– Я тоже поеду!

– Нет, ты не поедешь, негодница! И сейчас же успокойся, иначе получишь шлепка!

Сьюзен сразу же перестала плакать и посмотрела на мать с такой обидой и недоумением (ведь обычно мама относилась к ней с пылкой любовью и, когда уезжала куда-нибудь на несколько дней, всегда привозила ей подарки), что Эмбер мгновенно почувствовала раскаяние. Она опустилась на колени, нежно поцеловала дочку, погладила по голове и обещала, что вечером возьмет ее к себе и они вместе помолятся на ночь. Глаза Сьюзен были мокрыми от слез, но она улыбнулась, и Эмбер помахала ей на прощанье.

Когда же Эмбер сидела в вестибюле и ожидала появления Коринны, она пожалела, что приехала сюда. Ведь если Брюс вернется и застанет ее здесь, он разъярится, и Эмбер лишится тогда единственного шанса на примирение, который, возможно, еще оставался у нее после ссоры. Эмбер было не по себе, она испытывала внутреннюю дрожь и озноб при одной мысли, что сейчас ей предстоит встретиться с этой женщиной. Отворилась дверь, и вошла Коринна, слегка удивившись при виде Эмбер. Но она вежливо сделала реверанс, сказала, что благодарна за посещение, и пригласила Эмбер в гостиную.

Эмбер встала, все еще сомневаясь: может быть, извиниться и под благовидным предлогом уйти. Но когда Коринна отступила в сторону, пропуская Эмбер вперед, та все-таки вошла в гостиную. На леди Карлтон был надет шелковый халат в цветочек, мягких теплых тонов – розового и голубого. Ее тяжелые черные волосы свободно ниспадали на плечи и спускались по спине. В волосах были при колоты две-три туберозы, а на груди – небольшой букетик ее любимых цветов.

«О! Как я ненавижу тебя! – думала Эмбер. В ней вскипала неудержимая ярость. – Ненавижу, презираю тебя! Чтоб ты умерла!»

Было очевидно, что, несмотря на любезное поведение и мягкие манеры, Коринна не испытывала к Эмбер добрых чувств. Она солгала, когда сказала Брюсу, будто не верит, что он продолжает видеться с Эмбер, и теперь сам вид этой женщины с янтарными глазами и медными волосами наполнял ее глубокой неприязнью. Она пришла к заключению, что, пока они обе живут на свете, ни та, ни другая не будет знать покоя. Их взгляды скрестились, и секунду они пожирали друг друга глазами: смертельные враги, две женщины, влюбленные в одного мужчину.

Эмбер, чувствуя, что надо что-то сказать, произнесла самым небрежным тоном:

– Элмсбери говорил, мне, что вы скоро отплываете.

– Да, как только представится возможность, мадам.

– Полагаю, вы с радостью покинете Лондон? Она пришла не для того, чтобы расточать пустые дамские комплименты, неискренние улыбки и легкие колкости. Ее янтарные глаза, сверкающие недобрым блеском, были жесткими и безжалостными, как у кошки, подстерегающей добычу.

Коринна не отвела глаз, она не была смущена или испугана,

– Да, с радостью, мадам. Хотя не по той причине, которую вы подразумеваете.

– Не понимаю, о чем вы говорите!

– Простите. Я думала, что вы поймете.

При этих словах Эмбер выпустила когти. «Ах ты, сучка, – подумала она. – Ты мне заплатишь за это! Я знаю, за какое место тебя ухватить».

– Должна сказать, мадам, что вы держитесь прекрасно – для женщины, которой изменяет муж.

Глаза Коринны широко раскрылись – она не верила своим ушам. Секунду она помолчала, потом произнесла очень тихо:

– Зачем вы пришли сюда, мадам?

Эмбер наклонилась вперед, крепко сжала в руках перчатки, ее глаза сузились, и голос стал низким и напряженным.

– Я пришла сказать вам кое-что. Я пришла сказать вам: что бы вы там ни думали – он еще любит меня. И всегда будет любить меня!

Ответ Коринны, произнесенный холодным тоном, поразил Эмбер:

– Вы можете так. думать, если вам угодно, мадам. Эмбер вскочила с места.

– Могу так думать, если мне угодно! – фыркнула она. Она быстро подбежала к Коринне, – Не будьте дурой! Вы не хотите мне верить потому, что боитесь этого! Он никогда и не переставал встречаться со мной! – Ее возбуждение опасно нарастало, – Мы встречались тайно, два-три раза в неделю, на постоялом дворе Мэгпай-Ярд! Все дневное время, когда вы считали, что он на охоте или в театре, он проводил со мной. А все вечера, когда вы думали, что он в Уайтхолле или в таверне, мы были с ним вдвоем!

Эмбер увидела, как побледнела Коринна, как задергалась жилка у ее левого глаза. «Вот так тебе и надо! – злорадно подумала Эмбер. – Держу пари, я попала в точку!» Именно ради этого она и пришла: поддеть ее на крючок, уколоть в самое чувствительное место, унизить ее, бахвалясь неверностью Брюса. Эмбер хотела видеть, как она будет сжиматься и сморщиваться на ее глазах, как превратится в несчастную побитую собаку.

– Ну, что вы теперь скажете о его верности? Коринна глядела на Эмбер с выражением отвращения и ужаса на лице.

– Я думаю, что в вас не осталось ни капли чести!

Губы Эмбер искривились в омерзительной усмешке. Она не представляла себе, как отвратительно она, выглядела, да если бы и представляла, ей было наплевать.

– Чести! А что это за чертовщина такая, честь? Жуть, только малых детей пугать! Что это такое в наши дни? Да вы даже не догадываетесь, какой дурой выглядели все эти месяцы, мы прыскали в кулак со смеху, когда вас видели. О, не обманывайте себя, он тоже смеялся вместе с нами!

Коринна встала.

– Мадам, – произнесла она холодно. – Мне никогда не приходилось знать женщины худшего воспитания, чем вы. Я верю теперь, что вы пришли с улицы, – именно так вы и ведете себя, и говорите. Меня даже поражает, что вы смогли произвести на свет такого мальчика, как Брюс.

А Эмбер ахнула, она была потрясена. Лорд Карлтон никогда не говорил, что его жена знала, кто была мать мальчика. Значит, она знала и никому не сказала ни слова, не отказалась от мальчика и, кажется, любила его так же нежно, как и своего собственного ребенка.

Господь всемогущий! Да ведь эта женщина даже большая дура, чем можно было предположить!

– Так вы знали, что мальчик мой! Ну а теперь вы и меня знаете. Ну и что вы думаете: ведь наступит день, и мой сын станет лордом Карлтоном, и все, что ваш муж имеет, будет принадлежать моему ребенку, не вашему! Как вам это нравится, а? А, вы такая добродетельная и благородная, что вас это вовсе не волнует, да?

– Вы прекрасно знаете, что это невозможно, если не будет доказана законнорожденность мальчика.

Эмбер и Коринна стояли вплотную друг к другу, обе тяжело дышали, впившись друг в друга глазами. Эмбер ощутила непреодолимое желание схватить Коринну за волосы, расцарапать ей лицо, изничтожить ее красоту и саму ее жизнь. Но что-то – она сама не знала что – удерживало ее.

– Прошу вас оставить мой дом, мадам, – сказала Коринна, ее губы дрожали от гнева.

И вдруг Эмбер рассмеялась высоким, истеричным, злым смехом.

– Нет, вы только послушайте ее! – закричала она. – Ладно, я оставлю твой дом! Но не так скоро! – Она быстрым движением, взяла муфту и веер, потом еще раз обернулась к Коринне, тяжело дыша. Мысли путались, она начала говорить почти бессознательно, говорить то, что давно мечтала ей сказать:

– Скоро ты будешь рожать, да? Вот тогда и подумывай обо мне иногда… Или ты воображаешь, что он будет ждать тебя у постели, как терпеливый пес, пока ты…

Она увидела, как Коринна медленно закрыла глаза, как закатились белки. В этот момент раздался грубый мужской голос, который крикнул на весь дом:

– Эмбер!

Она обернулась и увидела, что к ней стремительно идет Брюс. В гневе он выглядел страшным и огромным. Эмбер рванулась вперед, будто собралась бежать, но он схватил ее за плечо, развернул, в тот же миг другой рукой ударил по лицу. На мгновение Эмбер ослепла, потом увидела лицо Брюса, страшное, искаженное. Оно мелькнуло, как размытое пятно. Эмбер понимала, что в гневе своем он может убить ее.

Ее реакция была мгновенна: частично от страха и инстинкта самосохраниения, частично потому, что она давно потеряла всякий контроль над своими действиями, – как дикое Животное, она начала пинать Брюса ногами, царапать и бить его кулаками. Она визжала от ярости, выкрикивая самые грязные ругательства, которые когда-либо слышала, снова и снова кричала, что ненавидит его. В какой-то момент жажда мести достигла такого накала, что Эмбер убила бы его, если бы смогла. Вся боль, которую она вынесла из-за него, вся ревность и ненависть к Коринне охватили ее, превратив в нечто опасное, страшное и демоническое.

После вспышки ярости Брюс взял себя в руки. Теперь он только пытался вразумить ее, но ее сила и ярость сводили на нет все его усилия.

– Эмбер! – заорал Брюс, пытаясь пробиться сквозь её глухоту и слепоту. – Эмбер, ради всего святого, успокойся!

Одна щека Брюса была разодрана и кровоточила, длинные царапины от ногтей избороздили лицо. Его парик и шляпа слетели на пол, платье Эмбер было разорвано на груди, волосы растрепались. Коринна стояла и молча наблюдала за ними, онемев от отвращения, ужаса и унижения.

Внезапно Брюс схватил Эмбер за волосы и так резко дернул, что хрустнули позвонки. Она издала душераздирающий крик, и в следующее мгновение ее кулак глухо ударил его по лицу. Удар был так силен, что у нее заныли костяшки пальцев. Голова Брюса откинулась назад. Его глаза сделались зелеными, он схватил ее шею обеими руками – его сильные и длинные пальцы начали сжиматься. Лицо Эмбер потемнело. Она стала лихорадочно дергаться, стараясь разжать его руки. Язык вывалился наружу, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Она попыталась кричать. Коринна бросилась к ним.

– Брюс! – закричала она. – Брюс! Ты убьешь ее! Казалось, он ничего не слышал. Коринна схватила его за руки, начала колотить его по спине, и тогда он отпустил Эмбер. Та свалилась как мешок. С выражением крайней брезгливости на лице, брезгливости как к себе, так и к Эмбер, он отвернулся, поднял руки. Пальцы все еще были согнуты, и он глядел на них, как на чужие.