Вскоре нам подали бокалы, наполовину наполненные темно-красным вином.

Улыбаясь друг другу, мы поводили ими у себя под носом, ничегошеньки не смысля в

дегустации.

— Ах, — вздохнул Бен, — я чувствую легкий аромат ежевики и… — Он сделал

маленький глоток напитка в неспешной, сдержанной манере дегустатора, — здесь

присутствует древесная нотка?

— Ммм. — Подыгрываю я, с деланно задумчивым видом перекатывая на языке

глоток вина. — Очень древесная. И очень насыщенная.

Мы разразились смехом.

— Точно! — воскликнул Бен. — Забыл про насыщенность. Ценители вин любят это

словечко. — Он отпил из своего бокала. — Если честно, для меня всё вино — одинаковое.

— Для меня тоже, — согласилась я, потягивая свое. Однако должна признаться, что

хоть и не могу рассуждать о дубильных веществах, различных нотках или о чем там еще

рассуждают люди, разбирающиеся в винах, Пино-Нуар показался мне восхитительным на

вкус. Во всяком случае, после нескольких глотков.

Нам как раз подали наш заказ, когда зазвонил мобильный Бена. Бен переключил его

на голосовую почту. Я принялась за салат, а Бен — за макароны, когда телефон зазвонил

снова. И снова Бен проигнорировал звонок.

Не выдержав, я поинтересовалась:

— Кто это?

— Девушка, с которой я встречался некоторое время назад. — Судя по его тону,

ему не хотелось отвечать на этот вопрос. — Она звонит иногда, когда напьется.

— Еще же рано.

— Она… как бы это правильней сказать… Тусовщица. Вежливо так назвать

девушку?

— Наверное, это зависит от того, что ты под этим словом подразумеваешь.

— Она — алкоголичка. Поэтому я перестал с ней встречаться.

Бен сказал это так буднично и спокойно, что я несколько опешила. Всё это

показалось бы мне глупостью, если бы не было так серьезно.

— Она звонит мне время от времени. Скорее всего, напилась и хочет секса.

— Ах вот как, — отозвалась я. В глубине души зашевелилась ревность. Я

чувствовала, как она потихоньку начала подниматься на поверхность.

— Я сказал ей, что уже не один. Поверь мне. Меня самого это нехило нервирует.

— Ясно. — Ревность уже обжигала мне кожу.

— Ты расстроилась?

— Нет, — беззаботно ответила я, словно и правда ни капли не расстроилась. Зачем

я так ответила? Почему не сказала правду?

— Расстроилась.

— Нет.

— Ты злишься.

— Я не злюсь.

— Злишься. Ты покраснела и говоришь со мной сквозь зубы. А значит, злишься.

— Да откуда ты знаешь?

— Оттуда, что я внимательный.

57

— Ладно, — наконец сдаюсь я. — Просто… мне это не по душе. Ты встречался с

девушкой — с которой, будем говорить без обиняков, спал — и мне не нравится, что она

звонит тебе, чтобы снова с тобой переспать.

— Я понимаю. И согласен с тобой. Я просил ее перестать мне названивать. — В его

голосе нет раздражения, но он будто защищается.

— Знаю. Я тебе верю, просто… Слушай, мы договорились с тобой о том, что эти

пять недель будем единственными друг у друга, но если ты не хочешь…

— Что? — Бен давно забыл о своих макаронах.

— Ничего. Не важно.

— Не важно?

— Когда ты видел ее в последний раз? — Зачем я задала этот вопрос? Чего хотела

им добиться? Я не знаю. Не нужно задавать вопросов, на которые не хочешь услышать

ответы. Никогда этому не научусь.

— А это имеет значение?

— Я просто спросила.

— Незадолго до того, как встретил тебя, — ответил Бен, пряча глаза и потягивая из

бокала вино.

— Насколько «незадолго»?

Бен смущенно улыбнулся.

— За день до того, как мы познакомились.

Мне захотелось перегнуться через стол и свернуть ему шею. Без всякой разумной

на то причины. Но в тот момент мыслить здраво я не могла. В лицо бросилась кровь.

Легкие полыхнули огнем. Мне хотелось кричать на Бена, обвинять его в том, что он

поступил нехорошо, хотя он не сделал ничего плохого. Совершенно ничего. И ревновать

его было бессмысленно. Просто я желала верить в то, что Бен — мой. Что никто не

вызывал у него улыбку, кроме меня, что ни одна женщина не вызывала в нем страстного

желания к ней прикоснуться. Внезапно звонившая девушка обрела в моем сознании

облик. С длинными черными волосами. В красном платье. Под ним — черные шелковые

трусики и лифчик. Очевидно, комплект. Фантазия подсказывает, что у нее плоский живот.

Что она любит быть сверху. И вместо того, чтобы признать, что я ревную, вместо того,

чтобы сказать правду, я судорожно ищу причины для обвинения Бена.

— Мне сложно поверить в то, что ты на самом деле отталкиваешь ее. Женщина не

будет названивать снова и снова, зная, что ее отвергнут.

— Я что, виноват в том, что она напилась?

— Нет.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь ни одной девушки, которая настолько уверена

в своей привлекательности, что просто не слышит «нет»?

— То есть, теперь ты говоришь, что эта девушка красотка? — с вызовом

спрашиваю я.

— Да это-то тут при чем?

— Значит, так и есть.

— С чего ты вдруг стала комплексовать?

Какого. Хрена.

В этом не было необходимости. Я могла бы остаться за столиком. Могла бы доесть,

попросить Бена отвезти меня к нему домой и остаться у него на ночь. Я могла бы много

чего сделать. Вариантов было достаточно. Но в ту секунду мне казалось, что у меня

только один выход — надеть куртку, тихо обозвать его козлом и уйти.

Лишь оказавшись под дождем без парковочного талона, я начала осознавать, что

могла поступить по-другому. Я видела Бена через окно ресторана. Как он оглядывается в

поисках официанта. Как подзывает одного из них и протягивает ему деньги. Как надевает

куртку. Я стояла под холодным дождем, дрожа и думая, что скажу Бену, когда он выйдет

58

ко мне. Я чувствовала себя идиоткой. И понимала, что мой идиотизм затмил недалекость

Бена.

Я видела через окно, как направляясь к входной двери, Бен достал мобильный.

Экран его телефона опять загорелся. В третий раз за десять минут Бен перенаправил

звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность — мерзкая штука. И,

испытывая ее, я ощущала себя мерзкой.

Бен распахнул дверь, и на меня дохнуло теплом. Дверь захлопнулась, и мне вновь

стало холодно.

— Элси…

По тону Бена было непонятно, будет ли он сокрушаться, защищаться или

сердиться, поэтому я его оборвала:

— Слушай, — я поплотнее запахнула куртку и повысила голос, чтобы меня было

слышно за шумом мчащих по лужам машин, — я сейчас не очень хорошо собой владею,

но офонареть можно от того, что ты мне сказал!

— Ты не можешь просто взять и уйти из этого гребаного ресторана прямо посреди

ужина! — закричал он в ответ.

Никогда не слышала, чтобы он так кричал.

— Я могу делать всё, что…

— Не можешь! Ты не можешь наказывать меня за то, что случилось до того, как я

встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…

— Не произноси при мне ее имени!

— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то

не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли

дождя.

— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…

— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе,

или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.

— Видишь?

— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.

— Да ладно тебе. Ты и не переживал.

— Переживал, Элси. Очень.

— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?

— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.

Я так замерзла. Дождь так шумел.

— Я подумал, что, может быть, между нами всё…

— Кончено?

— Я не знаю!

— Ничего не кончено. То, что я расстроилась, не значит, что я не хочу…

Мне вдруг захотелось обнять его и убедить в том, что я никуда не уйду. Меня так

тронула его беззащитная открытость, что я еле сдержалась. Я вытянула руку и

улыбнулась.

— И потом, мы не можем расстаться еще несколько недель.

Бен не улыбнулся.

— Это не смешно, — ответил он. Его плечи опустились, по ним хлестал дождь. —

Я не хочу тебя потерять.

Посмотрев ему прямо в глаза, я сказала ему то, что к моему удивлению, он еще не

знал:

— Бен Росс, я не оставлю тебя.

Прежде чем я успела договорить, Бен закрыл мой рот поцелуем. Мокрым от дождя

и небезупречным: мы стукнулись зубами, и засаднила губа. Но в это мгновение я поняла,

что Бен меня любит. Я почувствовала это. Почувствовала, что он любит меня по-

настоящему, необузданно и неудержимо, когда в душе не только радуги и бабочки, но и

59

страх. Я ощущала этот страх в его поцелуе и ощущала в нем отчаянное облегчение. Это

кружило голову. Теперь я уже не чувствовала себя одинокой. То, что мы испытывали друг

к другу, не только меня, но и его заставляло совершать всякие глупости.

Бен отстранился через долгие мгновения, но всё же слишком скоро. Я чуть не

позабывала, что мы находимся на улице, под дождем.