подрагивает.

Я натыкаюсь взглядом на зеркало и вспоминаю, почему оказалась здесь. На полу, в

полдень пятницы, во всем черном. Бена больше нет. И ненавижу себя за свой смех.

Ненавижу за то, что забыла — пусть всего лишь на десять секунд — мужчину, которого

потеряла.

Анна сразу улавливает смену моего настроения. Перерыв в нашем горе закончился,

и я снова нуждаюсь в поддержке. Она поднимается с пола, отряхивает попу и подает мне

10 Макабрический — [фр. macabre — погребальный, мрачный] — ужасный, страшный, жуткий, чудовищный,

кошмарный. М. танец — танец скелетов, представляемый как аллегория в живописи и ваянии

средневековья. Ит., исп. macabro — жуткий.

62

руку. Я неуклюже встаю — так, что подруга видит мое нижнее белье, — хотя стараюсь

подняться как леди. Даже не так. Как вдова. Вдовам подобает держаться еще с большим

достоинством, чем леди. Вдовы не светят своим нижним бельем ни перед кем.

Что может быть дерьмовей этого?

Мы с Анной отправляемся в Лос-Анджелес жарким утром. В округе Ориндж

становится еще жарче. Еще потливее и противнее во всем. В Южной Калифорнии всегда

теплее, чем во всей стране, но и влажность должна бы быть поменьше. Однако в это

июньское утро тут печет как в аду, а я вся в черном.

Мы не опоздали, но и не приехали рано. Во всяком случае, не так рано, как

полагается приезжать жене покойного. Сьюзен наблюдает за тем, как я иду к могиле. Она-

то, вероятно, прибыла чуть ли не на час раньше. Мне хочется объяснить ей, что я

припозднилась, потому что почти передумала ехать сюда, потому что отказывалась сесть

в машину. Потому что, бросившись на газон перед домом, призналась Анне, что искренне

верю в то, что если поеду на похороны Бена, то он никогда ко мне не вернется. Я заявила

ей, заливаясь черными от туши слезами, что хочу остаться дома и ждать. «Я не могу его

бросить», — твердила я, словно мое присутствие на похоронах будет предательством, а не

почтением его памяти.

Мы приехали вовремя только потому, что Анна подняла меня с земли, посмотрела

мне в глаза и произнесла: «Он никогда не вернется. Поедешь ты сейчас на похороны или

нет. Садись в машину. Это последнее, что ты можешь сделать вместе с ним».

Сейчас Анна стоит рядом со мной, одетая в черный брючный костюм. Рискну

предположить, что она оделась так, чтобы не затмевать сегодня меня, как будто это — моя

свадьба. На Сьюзен черные кофта и юбка. Она окружена молодыми мужчинами в черных

костюмах и несколькими женщинами постарше в черных или темно-синих платьях. Мы

стоим на траве. Шпильки моих туфель погрузились в землю. Такое ощущение, будто меня

засасывает трясина. Любое движение ног сопровождается вытаскиванием шпилек из

земли, вскапывающих ее наподобие мини-лопаток. Разрыхляющих кладбищенскую

землю.

Я слышу голос пастора. Слышу, но не разбираю слов. Наверное, этот же пастор

проводил службу, когда несколько лет назад хоронили отца Бена. Я не знаю, к какой

конфессии он относится. Не знаю, какой религии придерживается Сьюзен. Я знаю лишь

то, что пастор вещает о жизни после смерти, в которую я не то чтобы верю, о боге,

которому я не доверяю. Я стою с опущенной головой, украдкой поглядывая на

незнакомых вокруг людей. Мне и в голову не приходило, что я буду присутствовать на

похоронах своего собственного мужа — Бена или того, кого воображала себе до встречи с

ним. Но если бы приходило, то вряд ли бы я представляла на этих похоронах незнакомых

мне людей.

Я обвожу взглядом предположительных дядюшек и тетушек, двоюродных братьев

и сестер, соседей. Я бросаю попытки угадать кто из них кто, потому что, гадая, чувствую

себя так, словно совсем не знала Бена. Но я знала Бена, просто с этой частью его жизни

еще не была знакома.

Моя сторона собравшихся выглядит как студенческая братия на школьном балу.

Это друзья Бена и его сосед по квартире. Молодые парни, в гардеробе которых есть всего

один приличный костюм, которые каждый вечер ужинают пиццей и допоздна играют в

видеоигры. Таким был Бен, такими парнями он себя окружал. Хорошо, что они сейчас

здесь, какими бы безличными и безымянными не ощущались в этой толпе.

Анна — единственная присутствующая здесь женщина моего возраста. Бен не

водил особо дружбы с девушками, а его бывшие подружки тут были бы некстати. Кое-кто

из моих приятельниц, тех, что знакомы с Беном или ходили вместе с нами на свидания,

предложили прийти на похороны. Я попросила Анну передать им: «Спасибо, но нет». Как

мне вести себя с ними в такой ситуации? Как исполнять обязанности хозяйки там, где я

ощущаю себя гостем?

63

Пастор замолкает. Я понимаю, что настала моя очередь говорить, и чувствую

облегчение, когда он жестом передает слово Сьюзен.

Подойдя к краю могилы, свекровь открывает папку. Мне тоже нужно было

принести такую? Я почти не подготовилась. Мне было так тяжело, так муторно думать об

этом, что я и не думала. Я не подготовила речь, решив, что сочиню ее на ходу. Ничего нет

хуже того, чтобы лежа в постели думать о том, что произнести над мертвым телом своего

мужа. Во всяком случае, так я считала, пока не увидела подготовленную Сьюзен

идеальную папочку. Свекровь не плакала над ней и не терзала ее. Не скручивала и не

загибала в беспокойстве углы. Эта папка — прямая как доска. Уверена, слова на бумаге в

ней даже не написаны от руки. Уверена, они напечатаны.

— Хочу сначала поблагодарить всех присутствующих здесь. Вряд ли кто-то из вас

хотел именно так провести это субботнее утро. — Она посмеивается над своими словами,

и мы подфыркиваем в ответ, чтобы она могла продолжать. — Кто-то из вас был со мной

несколько лет назад, когда мы с Беном поминали Стивена, и я тогда говорила, что Стивен

хотел бы, чтобы мы наслаждались тем днем. Хотел бы, чтобы мы улыбались. Я знала это

совершенно точно, потому что мы с ним говорили об этом перед его смертью. Мы лежали

вместе в больнице, зная, что лучше ему уже не станет, что его конец близок, и он сказал

мне то, что впоследствии передала вам я: «Пусть будет весело, Сьюзи. У меня была

веселая жизнь, пусть и похороны будут веселыми». Я не смогла разделить с Беном его

последние мгновения. — Ее лицо сморщивается, и она опускает взгляд. Затем вновь

обретает самообладание. — Но он во многом походил на отца, и могу заверить вас, Бен

хотел бы того же. Он радовался жизни и мы должны сделать всё возможное, чтобы найти

радость в его смерти. Это нелепо и болезненно для нас, но я обещаю, что попытаюсь этот

день превратить в празднование того, каким Бен был. Я благодарю бога за каждый день,

проведенный с сыном, за каждый проведенный с ними обоими день. Мы можем горевать о

том, что Бен ушел, но я пытаюсь, я выбираю, я… — Она горько смеется. — Я стараюсь

думать о проведенном с ним времени, как о божественном подарке. Да, оно было коротко,

но вместе с тем и бесценно. — Наши с ней глаза на мгновение встречаются, после чего

она смотрит в листок. — Не имеет значения, сколько дней мы с ним провели, все они

были подарком. И в духе праздника я хочу рассказать вам одну из моих любимых историй

с Беном. Ему было восемнадцать, он собирался в университет. Как многим из вас

известно, он поступил в университет, расположенный всего в паре часов от дома, но так

далеко он еще никогда от меня не уезжал, и я была в ужасе. Мой единственный сын

покидает дом! Я всё лето проплакала, стараясь скрыть это от него, чтобы он не чувствовал

себя виноватым. Настал день отъезда. Нет, подождите. — Сьюзен замолкает и уже не

читает с листа. — Вы еще должны знать, что у нас в доме есть гостевая ванная, которой

мы никогда не пользуемся. Никто никогда ей не пользуется. Мы шутили, что там не

ступала нога человека. Гости всегда пользовались ванной на первом этаже, а

великолепная ванная наверху, на переделке которой я настояла и которую отвела гостям,

простаивала. Мне даже ни разу не пришлось ее мыть. В общем, когда мы внесли

последние вещи Бена в его новую квартиру, я разразилась слезами прямо на глазах у

соседа Бена и его родителей. Он, должно быть, сгорал со стыда, но ничем этого не

показал. Бен проводил меня к машине, обнял нас со Стивеном и сказал: «Не волнуйся,

мам. Я приеду к вам в следующем месяце на выходные. Ладно?». Я кивнула, зная, что

если не уеду сейчас же, то не сделаю этого никогда. Поэтому я села в машину. Бен

поцеловал меня на прощание, и когда я уже завела мотор, добавил: «Когда тебе станет

грустно, зайди в гостевую ванную». Я спросила его, зачем, но он лишь улыбнулся и

повторил, чтобы я туда заглянула. Приехав домой, я побежала в ванную. — Сьюзен

смеется. — Ни минуты не могла обождать. Включив свет, я увидела написанную мылом

на зеркале надпись: «Я тебя люблю». С подпиской внизу: «Можешь никогда это не

стирать, всё равно никто не увидит». Я и не стерла. Эта надпись до сих пор там. Думаю,