-то не хочу говорить ей о тебе.

К этому временя я уже была достаточно уверена в том, что владею сердцем Бена,

чтобы понять, что дело не во мне.

— Что, по-твоему, мешает тебе это сделать? — спросила я, доедая спагетти.

Водянистые и невкусные.

Бен положил сэндвич на тарелку и вытер с ладоней муку. Откуда, елки-палки, на

дорогих «деревенских» сэндвичах мука?

— Не знаю. Думаю, частично то, что она, конечно, будет счастлива за меня, но и

забеспокоится… эм…

— Забеспокоится? — А вот теперь я начала сомневаться, не во мне ли дело.

— Я неверное слово подобрал. После смерти отца я проводил с мамой много

времени.

— Это естественно.

— Да. Я волновался за нее. Хотел, чтобы с ней был кто-то рядом. Чтобы она не

была одна.

— Конечно.

— А потом, время шло, и я решил, что ей нужно дать шанс самой встать на ноги.

Встретить другого мужчину, начать новую жизнь. Ну, знаешь, так сказать, покинуть

родительское гнездо.

Я тихо хмыкнула, рассмеявшись в душе. Какой еще сын будет помогать своей маме

покидать родительское гнездо?

— Но она не сделала этого.

71

— Мы все разные, Бен.

— Знаю. Но прошло уже три года, а она всё еще в том доме, одна. После смерти

отца мама занялась переделкой внешнего вида дома. Может, хотела чем-то себя занять?

Не знаю. Она получила деньги по страховому полису. Закончив с домом, она принялась

за передний двор. Как будто не могла остановиться. Как будто должна была ежесекундно

быть чем-то занята. Но она почти ничего не изменила внутри дома. Там всё так же, как

было при отце. Везде его фотографии. И она всё еще носит обручальное кольцо. Она не

хочет двигаться дальше.

— Хм.

— Боюсь, то, что я встретил тебя — потрясающую девушку, идеальную для меня…

боюсь, мама слишком тяжело это воспримет. Боюсь, она почувствует себя брошенной

или… посчитает, что я спешу… В доме не осталось ничего, что бы она могла изменить. И

у меня такое чувство, будто она вот-вот… сломается, — горько закончил он.

— Ты чувствуешь, что должен застрять на одном месте, потому что на одном месте

застряла она? Или что ты должен держать ее в стороне от наших отношений, пока она не

вернется к нормальной жизни?

— Что-то вроде того. Почему-то мне кажется, что если я расскажу маме о том,

какие у нас с тобой прекрасные отношения, она не готова будет это принять.

— Я не совсем понимаю, почему ты всё так драматизируешь. Ну, ты же встречался

с другими девушками до меня.

— Не с такими, как ты, Элси. Ты другая.

Я не ответила на это. Просто смотрела ему в глаза и улыбалась.

— В общем, — Бен снова принялся за сэндвич, — когда я расскажу маме о тебе, всё

будет очень серьезно, потому что у нас с тобой серьезные отношения, и я не знаю… Я

боюсь, что она решит, что я ее бросил. Что она мне больше не нужна, и меня теперь не

будет рядом.

— Значит, ты будешь держать меня в секрете? — спросила я, напрягшись и

надеясь, что неправильно его поняла.

— Пока, — ответил он. — Я сущее дите, боящееся собственной мамы. Если ты не

против, то я бы пощадил сейчас ее чувства.

— О. Ладно, — согласилась я и тут же добавила: — Но это же не навсегда? Ты

потом расскажешь ей о нас. — Я не задала последней фразе вопросительный тон, но, тем

не менее, это был вопрос.

— Конечно! — кивнул Бен, дожевывая сэндвич. — Когда наступит подходящий

момент. Я знаю, что тогда она будет в восторге.

Он скомкал салфетку, бросил ее в урну и промахнулся. Засмеялся, пошел к урне,

поднял смятую салфетку и выкинул ее. К тому времени, как он взял меня за руку и повел

домой, я уже могла посмотреть на ситуацию его глазами.

— Спасибо, Элси. За понимание и за то, что не считаешь меня дебильным

маменькиным сынком.

— Ты боишься не того, что твоя мама разозлится на тебя, — ответила я. — Если бы

ты боялся именно этого, то тогда и был бы маменькиным сынком. Ты боишься ранить ее

чувства. Ты чуткий и деликатный. И это одна из причин, почему я тебя люблю.

— Вот потому ты и самая классная девушка на свете, что понимаешь это и любишь

меня за это.

Бен обнял меня одной рукой и поцеловал в висок. Так, в обнимку, мы и шли

неуклюже по улице, так как по другому идти в такой близости не получалось.

* * *

Придя домой, мы почистили зубы и умыли лица, не мешаясь друг другу у

раковины. Сняли джинсы. Бен стащил с себя футболку и молча протянул ее мне — так

72

естественно, будто это уже успело войти у него в привычку. Я взяла ее и натянула на себя.

Бен включил прикроватную лампу и достал книгу с магом на обложке. Устроившись в

постели рядышком, я положила голову ему на плечо.

— Хочешь почитать? — спросила я.

— Немного. Пока мозги не отключатся. — Бен опустил книгу и взглянул на меня.

— Хочешь, я тебе почитаю? — предложил он.

— Давай, — согласилась я. Какой прекрасный способ уснуть!